Гарриет горячо сочувствовала Гаю, который был принужден взглянуть в лицо реальности и признать, что вера в человеческую доброту – это одно, а зависимость от нее – совсем иное. Когда он в очередной раз остановился, она спросила:

– Ты хочешь вернуться?

Она привела сюда Гая вопреки его воле, и прогулка утратила для нее всякую радость – поскольку он не мог разделить ее.

– Нет, – ответил он. – Ты же хотела увидеть Парфенон. Так давай уже с этим покончим.

Он продолжил подъем. Жара усиливалась. Они молча обошли вокруг основания Акрополя и добрались до входа. Когда они прошли через пропилеи[7] и увидели Парфенон, Гай остановился как вкопанный и что-то восторженно пробормотал. Гарриет, обладавшая отличным зрением, не раз любовалась храмом во время прогулок по Афинам. Это неизменно было поразительным зрелищем: Парфенон напоминал наполовину вышедшую из-за горизонта луну. Близорукий Гай увидел его впервые.

Он поправил очки и прищурился, пытаясь рассмотреть пейзаж, после чего осторожно зашагал по неровной земле. Гарриет побежала вперед, подгоняемая ощущением, что вокруг творится что-то сверхъестественное. Воображая, что колонны, вздымающиеся к кобальтовому небу, наделены волшебными свойствами, она переходила от одной к другой, прижимая ладони к нагретому солнцем мрамору. Издалека колонны ослепляли своей белизной, вблизи же оказалось, что со стороны моря они окрашены в абрикосовый цвет. Она завороженно шла между ними, трогая их, словно старых друзей. Когда Гай подошел к ней, она указала на дымку над Пиреем[8] и спросила:

– Видишь море?

Заметив, что он снова сдвинул очки на кончик носа, она растрогалась. Как-то он рассказал, что в детстве не решался заговорить с родителями о своей близорукости, поскольку у них всё равно не было денег, чтобы купить ему очки. В школе он не видел доску, и его считали неспособным учеником, пока какой-то проницательный учитель не выяснил истину.

– Море так близко, что при необходимости мы сможем сбежать, – сказала она. – Всегда найдется какая-то лодка.

Поглядев в сторону моря, Гай сказал:

– Я не умею плавать.

– Не умеешь?

– Я и море-то увидел только в восемнадцать лет.

– Но разве в городе не было бассейнов?

– Были, но они меня пугали: эхо, странные запахи.

– Хлорка. У этого запаха очень неприятный оттенок желтого. Я тоже его не люблю.

Они уселись на верхнюю ступеньку лицом к Пирею и далекой тени Пелопоннеса[9], и Гарриет с неудовольствием подумала, что Гай, оказывается, не умеет плавать. Нигде в мире не было спасения. Сидя на вершине Акрополя, она представляла, как они терпят крушение в Средиземном море, и гадала, как не дать Гаю утонуть.

Тем временем Гай, проведя в неподвижности четыре минуты, поглядел на часы и сказал:

– Думаю, пора возвращаться. Может, есть новости.

Когда они вернулись в гостиницу, портье вручил Гаю конверт. Внутри была карточка с надписью: «До́ма»[10]. Мистер Дубедат и мистер Лаш приглашали мистера и миссис Гай Прингл сегодня вечером к себе в Колонаки[11].

Квартира, в которой жили Дубедат и Тоби, располагалась на склоне холма над площадью Колонаки. Экономка впустила Принглов и оставила их на террасе с видом на крыши домов и гору Имитос. На мраморной плитке террасы стоял инкрустированный мрамором стол и кованые стулья; аккуратно подстриженные побеги оплетали навес. Глядя на кремово-розовые дома, ярко выделявшиеся на фоне поросшего темными соснами склона, Гарриет подумала, что Тоби и Дубедат неплохо устроились. В атмосфере этого района ощущалось богатство, но без вычурности, – самая дорогая разновидность.

– Похоже, дела у них идут неплохо, – заметила она.

– Замолчи, – сказал Гай.

– Ну могу я хотя бы сказать, что и сама была бы не против так жить?

Тоби Лаш, тихо подойдя к ним, услышал ее слова и рассыпался в благодарностях, но, делая уступку эгалитаристским принципам Гая, всё же добавил:

– Неплохо для рабочего класса, не так ли?

Дубедат явился пятью минутами позже и никакой демократической чуши не изрекал. Он держался с агрессивной самоуверенностью человека, который пережил непростые времена, но добился своего, и как нельзя вовремя. Он сразу же двинулся к Гарриет, словно почитал ее последним бастионом, и предложил ей руку; когда Дубедат заговорил, Гарриет поняла, что он старается избавиться от своего северного акцента.

– Очень рад, – сказал он и улыбнулся, и Гарриет увидела, что зубы его подверглись чистке. Он привел в порядок ногти и вычесал из волос перхоть. Жесты его были полны неги и драматизма.

Гай приветливо двинулся к нему, но Дубедат просто махнул в сторону стула.

– Присаживайтесь, – сказал он новообретенным светским тоном. Все его взгляды, все улыбки предназначались Гарриет, а Гай словно был ее незначительным сопровождающим. Гарриет прекрасно знала, что Дубедат недолюбливает ее (так же как и она его); видимо, он вообразил, что, очаровав ее, сможет очаровать кого угодно. Ради Гая она отреагировала так, как от нее ожидали.

Экономка вкатила столик, уставленный бутылками и бокалами.

– Что мы будем пить? – спросил Дубедат.

– А что у вас есть? – спросила Гарриет восторженно и скромно.

– О, всё что угодно, – ответил Дубедат.

Здесь и впрямь было всё что угодно.

– Я налью? – спросил Тоби.

– Нет, – резко ответил Дубедат. – Иди садись.

Он принялся разливать напитки; стекло позвякивало. Его лицо с огромным носом и крошечным подбородком от напряжения сделалось похожим на крысиную мордочку. Он побагровел и в конце концов уронил пробку от декантера.

– Мне помочь, старина? – услужливо спросил Тоби.

– Не надо, – резко ответил Дубедат, и Тоби отшатнулся, притворяясь, будто его ударили.

– Каков! – сказал он и посмотрел на Принглов, но никто не засмеялся. И Гай, и Гарриет нервничали; все ощущали, как непрочна атмосфера вечера.

Раздав бокалы, Дубедат торопливо уселся.

– Я виделся с мистером Грейси.

Последовала пауза, во время которой он поставил свой бокал на стол, вытащил платок и вытер кончики пальцы. Убедившись, что эффект достигнут, он продолжал:

– Боюсь, что порадовать мне вас нечем.

Принглы молчали. Дубедат нахмурился, глядя на Тоби, который ходил вокруг собравшихся, словно беспокойная старая пастушья собака.

– Сядь же наконец, Лаш, – сказал он резко. Тоби тут же повиновался.

Словно разобравшись с досадной помехой, Дубедат откашлялся и с важным видом сообщил:

– Я обсудил ваш вопрос с мистером Грейси. Он был бы рад вас видеть, очень рад, но он не в состоянии.

– Так, значит, он серьезно болен?

– Он пострадал в результате несчастного случая. Он уже некоторое время плохо себя чувствует. Ему становится то лучше, то хуже. В данный момент он не может никого видеть. Он просил передать, чтобы вы отправлялись в Каир.

– А если мы подождем несколько дней… – начал Гай.

– Нет, – бесстрастно перебил его Дубедат. – Он не желает, чтобы вы ждали… не готов брать на себя такую ответственность. Он хочет, чтобы вы сели на ближайшее судно, следующее в Александрию.

– Но где бы я ни был, мне всё равно придется ждать, – благоразумно заметил Гай. – Египет полон сотрудников Организации, бежавших из Европы, и всем им нужна работа. Отделение в Каире не знает, что с ними делать. Они пытаются изобрести какие-то жалкие позиции в дельте Нила или в Верхнем Египте. Работы очень мало, и всё это напрасная трата времени. Если мне всё равно придется ждать, я бы предпочел ждать здесь.

– Я в этом не сомневаюсь. Но мистер Грейси не хочет, чтобы вы ждали здесь. Вы должны уехать. Это приказ, Прингл.

Последовала пауза, после чего Гай заговорил мягко, но решительно: