Мы пришли к деревянному одноэтажному дому, похожему на конюшню. Здесь даже окон нормальных не было, только слуховые. В этом районе я не была ни разу, поэтому даже не поняла, зачем мы здесь. Офицер толкнул дверь, зашел первым – хотя по правилам приличия должен был пропустить даму вперед. Я прошла за ним, но тут же пошатнулась, схватившись за его локоть. Пахло зверем. Тяжелый смрад буквально заполонил мои легкие, как морская вода.

Георг сунул мне в руки надушенный белоснежный платок, и я с облегчением туда уткнулась. Только после этого удалось оглядеться. В помещении, к моему ужасу, вплотную друг к другу стояли гробы – прямоугольные деревянные ящики без крышек, во многих из которых лежали люди.

– Что это за место? – с ужасом спросила я, оглядываясь и с облегчением замечая, что люди в гробах шевелятся.

– Ночлежка, – спокойно, даже как-то равнодушно ответил Офицер. – Плати серебрянник и ночуй. За два – можно помыться вон там, за ширмой, и получить чашку супа.

– Это ужасно!

– Нет. Ужасно – ночевать на улице, где тебя могут сожрать крысы или просто убить. Сейчас лето, здесь не так много народу, а зимой еще не пробиться.

– А что мы тут делаем?

– Смотрим, нельзя ли кому-то помочь. Подожди здесь.

Он направился к толстому усатому дядьке, а я принялась оглядываться. В углу, в одном из гробов, сжавшись в комочек, сидела молодая девушка. Одета она была скромно, но очень опрятно, особенно в сравнении с местными обитателями. На лице девушки был откровенный ужас. Я не могла к ней не подойти.

– Здравствуйте, – тихо сказала я. – Кто вы? Что делаете здесь?

– Ночую, – угрюмо ответила девица, поправляя тонкие очки на переносице.

– Почему здесь?

– А где, на улице? На улице боюсь.

– А здесь не боитесь?

– И здесь боюсь. Но тут хоть не изнасилуют и не убьют. Наверное.

– Что у вас произошло? Я могу как-то помочь?

Девушка посмотрела на меня, а потом вся затряслась, обхватывая себя руками. В ногах у нее стоял неплохой кожаный саквояж. Платье в клетку их хорошей ткани, ботинки приличные, и сама она вся такая чистая, с нежными руками – не то гувернантка, не то школьная учительница.

– Я… мне надо где-то прожить три дня, – сбивчиво залепетала она. – Я должна была работать у льера Шубина… Мы переписывались. Я приехала, а его нет. Сказали, что будет через две недели, он уехал с семьей на воды в Руан. А у меня в первый же день украли кошелек… Нет денег ни на гостиницу, ни на еду! Я продала сережки в ломбарде… Сначала снимала комнату у одной женщины, но потом она обвинила меня в воровстве, и мне пришлось отдать оставшиеся деньги, чтобы она не вызвала стражников.

– Льер Шубин… – наморщила лоб я. – Странно. Он вроде бы переведен на службу в Руан. Но возможно, я ошибаюсь. Вот что, лирра… как вас зовут?

– Сусанна, Сусанна Липецкая.

– Лирра Липецкая, вам есть, куда вернуться? Я дам вам денег на дилижанс до дома. Не стоит здесь оставаться.

– Нет, льера, мне некуда идти. Я сирота. Моя родня оплатила обучение в закрытой школе, но домой меня никто не ждет. Боюсь, меня даже на порог не пустят, к тому же я давно уже живу самостоятельно. У меня и рекомендации есть, я была гувернанткой и компаньонкой у дочери льеры Шепетовой, но сейчас девочку отправили в пансион, а я нашла новый дом, как видите.

– Я понимаю, Сусанна. В любом случае – вставай. Поживешь пока у меня, найдем тебе работу.

Девушка всхлипнула, прижимая ладони к щекам. Я отвернулась, чтобы дать ей прийти в себя.

Из ночлежки выходили уже втроем: я, Офицер и Сусанна. На улице Офицер оттащил меня в сторону и шепотом спросил:

– Ты нормальная вообще? Тащить в дом всяких бродяжек? Она тебя обнесет запросто.

– Я посмотрела ее рекомендации, они безупречны, – тихо ответила я, оглядываясь на Сусанну: не услышит ли обидных слов? – И потом, я же менталист. У нее нет никаких злых намерений.

– Ну-ну, – буркнул Георг, но ничего больше не сказал.

А мне на него вдруг сделалось совершенно наплевать, потому что у здания ночлежки остановилось ландо, из которого ловко выпрыгнул высокий красивый мужчина. Офицер проследил за моим взглядом и зло плюнул землю.

– Дегенерат, – процедил он сквозь зубы, подхватывая меня под локоть и быстро уводя прочь.

– Кто, лирр Рудый? – изумилась я. – Да он… да он столько делает для людей!

– Дегенерат и сволочь, – отрезал Грег. – Ищейка проклятая, столько народу погубил!

– Лирр Рудый ловит преступников! – возмутилась я. – И еще сиротский дом построил!

– Да, чтобы из детей выращивать себе верных рабов! Сволочь, выбрал самых беззащитных! Разве ты не знаешь, что его прихвостни отбирают детей у родителей, лишают их детства…

– Какое детство, ау! – не стерпела я. – Он забирает малышей у проституток и пьяниц и дает им шанс вырасти нормальными законопослушными гражданами! Разве не это – цель Братства? Чтобы каждый гражданин Орассы мог полноценно трудиться и не иметь нужды ни в чем?

– Не надо так орать, льера, – поморщился Офицер. – Я понял вашу позицию. Возможно, вы и правы, но это не меняет того факта, что Ферзь глубоко неприятен мне, как человек. Ладно, прощайте. Дальше сами дойдете.

Я молча кивнула, оборачиваясь, но мы уже далеко ушли. Ян меня не заметил, а я бы все отдала, чтобы он подошел ко мне хотя бы поздороваться. Но он никогда меня не замечал.

Снова вздохнув, я медленно побрела домой. Настроения не было никакого.

Почему так получается, что любовь часто не взаимна? Зачем она вообще нужна, такая любовь, если приносит одни лишь страдания? Я влюблена в лирра Рудого с детства, он – самый замечательный человек. И никакому Офицеру я не позволю говорить о нем дурно! И прозвище его – Ферзь – мне нравилось. Он тот, кто родился в нищете и забвении, а потом ценой колоссальных усилий, упорным трудом пересек шахматную доску, чтобы стать… кем-то важным.  Из маленького приютского мальчика – главой Инквизиции. Без связей и протекций. Оттого и прозвище такое получил, которым по праву мог гордиться. Разве можно им не восхищаться?

Смутно закрадывается подозрение, что Ян бы не одобрил мою связь с Братством Справедливости. Всё же я не совсем дура, и прекрасно понимаю, что он на другой стороне баррикад. Но… я больше ничего не могу сделать! Я молодая, богатая, одаренная – я нужна своей стране, я хочу сделать ее лучше, и если для этого нужно… что нужно?

Помотала головой, ощущая странную усталость и туман. Невольно ухватилась за плечо бредущей рядом женщины. Кто это? Ах да, Сусанна. Гувернантка.

– Вам плохо, Софья Александровна?

– Да, нехорошо, – я тяжело дышала, воздух отказывался проходить в легкие.

– Наверное, тепловой удар. Потерпите, мы уже почти дома.

Мелькнула мысль – а откуда она знает, где мой дом? Да еще и по отчеству назвала. Мелькнула и пропала. Слишком душно. Не помню, как и до дома добрела.

Там уж меня, конечно, на диван усадили, веером обмахали и чаем с льдом и лимоном напоили. Жизнь продолжалась.

В столице летом и в начале осени весело, множество развлечений под открытым небом: концерты в парке, танцевальные вечера, скачки на пустыре возле старого театра. Отца держит здесь работа, он – тайный советник короля, а меня – ну, у меня тоже забот хватает. Вместе с девочками Моховыми мы взялись помогать детскому приюту: два раза в неделю ходим учить детишек чтению и рисованию. По факту, конечно, больше болтаем и рассказываем сказки, но детям нравится, они к нам тянутся, а это самое главное. К самым маленьким нас только не пускают, а жаль. Там наши руки пригодились бы куда больше. Я один раз случайно сунулась в младшее крыло, чуть не свихнулась от смрада и криков: младенцы лежали в деревянных люльках одни, в мокрых вонючих пеленках, истошно вопя. Рядом не было ни нянек, ни лекаря. Ох и скандал я устроила – до сих пор душа радуется. Орала на прибежавших смотрительниц, сама взялась детей купать, велела немедленно накормить.