– О чем ты говоришь, Коля, какие уши? Семнадцать лет! Тут розы нужны, корзину роз к ногам – верно, доченька?

– Ну, роз я не достал, принцесса меня извинит, а кое-что получше имеется… Принимай!

Что-то водрузили ей на живот поверх одеяла, что-то щелкнуло, и Муслим Магомаев страстно запел:

– Ой… большое спасибо!

Это был магнитофон – портативный, изящный. Дивная игрушка.

– Тут одним «спасибом» не отделаешься, – шутил папа, выключив Магомаева. – Такие капиталовложения должны давать хорошие проценты, дочка! Да-да… В виде пятерок в аттестате – это раз…

– Нет, – перебила мама. – Главное даже не это. Главное – понимать, что ближе родителей никого нет, что им для тебя ничего не жалко и что плохо они не посоветуют – у них опыт!

– Ладно, мать, не наседай… Юля, Юля! Ну чего ты нажала, куда? Понятия ведь не имеешь, что это за клавиша! На, читай инструкцию… Пока не ознакомишься – даже не прикасайся. Я, чтобы записать Муслима, часа полтора разбирался… Значит, первое: он работает и от сети, и на батарейках. Ну, батарейки мы зря жечь не будем…

– Пап, давай потом, а? Мне надо одеться.

– Ну-ну… – Он вышел с инструкцией в руках, а мама осталась сидеть в ногах у именинницы.

– Юленька, мы все-таки решили устроить, отец рыбу достал живую… Можешь своих позвать, только немного. А мы пригласим Борзуновых с дочкой.

– Да? – Юля тут же отменила подъем, улеглась снова. – Я рада за вас. И сочувствую рыбе. Только меня не будет.

– Начинается… Чем, чем они не угодили тебе?

– Не они, а вы. Ты!

– Интересно… Чем же это? – изумилась Клавдия Петровна.

– Тем, как ты их облизываешь. И главное: зря – мне Борзунов не нужен, я в его институт не иду, раздумала.

– Коля, ты слышишь? – воскликнула мама. – Это кому надо сказать спасибо – Марине Максимовне?

В смежной комнате зазвонил телефон, трубку взял отец. Зычно объявил:

– Именинницу требуют!

– Пораньше не могли? Наверное, она, Мариночка. Спешит показать, что не забыла… – прокомментировала мама.

Секунда – и Юля, уже в халатике, была у телефона.

…Саша Майданов торчал в автоматной будке без пальто, в свитере и шапке, с лыжами, которые, не умещаясь, мешали ему закрыть дверь. Первым делом он предупредил Юлю:

– Только трубку не бросай: у меня одна «двушка».

– А если брошу?

– Тогда мне придется еще доставать, – сказал он мрачно, выдыхая пар. – В общем, так. Я поздравляю, желаю тебе всего самого-самого… Говорить я не умею, ты знаешь. Может, я тогда и свалял дурака на сочинении… я не спорю…

– Так. Уже прогресс. Еще что скажешь?

Втянув озябшие пальцы в рукава, он замолчал. И она ждала.

Ее мама, накрывающая на стол, и папа, будто бы углубленный в магнитофонную инструкцию, – оба предельно внимательны к этому разговору Юли. И она демонстративно переходит на английский:

– Иф ю уонт ту си ми уис ивнинг, ю мэй кам…

– Секреты, – скорбно улыбнулась мама. – Вот и обучай их после этого…

– Что-что? Повтори! – заволновался в своей будке Майданов.

Юля взбунтовалась, а он это слышал:

– Товарищи, миленькие, ну дайте же словечко сказать! Я не только по-английски, я по-птичьи скоро начну разговаривать!..

– Как тебе это нравится, Николай?

– Ну, не нравится, а что я могу? Выросла девка… Пошли на кухню… Пошли, пошли, – проявил сознательность отец.

Оставшись одна в комнате, Юля сказала:

– Через час я буду на Гагаринской, ты знаешь и дом и подъезд… Но там тебе надо прежде всего просить прощения!

– Юль… а тебе не надоело там?

– Представь себе, нет!

– А то поехали в Блинцово, как в тот раз… тетки там нет сегодня. Печку затопим… там хорошо… Белки по снегу бегают…

– Никуда я с тобой не поеду, – отрезала Юля. – Ты вел себя с Мариночкой как последний хам, я тебя ненавидела… И не скоро еще отойду, понял? Все, привет белкам!

Снег! До этого он был только за окнами и мало замечался, а тут ослепил вдруг, козырнул щедростью, пристыдил чистотой…

Антошка, сын Марины Максимовны, сидел на санках и сердился: его «конь», вместо того чтобы работать, затеял долгий и непонятный разговор с мамой. «Конем» был Алеша Смородин.

Антон, кряхтя, слез и пошел за скамейку в кусты – добывать себе какой-нибудь кнут. Там он с удивлением увидел Юлю Баюшкину; она присела за скамейкой, шепотом сказала:

– Своих испугался? Тссс… Мы спрячемся!

И в обнимку они стали через щель в скамье наблюдать. Ага, вот пропажа обнаружена, «конь» озирается в поисках седока…

– Анто-он! – позвала мама. – Антон, ты куда это делся? Пора не пора, я иду со двора!

Юля выпрямилась и с малышом на одной руке, со своим новеньким магнитофоном в другой пошла наискось через детскую площадку.

– Граждане, – обратилась она учтиво к Марине и Смородину, – вы, случайно, не знаете, чей это ребенок? Если ничей, я беру его себе.

– Знакомое лицо, – подыграла ей Марина. – На днях точно такого продавали в овощной палатке, купите себе…

Антон хохотал, абсолютно счастливый, – он любил юмор.

– А это откуда? – спросил Алеша про магнитофон.

Юля поставила маленький аппарат на санки и включила – на сей раз это была запись с популярной детской пластинки, в которой Антошку зовут копать картошку, – Юля специально с этим шла к одноименному ребенку. Пока он радовался и подпевал, она объяснила:

– Подарок. От родителей: я сегодня родилась.

– Юлька… Алеша, это свинство, что мне никто не сказал…

– Да мы и сами прошляпили. Поздравляю!

А Марина Максимовна поцеловала ее и какие-то секретные вещи зашептала на ухо, отчего Юля порозовела:

– Спасибо… только это непросто, вы же знаете…

– Алеша, – повернулась к нему Марина, – ты очень зол на Майданова? Даже теперь, когда нашлись вторые очки?

Он пожал плечами:

– А я не из-за очков, а из-за вас. Товарищ хамил в лицо… И вы уже простили?

– А что, непедагогично? Теперь надо объявить ему войну?

– Не войну… но, как минимум, вытащить его на бюро! Не я один так думал.

– Ваше право. Только зачем? Лучше прийти с ним ко мне – все равно ж мы соберемся, раз такой день! И может, заодно поймем: почему он всеми иглами наружу, кто и в чем виноват перед ним? Юля, можешь его пригласить?

– Сегодня? Нет… Он за город уехал, в Блинцово. Там у него и тетки нет, и белки скачут, и печку, видите ли, можно разжечь… Как будто я никогда печку не видела… Или белку! – Она повела плечом очень индифферентно.

Антошка заявил, наоборот, с большим подъемом:

– Хочу белку! Где она?

– Вот у Юли спроси, – отозвалась мама. – Ты была там?

– Один раз, в октябре. А что?

Марина пересела на качели и недолго думая спросила оттуда:

– Слушайте, не рвануть ли нам за город? Не потеснить ли Майданова возле его печки?

– Это вы из-за кого предлагаете? – спросил, глядя на Юлю, Алеша.

– Да из-за себя, господи! Из-за этих белок! Из-за Антона: он зимнего леса никогда не видел… А вы видали? Где, когда? Прошлым летом по телевизору? – задиралась она, пока не раздалось единогласное:

– А что, в самом деле? Поехали…

В электричке – те же плюс Таня Косицкая и Женя Адамян. Вагон свободный, почти безраздельно принадлежит этой компании. Антошка имеет возможность облазить разные скамейки. Адамян везет свои лыжи, захвачен и рюкзачок с провизией. Разговор неупорядоченный, скачущий.

– Марина Максимовна, а давайте «Маскарад» поставим? Майданов – Арбенин, Юлька – Нина, я – баронесса Штраль… – смеется Таня.

– Издеваешься? Нину мне никогда не дадут, я и не надеюсь, носом не вышла…

– Да, носик у тебя скорей уж для Марии Антоновны из «Ревизора». Но это мы простили бы…