— С этим не поспоришь, — кивнула александрийка, — Какова была сама, таких же и учениц набирает и учит. Ваши испанки — это же просто ужас какой-то! Слабые актрисы, музыкантши и танцовщицы, но компенсируют это старанием и внешними данными. И где вы только таких набираете? Слабоват язык, хотя и очень неплох для варварок, и его нужно подтягивать. Но в философии и науках и вообще там, где нужны ум и понимание — нашим рядом с ними ловить нечего, в магии — тем более. Хвала Афродите, что они не эллинки и не получают золотую звезду на пояс наравне с нашими, а возвращаются к вам в Испанию. Я даже представить себе боюсь, что было бы, будь они тоже эллинками и выпускайся, как и наши, с правом занятия нашим ремеслом в городах Эллады. Так это Аглея ещё жалуется в письмах, что не самые лучшие. А почему, кстати?

— Они лучшие из тех, которые оканчивают её школу, но не самые лучшие из тех, кого она набирает в неё для обучения. У неё там учатся не один год, как у вас, а пять лет, и набирает она ещё шмакодявок. Часть наук те же, что и у вас, но другая часть та же, что и в нашей школе для наших детей, и девчонки посещают совместные занятия с нашими. И в ходе учёбы многие передумывают становиться гетерами, а просят Аглею перевести их в нашу школу к нашим детям. И это — лучшие из лучших, так что жалобы Аглеи в немалой степени справедливы. А тебя здесь приводят в ужас лучшие из тех, которые остались в её школе и окончили её.

— Лучшие из худших, значит? Каковы же тогда ещё лучшие?

— Думаю, тебе будет спаться спокойнее, несравненная, если ты так и не узнаешь об этом, — и мы с ней снова рассмеялись, — Зачем же ты будешь зря расстраиваться? Скажу тебе только, что эти девчонки оканчивают нашу школу вместе с нашими детьми и вместе с ними продолжают образование после школы. И это очень хорошая добавка к девчонкам, которые учились с нашими с самого начала. Да, сперва отстают, и им приходится нелегко, но к концу школы нагоняют, а дальше учатся вровень. Это ведь лучшие из лучших среди набранных Аглеей, а она к себе бестолочь не набирает. Получается не очень справедливо по отношению к её школе, на что она и жалуется тебе в письмах, но оставить девчонок у неё было бы ещё несправедливее к ним самим и к нашему народу. Гетер нам и оставшихся хватит за глаза, а лучшие должны остепеняться, выходить замуж и рожать детей.

— И их таких охотно берут в законные жёны?

— А почему нет? Я ведь сказал, что обучение в нашей школе гетер продолжается пять лет. И построено оно так, что только в последний год становится уже несовместимым с репутацией добропорядочной невесты. А четыре года — вполне достаточный срок, чтобы девчонка определилась, хочет ли она становиться гетерой или предпочитает остепениться. А контингент отборный, и пока к её репутации претензий нет, её примут с удовольствием. Мой младший сын женат на одной из таких. Не единственный и не первый из выбравших.

— Ваши испанки действительно поражают качеством своего образования. В чём слабы, в этом надо их, конечно, подтягивать, но таковы же точно и наши эллинки с таким же складом характера. Только у нас таких очень мало, я сама далеко не такова, а у вас они такие все. И где вы только таких находите?

— У нас таких тоже мало, поэтому ищем и отбираем повсюду, где попадутся. Не брезгуем ни чужеземками, ни рабынями, если они таковы, как нам нужно.

— И из наших выпускниц так и норовите к себе таких сманить. Я давно поняла, что у вас именно эти отличия и ценятся. Но тогда зачем вам нужно дообучать ваших гетер у нас, если они и без того прекрасно обучены всему, что ценится у вас?

— Да собственно, это только для подтверждения их знаний и умений коринфской Школой. Вернувшиеся в Оссонобу с квалификацией гетеры, подтверждённой в Коринфе, становятся у нас наставницами для следующих потоков учениц. Ваших-то таких слишком мало, да ещё и затравливают половину за время учёбы.

— Теперь не очень-то и затравишь — ваши сразу берут такую под свою защиту и сманивают потом с собой в Испанию.

— Ну, я же сказал, несравненная, что мы ищем и отбираем таких отовсюду. У вас всё равно бы затравили, и какой вам тогда от них толк? А нам — пригодятся. Раз уж шлём к вам наших за подтверждением квалификации, так почему бы заодно и подходящими для нас вашими не разжиться? И вам больше нет нужды валить их на выпускных испытаниях, всё равно уедут и конкурентками вашим любимицам не будут. Говорят, последние четыре года ваши выпускницы уже не получают заданий соблазнить кинеда?

— Следующим летом одна из новеньких рискует получить такое задание, если не вылетит раньше или не возьмётся за ум. Но она уж точно не из тех, кто поладит с вашими. Как ваши таких называют? Обезьянами?

— Ясно. Ну, таким — туда и дорога, конечно.

— А таких, как ваши — ты прав, нет нужды. Ты ведь понимаешь и сам, надеюсь, что валить самых талантливых учениц никому из нас никогда особого удовольствия и не доставляло. Если бы не эта жёсткая конкуренция…

— Кстати говоря, несравненная, не хочу портить тебе настроение, но приходится, уж не обессудь за это. Ты не находишь, что со временем конкуренция среди гетер Эллады может резко обостриться?

— Куда уж резче-то? — главную гетеру эллинистического мира аж передёрнуло, — Богатых поклонников давно уже не хватает на всех. Когда-то высшим уровнем мастерства в нашей профессии считалось опустошить кошель очередного любовника полностью как можно скорее, чтобы поскорее приняться доить следующего. Меня саму ещё именно так и учили, и мы хвастались друг перед дружкой количеством богатых, но разорённых нами до нищеты поклонников. А теперь мы уже учим наших аулетрид проявлять умеренность и не разорять своего поклонника, дабы не лишиться его как источника доходов. То ли богатых и щедрых мужчин становится меньше, то ли нас самих становится слишком много, но уже едут наши выпускницы и в Азию, и в Италию, и в Карфаген, и даже за Понт Эвксинский в скифские степи. Шутим, что скоро и варварами брезговать перестанем, но надолго ли это останется шуткой? И не состояние Фрины Афинской наживать девчонок теперь учишь, а беречь тех поклонников, каких ещё найдут. Ты считаешь, что может стать ещё хуже?

— Охлос, несравненная. Слишком много охлоса. Ты помнишь, надеюсь, тиранию Набиса в Спарте и то, как он мутил воду в городах Ахейского союза, подбивая в них охлос изгнать или перебить богатых согражлан и разделить между собой всё их имущество? Но разве в одном только Набисе дело или в Персее, посланцы которого проповедуют сейчас то же самое? Везде, где много охлоса, всегда найдутся и свои местные рвущиеся к власти демагоги. Бездельники и без них всегда мечтали поправить свой достаток, не работая и уж точно не отказывая себе в выпивке, за счёт кого-нибудь побогаче их самих, и если кто-то обоснует, почему все имущие сограждане враги простого народа и должны быть поэтому объявлены вне закона, представь себе только, с каким удовольствием толпа поддержит это предложение. Разве не тем же способом и Набис пришёл к власти в Спарте?

— Ты хочешь сказать, что тирания может случиться и в Коринфе?

— Да какая разница, где она появится? В любом из городов Ахейского союза, где найдётся достаточно популярный у охлоса демагог, а такого же охлоса хватает и в других городах, включая и Коринф. Заметь, несравненная, от всего Ахейского союза римлянам в помощь против Персея послано только полторы тысячи легковооружённых — пельтастов, пращников и лучников. А где конница? Где фаланга? Двадцать лет назад я сам наблюдал здесь тренировку фаланги, которую Филопемен перевооружил по македонскому образцу.

— Я надеюсь, ты не думаешь, что это из-за симпатий к Персею?

— Нет, конечно. В коннице и тяжёлой пехоте служат имущие граждане, которых в симпатиях к баламутящему охлос македонскому тирану не заподозришь. И если они все остались в своих городах, значит, велик риск мятежа охлоса в случае их ухода на войну. А о том, что бывает, когда к власти приходят демагоги, ты можешь судить и по судьбе Фив после их самоубийственного восстания против Александра.