— Местная работа? — я обратил внимание на не совсем канонический стиль.

— Да, наш городской скульптор изобразил рыбачащую этеокритянку. Нравится?

— Такая вещь не посрамила бы и Коринф. Копию мастеру можно заказать?

— Смотри, Эолай, испанцы наделают по её образцу многие десятки ещё лучших! — предупредила его гетера, — А ты не очень-то любишь, когда что-то уникальное, которое есть у тебя, появляется и у других!

— Ну, не многие десятки, несравненная, — возразил я, — Тут даже с одними только ячейками сети чеканки и тонкого патинирования как бы не больше, чем с самой рыбачкой.

— Но лучше у вас сделают? — спросил фаласарнец.

— Вашего мастера нелегко превзойти, достойнейший, и даже у нас пара-тройка человек только и найдётся таких, которым это под силу. И то, если будут иметь образец вашего критского сюжета, который им не выдумать самим.

— Я и в самом деле не люблю, когда имеющееся у меня чудо есть и у других, но для вас я сделаю исключение. Копию наш мастер сделает для меня, а ты, Максим, забирай эту, а мне взамен пришлёшь ту, которую сделают ваши по её образцу. У вас будет то, что есть у меня, но и у меня будет то, что есть у вас, так что мы с вами будем в этом квиты, — и мы с ним рассмеялись.

— Но я надеюсь, ты понял, Гней Марций, что я хотела сказать? — напомнила мне родоска, — Какой смысл копировать старинных критских кукол, пусть когда-то они и были непревзойдённым чудом искусства, если оно давно уже превзойдено мастерами Эллады?

— Для нас — никакого, несравненная. Я говорю о Фаласарне. Ты говорил, городу не хватает денег? — я обернулся к Эолаю, — У вас, достойнейший, есть в городе отличный скульптор, и у него перед глазами множество ваших критских сюжетов, которые он может воплотить в бронзе так, как никто другой. Один только он может принести вам не так уж и мало, если ты преодолеешь свою ревность к его творениям. Ты сказал, ваши этеокритяне дорожат наследием предков? Но тогда разве не должны они помнить и чтить старинные традиции? Как насчёт тавромахии?

— Проводят они и её. Да только это ведь у них именно священная традиция, а не показушный балаган, как в Кноссе. Не пускают на неё чужаков. Даже меня как дорийца не пустят. Но я понял тебя — попробую договориться, чтобы в порядке исключения пустили скульптора и художника. Оба этеокритяне наполовину, и насчёт них договориться легче. А таких сюжетов — да, ты прав, не найти больше нигде ни в Элладе, ни во всей остальной Ойкумене. Вот только вы ведь опять потом перехватите образцы и сделаете ещё лучше?

— Обязательно, — подтвердил я, — Но сразу не раскачаемся, мастера загружены и без того, так что свои сливки вы с этого направления снять успеете.

— А что ты начал говорить насчёт новоделов старинных вещей?

— Ну, раз настоящие предметы старины дороги вашим этеокритянам как память о былой славе предков, то должны же они знать их хорошо? А новодел не священен, и что мешает сделать его по образцу старинной вещи и продать как самое обычное ремесленное изделие? Вот взять хотя бы эти старинные статуэтки богинь. Несравненная права, уровень хороших и дорогих для детской игрушки, но всё-таки детских кукол. Ну так это же для вас и хорошо — не нужно отвлекать вашего великого скульптора на работу, которая посильна и обыкновенным кукольникам. Таких ты и десяток найдёшь без особого труда. Сделают первые образцы, по ним — шаблоны, а уже по ним будут делать десятки и сотни штук. А освоят в глине — справятся и с воском, а бронзовое исполнение — это и цена уже другая.

— Это я понял. Но кто купит эти десятки и сотни штук? Кому они нужны?

— Да хотя бы нам. Мы учим наших детей истории не только нашей страны, но и всех стран и народов. В том числе и доэллинского Крита. А такие новоделы понагляднее, чем словесные описания и даже рисунки. Вот представь себе, что я раздобыл подлинник — одну из таких богинь, как эти две твоих. Но она потёрта и поломана, некоторых частей не хватает, и на что тут смотреть детворе? Что она по ней поймёт? А новодел показывает, как эта вещь выглядела, когда была новой, и это же совсем другое дело. Или, допустим, пусть это будет старинный бронзовый меч коренных критян. Подлинник же в таком состоянии, что на него без слёз не взглянешь, а новодел — новый, по нему всё видно и понятно. А ещё важно то, что школ у нас много, а подлинник — один, и не будем же мы его возить по всем школам по очереди. А новоделов твои ремесленники наделают десятки и сотни, и хватит на все наши школы. А если купит ещё и кто-нибудь из Пелопоннеса, а там они понравятся и войдут в моду — думаю, это вас тем более не огорчит, — и мы с ним рассмеялись.

— Заманчиво, конечно, — заценил он перспективу, — Но будете ли вы покупать их помногу, когда сами можете сделать ещё лучше?

— Ну, во-первых, нам недосуг отвлекать наших мастеров на такую ерунду, когда её можно купить. А во-вторых, это же не игрушка, а учебное пособие, ценное тем, что оно исторически достоверно. Тут не надо лучше, тут надо как можно достовернее. А критское исполнение новодела — как раз гарантия его достоверности. Отступлений от этого вашего старинного канона не допустят ваши этеокритяне, для которых он священен.

— Это точно! — подтвердила Мелисса Родосская, — Если бы твою рыбачку отлили в Коринфе, мастеру влетело бы за неё от ревнителей священного эллинского канона.

— Так и у нас ему тоже влетело бы от нашего дурачья, если бы я его не защищал, — хмыкнул Эолай, — Понял, убедили. Образцы только где брать?

— Так не насовсем же, а на время, — пояснил я ему, — Неужто не дадут?

— Да понял я это, понял. С возвратом-то, конечно, дадут. Просто очень мало их у нас и не в самом лучшем они состоянии. По некоторым и не поймёшь, какими они были.

— У нас рядом с нашим Фестом развалины целого старого города, в котором уже много чего нашли и всё ещё продолжают находить, — напомнил Диодор, — Если ты возврат гарантируешь, с образцами я тебе помогу.

— Чем и на чём мне в этом поклясться?

— Не нужно клятв. Я и так хорошо знаю тебя, а в Фесте хорошо знают меня. Там достаточно моего слова, а мне достаточно твоего. Но с одним условием. Если эта торговля новоделами у вас пойдёт хорошо, то на те работы, которых не осилят твои мастеровые, ты подрядишь наших, а не кносских.

— Тогда — по рукам! — радость фаласарнца была неподдельной.

Как раз закончив к этому моменту этот греческий то ли полдник, то ли ранний обед, мы обсудили с ним и с Диодором и политическую ситуёвину. Они ведь чего сейчас у берегов Пелопоннеса шалить нацеливаются? Больше пока особо и негде. Не с руки сейчас сердить больших игроков Лужи, имеющих сильный флот. Даже если сейчас им пока и не до критских морских хулиганов, это ведь только пока. Так или иначе когда-то, да утихнут военные действия на море, флоты высвободятся, и разумно ли давать им веские причины заняться после этого вплотную Критом? А на Пелопоннесе, пока крупные игроки заняты Македонией, Спарта опять норовит отколоться от Ахейского союза, и хотя до войны там дело не дошло, потому как и не хочется ведь никому окромя македонских подстрекателей настоящей войны, бардак там сейчас достаточный, чтобы и критяне в нём похулиганить под шумок могли. Собственно, поэтому и безопаснее сейчас воды самого Крита, чем воды Пелопоннеса. Ворона не гадит в своём гнезде. Ну, если той мелкой шантрапы не считать, отмороженной на голову, но такой шелупони, от которой серьёзный купец отобьётся сам в большинстве случаев.

На перспективу же пиратские основняки гадали, не рассобачатся ли нынешние антимакедонские союзники между собой. У Родоса-то есть причины для недовольства, но не настолько же, чтобы выступить против Рима и Пергама разом. Против одного Пергама на море сдюжил бы, против одного Рима свёл бы, пожалуй, вничью, а вместе с Пергамом уделали бы Рим, да только нереально это, потому как оба ведь метят в местные морские гегемоны и скорее меж собой рассобачатся, чем с Римом.