Бабка Ангелины умерла после очередной пьянки, когда внучке исполнилось двадцать лет. Квартиру она приватизировать не успела, поэтому в наследство ничего не оставила. К моменту нашей встречи мать Гели лежала в больнице и умирала от цирроза печени. Я удивилась этому диагнозу, ведь её мать никогда ничего не пила. «Зато была самой ядовитой женщиной на свете», – продолжила Геля. Мне не понравилось, что о матери она говорила в прошедшем времени, но поправлять её не имела права. Подружка объяснила, что сейчас оформляет опекунство над своими двумя сводными братьями и готовится принять затравленных несчастных ребятишек в свою семью. Мне хотелось предостеречь будущую многодетную мать и напомнить о своих тщетных усилиях в отношении её самой, но, видя перед собой абсолютно другую женщину, говорить и вспоминать ничего не стала. Спросила про мнение супруга насчет усыновления чужих детей и, услышав о его благородной и мудрой поддержке, пожелала счастья и успехов.

Напоследок Геля рассказала, как несколько раз принимала участие в ремонте нашего стадиона «Монтажник», но недавно услышала, будто стадион собираются снести как старое непригодное сооружение, чтобы на его месте построить современный спортивно-оздоровительный комплекс. Дискотеки в «Монтажнике» так и не принесли мне удовольствия, но, проезжая мимо, я не раз вспоминала, как встретила там подругу своего детства. Стадион действительно выглядел старым и обветшавшим, однако новость о его сносе всё равно вызвала грусть в моей душе. Так сложилось, что в небольшом городке, где я родилась и выросла, всё старое и ветхое сносили без труда, вот только новое строить не спешили.

Мы еще немного поговорили о моих родителях, обнялись как родные люди и разошлись по своим делам. Телефонами обмениваться не стали, обе знали, что вряд ли сможем встречаться или дружить: слишком много лет мы прожили порознь и строили разные планы на будущее. Но я поблагодарила судьбу за то, что дала мне возможность успокоить душу и узнать про жизнь подруги детства. Брошенная своими родными и близкими, оказавшаяся на дне жизни, Ангелина всё же смогла обрести счастье, стать прекрасной женой и мамой, способной окружить заботой и любовью даже чужих детей.

Я села в машину и почему-то расплакалась. Супруг испуганно посмотрел на меня, спросил причину моих слез, я не нашлась, что ответить, сказала, что встретила старую знакомую, которая поведала о сносе стадиона «Монтажник». «Ну и слава Богу», – неожиданно ответил муж, который, оказывается, тоже бывал на дискотеках нашего стадиона и бился с местной братвой за право посетить танцпол: «Давно пора снести этот рассадник поножовщины и драк. Надеюсь, милая, у нашего сына будут совсем другие развлечения», – подытожил супруг, нежно поцеловал меня в губы и повез на званый ужин к родителям…

Традиционно принято считать, что настоящий мужчина обязан иметь несколько увлечений. В первую пятерку включены: рыбалка, охота, оружие, игра в шахматы и спорт. Мой отец не отличался индивидуальным подходом к воспитанию сына и посему с юных лет настойчиво пытался привить мне тягу именно к этим занятиям. Отец после школы получил специальность сварщика, отслужив в армии положенный срок, устроился работать в местный комбинат строительных материалов. Он зарабатывал неплохие деньги, всегда брался за «шабашки», но всю жизнь мечтал, чтобы его единственный сын получил высшее образование и непременно стал «большой шишкой». Духовно мы не были близки, никогда не говорили на откровенные темы, иногда его настырные занятия шахматами и легкой атлетикой выводили меня из себя, но, спустя много лет, я осознал, что многое умею и знаю именно благодаря настойчивости моего отца.

В спорте я не достиг особенных высот, однако стал выносливым и поджарым юношей. Шахматы не принесли мне регионального успеха, но сосредоточенность и усидчивость, которые необходимы в игре, помогли мне успешно закончить школу. Увлечение оружием помогало производить впечатление на девчонок. К рыбалке я был равнодушен, но иногда искренне радовался, когда по истечении нескольких часов сидения на берегу реки, обкусанному самыми кровожадными лестными комарами, мне всё же удавалось поймать добычу на свою удочку. Только охота вместо увлечения стала настоящим испытанием для моей юношеской души, оставив в памяти лишь чудовищные воспоминания.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отец объявил, что я готов идти с его компанией на охоту. Мама давно перестала вмешиваться в воспитательный процесс, поэтому для неё эта информация стала обычным сигналом для сбора нуждой одежды и припасов. К этому мероприятию готовились загодя. Друзья отца созванивались по несколько раз в день, чтобы уточнить содержимое своих рюкзаков, состояние ружей и наличие боеприпасов, перечень продуктов и объём горячительных напитков. Дядя Гена и дядя Юра знали меня почти с рождения и вместе с отцом много лет трудились в одной бригаде. Они гордились моим отцом за такое воспитание своего отпрыска и немного завидовали ему, ведь у обоих в доме жили только представители противоположного пола, включая жен и матерей.

Всю дорогу к месту охоты друзья отца говорили о зайцах, которых называли «косыми», – они должны были стать нашей добычей. Мне рассказывали о повадках этих животных, вес которых мог доходить до семи килограммов, про их отличительную черту – уши длиною около пятнадцати сантиметров, из-за чего слух «косых» развит очень хорошо, гораздо сильнее, чем зрение и обоняние, и задние лапы, которые мощнее передних, что позволяет зайцам в случае угрозы очень быстро скрываться из виду, достигая скорости до восьмидесяти километров в час. Потом между мужчинами начался спор, какую применить тактику на охоте. Засыпая в машине, я с трудом улавливал разницу между поиском следов, изучением местности, где проживают зайцы, и обустройством засады. УАЗик, в котором тряслась наша компания, ехал по дороге, словно по рельсам. Первые заморозки сковали окна машины изморозью, через которую ничего не было видно. На часах было четыре утра, мне хотелось вернуться в теплую постель, закутаться в пуховое одеяло и навсегда отказаться от заячьего мяса, только бы не тащиться в остывший осенний лес в поисках хитрой и пронырливой добычи. Но в тот день моему желанию не суждено было исполниться.

Через полтора часа жуткой дороги мы свернули на проселочную тропу, проехали еще около получаса и остановились. Солнце еще не собиралось просыпаться. На улице было морозно, деревья стояли в инее и от октябрьского холода словно звенели, земля была прикрыта небольшим слоем снега, что вызвало бурю положительных эмоций у отца, который сказал, что лучшие условия для охоты трудно придумать. Заячьи следы были как на ладони. Мужчины, не сговариваясь, стали устанавливать палатку и готовиться к походу. Учитывая, что «косые» вели ночной образ жизни, охоту было решено начать с первыми лучами солнца. Мне выдали ружье, проследили, чтобы я правильно его зарядил, – учитывая многолетние навыки обращения с оружием, это задание далось мне легко. Первые лучи солнца стали командой «на старт». Взволнованные и возбужденные охотники отправились на поиски добычи. Несколько часов мы бесполезно бродили по полям, пока отец не обнаружил запутанные следы зайца. Он ликовал, словно победитель, которому вручили долгожданный кубок, и в одночасье превратился в сосредоточенного гончего пса, готового зубами схватить свою жертву. Несчастное животное попыталось скрыться, но отец метко стрелял. Среди утренней осенней лесной тишины я вдруг услышал крик и плач маленького ребенка. Вначале я перепугался, но подоспевшие друзья отца объяснили, что это крик раненого, но еще не убитого зайца, чтобы закончить его мучения, животное нужно было добить. Эту миссию решили поручить мне.

Я с трудом помню вечер того дня и то, как мы вернулись домой, но в моей памяти навсегда сохранилась картинка с перепуганным, залитым кровью животным со слезами на глазах, в которое мне пришлось стрелять. Его почти человеческий крик боли еще долго стоял в моих ушах. Вегетарианцем я не стал, но для себя решил, что никогда больше не буду убивать животных ради развлечения или хобби. Отец, словно услышав мой зарок, никогда больше не предлагал составить ему компанию на охоте, да и сам старался выбираться только порыбачить.