© «Центрполиграф», 2023

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2023

В купеческом доме Гнетовых одевается невеста, чтобы ехать к венцу. Невеста одевается в спальной отца и матери. Оттуда выбегает маленький ее братишка Сеня в красной шелковой рубашонке с золотым поясом и, притопывая новыми козловыми сапогами, нараспев восклицает:

– На Катю вуаль надели! На Катю вуаль надели! Катя теперь невеста!

Отец его, пожилой человек с проседью в бороде, облеченный в сюртук, в белый галстук и с медалью на шее, дает ему подзатыльник.

– Чего ты пляшешь-то, постреленок! Сейчас с образом у невесты поедешь, а сам пляшешь. Нужно держать себя в узде, тихо, благообразно.

Мальчик делает серьезное лицо и снова скрывается в спальной.

В гостиной сидят гости-поезжане, которые должны сопровождать невесту в церковь. Тут, по большей части, мужчины. Дамы ушли в спальную помогать одевать невесту.

– Удивительно, что жених до сих пор не присылает за невестой карету. Кажется, уж пора бы… – говорит пожилой гость с подстриженной бородой и поправляет перед зеркалом белый галстук.

– Чиновник… Чужой… Купеческих порядков не знает, – откликается гость с окладистой седой бородой.

– Да ведь искали купеческого-то, но невеста нос воротит: то сер, то стар, – отвечает отец. – А полированные-то или норовят чуть не миллионное приданое захватить, или на своих полюбовницах женятся. Заневолю взял чиновника.

Из спальной опять выскакивает маленький сынишка и, также приплясывая, оповещает:

– На нашу Катю, на нашу Катю белые сапоги надели! Катя невеста, совсем невеста!

Второй подзатыльник от отца, более крепкий. Сынишка плачет.

В прихожей звонок, а затем суетня. Гости заглядывают из гостиной в прихожую.

– Шафер… – слышится шепот.

– Ну вот, наконец-то… – говорит отец.

В гостиную влетает молодой человек в мундире почтового ведомства.

– Пожалуйте, пожалуйте… А мы уж ждем… Сейчас вам розан в петличку от невесты будет… – обращается к нему отец невесты.

– Розан потом-с… А я пока на минутку…

Шафер несколько в замешательстве.

– Как? Да вы разве еще без кареты? – слышатся вопросы.

– Карету за невестой жених потом пришлет… Я после за невестой приеду, – отвечает шафер.

– Да когда же, батюшка, после, если невеста почти совсем готова и через полчаса уж в церкви венчание назначено! – возмущается отец невесты.

Смущение шафера усиливается.

– Я к вам, Петр Михайлыч… – произносит он нерешительно, обращаясь к отцу невесты. – Я по делу… Пожалуйте сюда на минутку, на пару слов…

– Что такое? Что такое? – испуганно спрашивает Петр Михайлович и идет с ним в столовую.

– Жених не едет венчаться… – тихо говорит шафер, наклонясь к его уху.

– Т-т-то есть как это? – удивленно спрашивает Петр Михайлович.

– Вы меня простите… Это не от меня… Я тут ни при чем… но… Жених не надевает мундира. «Пока, – говорит, – мне четырех обещанных тысяч не додадут, я и венчаться не поеду…»

– Позвольте… Каких же четырех тысяч?.. Я за невестой даже лишний меховой салоп даю…

Петр Михайлович чувствует, что его ударило в пот.

– О салопе он ничего не говорит, но о четырех тысячах… Одиннадцать тысяч он получил на руки, но четырех ему недодано.

– Да ведь на четыре-то тысячи приданого, одиннадцать да четыре – вот и будет пятнадцать.

– Ничего не знаю-с… Он говорит, что ему пятнадцать тысяч деньгами обещано.

– Что за вздор! Я пятнадцать тысяч с приданым обещал и приданого сделал даже больше, чем на четыре тысячи. Я лишний салоп дал.

– О салопе он ничего не говорил, но насчет рыбного котла упоминал. В приданой описи он показан, а его не прислали. Не прислали и медный куб на плиту. Потом в описи сказано «фарфоровый столовый сервиз», а на самом деле сервиз фаянсовый.

– Ну народ! – развел руками Петр Михайлович. – Позвольте… Да что же он раньше-то молчал! Приданое ведь еще третьего дня ему послано.

– Ничего не знаю… Вы меня, Петр Михайлыч, извините, но он прямо говорит: «Мундира, – говорит, – не надену, пока… четыре тысячи…»

– Фу ты, пропасть! Он должен слушать ухом, а не брюхом. Я явственно говорил: пятнадцать тысяч вместе с тряпками. Помилуйте, что же теперь делать? Ведь так не годится…

– Этого уж я не знаю, но он говорит: пятнадцать чистоганом, и не хочет ехать венчаться, – решительно объявляет шафер.

Полное замешательство. Отец невесты бегает по столовой.

– Ну, господа чиновники! Ну, благородные! И это называется благородство! – восклицает он.

– Вы, Петр Михайлыч, купец, и сами очень хорошо понимаете, что чиновник, ежели он женится на купеческой дочке, то уж, понятное дело, рассчитывает… – объясняет шафер. – А вы ему недодали.

– Вздор! Пятнадцать я с тряпками обещал.

Шафер разводит руками и говорит:

– Как хотите, а он мундира не надевает. Или поезжайте и вручите ему сейчас четыре тысячи, или он венчаться не поедет.

– Боже мой! Вот скандал-то! Позвольте… Да где же я ему сейчас четыре тысячи найду?!

– На это я уполномочен вам сказать, что он примет и форменный купеческий вексель в четыре тысячи по предъявлению… – отвечает шафер.

– Ну благородство! Ну честность! Благодарю… Не ожидал! – всплескивает руками отец невесты.

– Честность, Петр Михайлыч, должна быть обоюдная.

– Да поймите вы, что я не обещал ему пятнадцати тысяч!

– Стало быть, это недоразумение, но венчаться он все-таки не поедет, пока…

– Зачем же он тогда дотянул до последней минуты? Ведь это низко…

– Да ведь вы дотянули до последней минуты. Он сидит и ждет, а вы не едете с деньгами.

– С какими деньгами? Никаких ему больше денег не следует.

– Как хотите, а он не поедет венчаться, ежели не получит от вас сейчас же векселя и записки с обязательством доставить рыбный котел, медный куб и обменять фаянсовый сервиз на фарфоровый.

– Но ведь это же свинство, скотство!

– Прошу вас воздержаться на язык, Петр Михайлыч, иначе дело может быть непоправимое и вашей дочери придется снять с себя подвенечное платье, не ездивши в церковь.

Отец невесты сжимает кулаки.

– Кровопийцы… Сутяги… – шепчет он.

– Бога ради, потише, Петр Михайлыч… – замечает шафер и спрашивает: – Так как прикажете: одному мне ехать или с вами?

– Постойте… Я и сообразить не могу… Четыре тысячи… Куб медный… Тьфу!

– Куб медный и медный рыбный котел… – поправляет шафер. – Кроме того, сервиз.

– Поедемте… Но тогда я второй меховой салоп отберу.

– Салопом, я полагаю, он не подорожит. Это дело вашей дочери.

– Вот торгаши-то! Я его обмундировал, пальто ему меховое на свои деньги сшил, а он…

– Ежели женится человек без средств, то иначе, Петр Михайлыч, и быть не может. Жалованье у него маленькое, а между тем вашу же дочку кормить придется; так как же торгашом-то не быть? Недостающие четыре тысячи, сами знаете, дают двести рублей процентов… На квартиру, на дрова годится. Так едем?

– Да погодите, дайте шапку-то взять. Кроме того, жене сказать надо.

Петр Михайлович выходит в гостиную. Из спальной выскочил его маленький сынишка и поет:

– На Катю платье надели! Венчальное платье! Катя невеста!

Отец размахивается и дает ему такого подзатыльника, что тот ревет в голос.

Отец невесты быстро и вприпрыжку вбегал вслед за шафером по лестнице, направляясь к квартире жениха, кряхтел и бормотал:

– И ништо тебе, подлецу: не роднись с благородным, не лезь, куда не следует!

У самых дверей квартиры шафер обернулся и сказал: