Колени у растерянного затряслись, ноги подкосило, но бежать всё равно захотелось. И он побежал, как старик с артрозом, спасался. А крокодил, вышедший из воды на ногах, теперь встал на четвереньки, к верху седалищем, так как передние лапы были сильно короче, и бросился вдогонку, подгоняюще громыхая хвостом и походкой изувеченного человека, воскрешённого после средневековых пыток находчивым некромантом. Несмотря на нелепость тела и наверняка неудобную походку, чудовище перемещалось быстро, норовя откусить часть нелепых штанов растерянного.

Парень парком побежал на скамейку, перепрыгнул её с разгона, в надежде, что это притормозит недокрокодила, но секунду спустя услышал хруст разлетающегося в щепки дерева. Резко свернул налево, к ржавому памятнику, где и показались двое в спортивных костюмах, мило беседовавших о чём-то прекрасном, и державшихся под ручки. Растерянный кричал им, жестикулировал, но они были слишком увлечены друг другом, игнорируя происходящее. Растерянный пробежал через них, и вскоре заметил, что громыхание костей прекратилось. Он обернулся на бегу,  остановился.       Чудовище откусило первому голову, видимо, с целью умертвить, чтоб не убежал, а второго начало есть живьём, отрывая куски от орущей плоти, и крики о помощи хорошенько отпечатались на подкорке растерянного, теперь он ощущал вину и невероятный страх, но, пока у него была фора, бежать продолжил.

Внушение хорошо удалось Вику, в его арсенале появилась новая способность. Уцелевший отправился в ближайшее отделение полиции прямо в нелепых штанах, где и начал требовать у бедного дежурного сержанта принять его чистосердечное признание. Тот, в свою очередь, проработал в правоохранительных органах без году неделю и, кроме украденных с пляжа любимых тапок и недовольной бабы Глаши, подверженной домогательству, как оказалось, сексуально бессильным соседом, не видел.

Уцелевший выплёскивал эмоции, поревышал тон, переходил на личности, требовал арестовать его за непредумышленное убийство и немедленных действий – пока крокодил не съел ещё кого. Ошарашенный сержант часто и быстро задёргал левым нижним веком, обомлел, и телефонная трубка, наспех снятая с аппарата, выпрыгивала из рук будто намыленная.

Явился недовольный капитан, красный, по-видимому, вытащенный из бани, и, разумеется, при запахе свежего хмеля. Капитан допросил уцелевшего в кабинете, столь же неприятном, как и его хозяин, вышел, подозвал дежурного и облил его с ног до головы горячим неистовым матом. Мат был хорош! Ооо, как он ласкал ухо неестественной новизной формулировок, предавая старым словам изысканную шершавость и тонкое послевкусие, напоминающее зудение в заднем проходе или под лопаткой, в общем там, где почесаться невозможно, и по телу пробегают мурашки от возбуждения. Сладострастные буквы изящно вылетали изо рта находчивого капитана, вызывая у дежурного восхищение перед старой школой. К часто моргающему левому глазу, и потряхивающимся рукам теперь добавился широко раскрытый рот. Дурундуков стоял в оцепенении и блеял что-то невнятное; незавершенные слова и предлоги смешивались у него во рту, вылетая несуразицей, так что подошедшие санитары вначале его приняли за обезумевшего, и чуть было не скрутили, но бывалый капитан смилостивился, разъяснил ситуацию, и в компанию душевнобольных отправился уцелевший в нелепых штанах.

Человек вышел из подъезда, зацепился авоськой за ручку, хлопнул железной дверью и пробормотал в неё какое-то несерьёзное проклятье. По человеку было видно, что он из честных рабочих – заношенные кожаные ботинки, джинсы в мелкую дырочку, no name, по-видимому, с экономмаркета, и футболка от организации с буквами на спине. В общем, из порядочных. На беспокойном овале лица, сквозь небрежную щетину морщинами пробивалась доброта.

Но человек был чем-то расстроен, и это явно не из-за усталости, к ней он привык; и нищенская заработная плата, что не позволяла свести концы с концами, тоже не причём, с этим трудяга давно смерился; и даже не жизнью серой и скучной, потонувшей во вселенской несправедливости, к этому человек тоже давно привык. И всё же человек был расстроен.

Людей на пути было не слишком много, но они врезались в человека, по-видимому, привыкли к тому, что дорогу уступают им. Прохожий с авоськой сегодня был невнимателен и неуступчив, он смотрел прямо под ноги, что-то бормотал под нос и изредка ворчал на врезающиеся в него телефоны. Иногда люди оборачивались и ворчали в отместку, это было безобидно и взаимно.

– Где же я этой карге петуха найду? – полушёпотом бормотал человек себе под нос. – И почему курица не подойдёт? Отличный бульон из курицы получается. Ох уж эта…

Бормочущий на самом деле не был ханжой и, несмотря на суровую судьбу, умел радоваться жизни, просто на мясоперерабатывающем предприятии, в холодильном отсеке, нельзя было надевать верхнюю одежду, максимум свитер под белый халат, и оттого жена человека снова заболела, и на сей раз сильно. Теперь больной супруге требовались уход и внимание, которых человек, при всём своём желании не мог ей дать – не могли они себе позволить не работать оба.

На помощь пришла тёща, пожилая, но боевая, видавшая виды женщина. В первые десять минут своего появления она обнаружила отсутствие в холодильнике петуха, который, по её мнению, был совершенно необходим для приготовления правильного бульона, чем и сменила овал лица и без того расстроенного человека на лёгкую озлобленность, добавив излишнюю ворчливость и недовольство. Но, несмотря ни на что, человек с авоськой послушно шёл сквозь безразличные туловища прохожих в поисках правильного ингредиента на старый рынок, единственное место, где такое можно было найти.

Город был скромных размеров, но рынков было два. Один считался новым, в нём находились павильоны, в основном, с одеждой, и можно было встретить патрульного; другой же считался старым, и властями не охранялся, так что царило там всё, что угодно душе романтика с большой дороги, преступного брата. Запрещённые азартные игры здесь до сих пор в ходу, и аферисты пользовались человеческой натурой – желанием «разбогатеть на ровном месте», увеличивая своё благо за счёт азартных.

Человек впихнул себя в рынок через ворота, беспросветно кишащие выходящими и заходящими людьми, снова зацепился авоськой не пойми за что, дёрнул, услышал мат в свой адрес, авоську дернули в ответ, человек тявкнул что-то липкое и неприятное, поглядел на прохудившуюся авоську, брови сдвинул ещё ближе, и пошёл дальше.

Деревянные ящики из-под товара – теперь игровые столы, появились на обочине дороги практически сразу. Вокруг них кишели поддавшиеся на зов зазывалы зеваки. Напёрстки на деревянном ящике, в которых люди за деньги пытались угадать нахождение шарика, медленно, но верно отдавая последнее ведущему, который, как правило, работал не один. Человек посмотрел на несколько скромных, проигранных бумажек, лежащих рядом с напёрстками, и пошёл дальше. Люди, одетые в пустые лица, плыли взад и вперёд, превратившись для человека в мелькающие тени.

Человек пробился через очередной круг обворожённых зевак, кости. Казалось бы, честная игра, где по местным правилам игроку всего-навсего нужно угадать, какая цифра НЕ выпадет, но игрок не угадывал; только в первые пять-десять минут ему позволялось увеличить своё состояние, войти в кураж, и потом уже человек не мог остановиться, отдавая всё больше и больше, в надежде отыграться, но ловкие руки выкидывали правильные цифры, а незапоминающееся, приветливое лицо сочувствовало и предлагало:

– Эхх… Не свезло так не свезло… Отыгрываться будем?

Вот пошло-поехало, было и уехало!

Кручу верчу – обмануть хочу!

Кручу шарик – плачу гонорарик!

У волшебника Сулеймана – всё по-честному, без обмана!

Смотрим внимательно выигрываем обязательно!

Можно выиграть кофту, можно и пальто!

А ещё в придачу, самовар и дачу!

Пришёл пенсионер, а ушёл – миллионер!

Принимаем золотые кольца, браслеты и дамские пистолеты!