Здесь публикуются страницы, посвященные экспедиции и смотру войск в Геленджике. Согласно плану завоевания Северо-Западного Кавказа, предложенному графом И. Ф. Паскевичем, с 1833 г. два раза в год, зимой и летом, по территории горцев совершались рейды (экспедиции), во время которых изучалась местность, разорялись аулы и строились небольшие, почти не сообщавшиеся между собой крепости. Постройка таких крепостей на побережье Черного моря должна была воспрепятствовать торговле местного населения с Турцией. Эта тактика себя не оправдала, но экспедиции не прекращались.

Задачи летней экспедиции 1837 г. были серьезнее предыдущих: отряд должен был действовать к юго-востоку от Геленджика, там, куда еще не проникали русские войска; нужно было занять устья двух рек, Пшады и Вулана, и построить в них укрепления. Летняя экспедиция завершилась удачно, все задачи были выполнены, зимняя же экспедиция была отменена Николаем I, который во время своей поездки по Кавказу произвел много изменений в командном составе Отдельного Кавказского корпуса. Это было первое в истории посещение Кавказа русским царем.^[206]

Н. В. Симановский — не единственный участник экспедиции, оставивший ее описание, и на фоне других документальных произведений^[207] выявляются особенности освещения этих событий в дневнике: во-первых, записи в нем производились ежедневно, что позволяло избежать путаницы в фактах и датах; во-вторых, в дневнике с одинаковой подробностью описываются все этапы экспедиции (передвижения отряда, сражения, постройки крепостей, фуражировки), ежедневно отмечается количество убитых, раненых и контуженых; в-третьих, Н. В. Симановский вел дневник для себя и не готовил его к публикации, поэтому здесь упоминаются вещи, которые вряд ли были бы пропущены цензурой, например, задержки жалования и трудности с питанием в отряде.

На страницах дневника встречаются имена многих людей — от известных государственных и военных деятелей до простых граждан, имена поэтов и писателей, например, М. Ю. Лермонтова, с которым Н. В. Симановский был знаком лично. Он дает богатый материал для комментирования художественных текстов, посвященных кавказской теме, таких, как произведения М. Ю. Лермонтова, А. А. Бестужева-Марлинского, А. И. Полежаева. Список книг, упоминаемых Н. В. Симановским, позволяет нам судить о литературных вкусах его поколения.

Как и в художественных произведениях того времени, например, в «Кавказском пленнике» А. С. Пушкина, в дневнике Н. В. Симановского отразилось существовавшее в русском обществе противоречивое отношение к кавказскому вопросу: с одной стороны, величественная природа Кавказа и дикие, вольнолюбивые нравы горцев вызывают у автора восхищение, что связано с традицией романтизма, а с другой стороны, согласно государственной идеологии, Кавказ воспринимается как владение Российской империи, а нежелание горцев сложить оружие — как бунт против ее законов.

Горцам Н. В. Симановский уделяет много внимания: его интересует их быт, занятия, национальные черты характера, традиции и обряды. Так, на страницах тетрадей встречаются рисунки обрядовых предметов: склепа, козлиной головы на шесте, креста необычной формы. Все это говорит о том, что дневник Н. В. Симановского является любопытным памятником русской культуры 2-й четверти XIX в., знакомство с которым будет интересно как для историков и филологов, так и для самого широкого круга читателей.

За помощь в подготовке публикации благодарю сотрудников Российской национальной библиотеки, Центрального Государственного Исторического архива и Пушкинского Дома. Выражаю особую признательность Людмиле Игоревне Бучиной, заведующей рукописным отделом РНБ, за неизменную поддержку и помощь на всех стадиях подготовки, особенно при установлении личности автора. При подготовке дневника Н. В. Симановского к публикации орфография и пунктуация приближены к современным нормам, но некоторые особенности стиля сохранены.

2 апреля. Сегодня приехали сюда Штакельберг,^[208] Яковлев,^[209] Стандершельд^[210], Флеминг^[211] и Емельянов;^[212] Штакельберг остановился у нас в номере, но не в том, в котором мы стояли прежде, ибо переменили, и теперь у нас, по крайней мере, нет по утрам шуму и для людей особенная непроходная комната.

Я шатался по городу, искал вьюков или переметных сум, но ничего не мог найти; город очень грязный, и совсем нет порядочных строений.

Говорят, что на 3 офицера позволяют иметь только одну вьючную лошадь, это очень забавно. Я был у Федора Тимофеевича Мичерлика^[213] (управляющий Вельяминова)^[214], отдал ему письмо Поливанова,^[215] и он сказал мне, чтобы я прислал за палаткой, когда мне будет угодно. Завтра я должен буду получить отправление и прогоны. Корм здесь не дорог: по 60 гривен порция. Если бы мой Гаврило умел обращаться с верблюдом, то я купил бы скорей, чем лошадь, ибо, кроме того, что он может быть без корму долгое время и питья, на него можно пропасть навалить.

3 апреля. Сегодня я получил предписание командующего войсками генерал-лейтенанта Вельяминова отправиться в город Екатеринодар, где явиться к временно командующему 20-ю пехотною дивизиею генерал-майору Лингену,^[216] ибо я прикомандирован к Навагинскому пехотному полку; вместе с предписанием я получил и подорожную. Здесь на каждом шагу вы встречаете разжалованных в солдаты.

Сегодня ночью приехали сюда князь Долгорукий^[217] и Столыпин.^[218]

4 апреля. Сегодня я был у обедни: церковь небольшая, певчие порядочные; потом ходил в комиссариатское депо, но так как не было присутствия, то и не получил прогонных денег. Погода целый день была прекрасная. Ставрополь мне не нравится: в нем прескучно жить, и ничего почти нельзя достать, даже нет порядочных бань. Признаюсь, что хотелось бы очень побывать в Тифлисе, его очень хвалят, но прежде дай Бог окончить благополучно еще не начатую экспедицию.

5 апреля. От нечего делать я бродил по базару — этот базар точно такой, как и в Малороссии; потом ходил в комиссию, но прогонных денег не получил. Вечером я играл в вист и проиграл 22 рубля.

6 апреля. Я ходил в комиссариат и получил прогонные деньги до Екатеринодара — 40. Завтра думаю ехать и признаюсь, как ни скучно жить в Ставрополе, но лень выезжать.

Вечером я играл в вист и выиграл 15 рублей. Граф Штакельберг потчевал нас шампанским.

7 апреля. Выехал с Загоскиным^[219] и Штакельбергом в 3 часа пополудни и на первой станции принужден был несколько раз идти пешком, ибо левая пристяжная била, пока, наконец, не приказал ее отпрячь и поехал на паре. В 8 часов пополудни приехали в Ново-Троицкую, где и ночевали.

8 апреля. Выехали в 8 часов. Местоположение здесь отличное, живописное: по ту сторону Кубани виднеются местами аулы мирных черкес, а по сю сторону — казачьи посты и пикеты; вдоль по дороге — цветущие кустарники терну, местами же — яблони и вишни. Дорога ровная, чудесная. Не доезжая Казанскую станицу, стоит огромный крест, и возле — маленький, огороженные забором; проехавши станицу, такое же кладбище, где похоронены 60 казаков с офицерами, убитые черкесами в 15 верстах за Кубанью 1827 года. Станицы выстроены здесь почти по одному образцу и обнесены двойным плетнем, образующим бастионы: внутренная сторона низка так, что покрывает человека только по пояс; между плетнями набита земля, взятая из рва, которым обнесена вся станица; в наружном плетне поделаны бойницы для ружей, в некоторых станицах есть пушки. При въезде и выезде есть ворота, которые на ночь запираются, у каждых ворот есть будка для часового. Станицы эти изобильны садами, коих цветущие теперь деревья издают прекрасный запах. У каждого хозяина есть свой сад.