Амадео дал ему просмеяться, затем опустился перед ним на корточки.

— По правде говоря, меня интересует другая страна. Китайская народная республика. А если конкретней — провинция Гуандун.

Смех как рукой сняло. Трэвис уставился на Амадео так, будто глаза его вот-вот выпадут из глазниц и покатятся по полу. Посиневшие от холода губы затряслись.

— Кой черт тебе там надо? — спросил он внезапно севшим голосом.

— Раз ты так испугался, то и сам догадался. Меня интересует человек, с которым ты там работал. Чжао Юнь Фэн.

— Да он уж сдох давно! — презрительно сплюнул Трэвис. — Охота тебе копаться в трупах…

— Мне — не очень, а вот вам — тебе и ему — это занятие приносило хороший барыш, так?

— Ага, отличный. Пока за него местные власти не взялись. Юнь Фэн, он такой был, знаешь… себе на уме. Когда у него жена заболела, совсем крышей поехал, начал трупы прямо потрошить! Все искал идеальные органы, то ли ей пересадить, то ли новую зазнобу себе сделать. Доктор Франкенштейн, епт! — Трэвис расхохотался, явив миру подгнившие зубы.

— И скольких же он выпотрошил? — Амадео с трудом проглотил вставший в горле ком.

— О, много. Я не успевал ему жмуров подвозить. Знаешь, принцип у него был такой — живых людей не оперировать. Даже если кто добровольно готов был почку там продать или часть печени — ни-ни. Только трупы. Его в наших кругах Потрошителем прозвали.

Амадео поднял руку ладонью вперед. Тошнота отступила, он испытал облегчение от того, что Цзинь по крайней мере не был причастен к убийствам.

— Ладно, хватить про Чжао Юнь Фэна. Теперь расскажи мне про тех, кто вел с ним дела.

И снова тот же затравленный взгляд. Трэвис осмотрел помещение, попытался подергать руками и ногами, но связали его крепко.

— Зря лезешь в это, ой зря, — прохрипел он. — И я тебе ни слова не скажу, мне еще жить охота. И тебе того же советую — забудь об Азии. Напрочь забудь.

— К сожалению, не могу. И кого же из партнеров Юнь Фэна ты так боишься?

Трэвис облизнул пересохшие губы.

— Не скажу тебе ничего. Ни словечка. Мне моя задница дороже, чем твои причины, какими бы они ни были. Хоть мамашу твою там прирезали, все равно не скажу!

Амадео вздохнул.

— Знал, что с тобой будет непросто. Киан.

Юноша отлип от стены, наклонился и достал из спортивной сумки полотенце и бутылку с водой. Затем шагнул к пленнику и запрокинул его голову назад.

Тот, поняв, что сейчас случится, завопил во всю глотку. Амадео накрыл его лицо полотенцем и принялся медленно лить на него воду.

Крик затих, сменившись бульканьем и хлюпаньем. Вскоре Трэвис начал задыхаться, все тело задергалось, стремясь вырваться, но Киан держал крепко.

Опустошив бутылку на треть, Амадео резким движением сорвал полотенце с лица Трэвиса. Тот широко раскрыл рот и с шумом втягивал воздух, прерываясь на кашель.

— Ты… ты меня чуть не утопил, гнида!! — заорал он, рванувшись вперед. Стул опасно накренился, но Киан схватил его за спинку и опустил на пол.

— Удивлен, что у тебя еще остались силы. Ты меня поражаешь, — равнодушно проговорил Амадео, не сдвинувшись ни на дюйм. — Мне еще раз задать вопрос или ты его запомнил?

— Не скажу я тебе ничего! Топи меня сколько захо…

— Ладно. — Амадео снова шлепнул мокрое полотенце на лицо Трэвиса, заглушив вопль ужаса.

И краем глаза заметил какое-то движение за окном.

Амадео успел увидеть, как кто-то метнулся прочь от оттаявшей лунки в стекле. Бернардо тут же исчез за дверью. Он вернулся через несколько секунд, взмокший, и отрицательно помотал головой.

— Desaparecido. — лаконично доложил он и протянул Амадео найденный у аптеки предмет.

Это оказалась ручка. Вдоль черного металлического корпуса шли буквы, складывающиеся в имя владельца.

«Даниэль Бенуа».

Амадео тихо ругнулся под нос и переглянулся с Кианом. В глазах обоих читалась досада.

Сидя на автобусной остановке, Даниэль невидящим взглядом смотрел перед собой. Автобусы подъезжали, распахивали двери, выпускали и впускали пассажиров, затем уезжали, а он не двигался с места.

Он не знал, куда ехать. Домой не мог — Катрин мигом заметит, что с ним что-то не так, и начнет расспрашивать. А уж она, как никто другой, умела вытягивать информацию до последней крупинки. Даниэль не мог и не стал бы ей лгать.

Но как признаться в том, что видел? Как рассказать о том, что самый добрый человек на свете, так любезно впустивший их в свой дом и семью, на самом деле с другими вовсе не так любезен? Как рассказать о том, что на досуге он любит пытать людей с самым, что ни на есть, равнодушным видом? Как будто кто-то похитил мсье Амадео и вместо него подсунул пластиковый манекен!

Даниэль застонал и закрыл лицо руками. В нем боролись два противоречивых чувства: ужас от увиденного и любовь к мсье Амадео. Самое интересное, что ни капли ненависти, презрения или отвращения к своему учителю он не ощущал и, сам того не осознавая, искал ему оправдания.

«В конце концов, это просто способ развязать язык, и не такой уж плохой, — твердил он себе. — Вот если бы мсье Амадео вколол ему сыворотку правды или еще какую гадость… Но я же читал, что пытки запрещены, а полотенце и вода… Так же можно утопить человека! Нет, если бы это было смертельно, мсье Амадео ни за что не стал бы так поступать…».

И так далее, и в том же духе. Даниэль то уговаривал себя, то ругал за подобные мысли; то ужасался поступку учителя, то тут же оправдывал его. Он не мог склонить себя на какую-либо сторону, балансируя на тонком канате. В конце концов, он окончательно запутался и обнаружил, что замерз.

Вскочив с лавочки, Даниэль принялся притопывать ногами и растирать заледеневшие пальцы. Так и простыть недолго, а у него столько дел, что нет времени отлеживаться в постели! Первым делом надо согреться, а уж потом он подумает, что делать.

Неподалеку сверкало огнями кафе. Скользнув внутрь, Даниэль попросил горячий шоколад и уселся за столик у окна. Обхватив ладонями кружку, он на мгновение забыл обо всем, наслаждаясь теплом и уютным домашним ароматом свежей выпечки. Пальцы начали понемногу отогреваться, а когда он сделал глоток, по всему телу разлилось приятное тепло.

И все вдруг стало казаться не таким уж плохим. Даниэль понял, почему Амадео ни в какую не желал знакомить его с теневой стороной бизнеса — потому что там постоянно случаются такие вот вещи, к которым он пока еще не готов. Его смятение тому доказательство. Права была Катрин — он слишком идеализировал мсье Амадео, отметая любую вероятность того, что у него есть и темная сторона.

Ну что ж, сегодня он имел счастье с ней познакомиться. Хорошо, что не сидя голышом на стуле.

Даниэль сдавленно хихикнул и второпях отпил еще шоколада, едва не поперхнувшись.

— Простите, тут не занято? — спросил незнакомый голос.

Даниэль поднял голову и увидел стоящего рядом господина в белом пальто и с черным шарфом на шее. Темные волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб, в уголках тонких губ притаилась улыбка. Опасным он не выглядел, скорее, был похож на бизнесмена, которые толпами съезжались сюда на зимние праздники.

— Да нет, — пробормотал он, отметив, что свободных столиков в кафе и правда поубавилось. — Присаживайтесь, пожалуйста.

— Благодарю. — Незнакомец уселся напротив. — А говорят, что в наше время не найдешь вежливой молодежи!

— Так вы вроде не очень старый, — вырвалось у Даниэля, прежде чем он успел подумать. — Простите… То есть, я хотел сказать…

Мужчина расхохотался.

— Не думал, что в тридцать восемь выгляжу стариком! Впрочем, вы же только что сказали, что это не так, к чему тут придираться? — Он заказал у официантки чашку кофе и возобновил прерванный разговор. — Приехал сюда на праздники, и не зря. Вчера в «Азарино» давали великолепный бал!

— А вы что, тоже там были? — ляпнул Даниэль и испуганно уткнулся носом в кружку. Еще не хватало, чтобы его узнали.

Но незнакомец, похоже, не обратил внимания на его оплошность.