– Хард-рок, говоришь?

Напротив Бори стоят трое из его класса. У самого наглого на футболке желтый колобок с подбитым глазом и надпись «ONYX».

– Да. Нравится? – Боря пробует улыбнуться.

– Ты совсем, что ли, оборзел? Ты глаза разуй! Че, не знаешь, что такие, как мы, с рокерами делают?

– Нет…

– Ща узнаешь!

Борю валят на землю и бьют втроем. Не сильно, но унизительно. Всего пара синяков, но вся одежда в грязи.

Детская площадка за школой пуста. Похоже, никто не видел позора. Боря шмыгает носом. Кровь? Трет рукой – всего лишь сопля. Тащится к качелям, садится и тупо смотрит под ноги, слегка раскачиваясь. Скрипят.

– Эй, ты чего такой грязный? – раздается голос.

Оборачивается – Варя стоит в своем рыжем сарафане, руки сцеплены замочком внизу. Когда видит длинную царапину у Бори под правым глазом, вся вдруг приходит в движение и через секунду уже одной рукой отряхивает его пиджак, а другой трет слюнявым платком царапину.

– Бедненький. Зря ты про свой хард-рок-то.

– Да пошли они, – отталкивает ее руку от лица. – Я просто музыку слушал.

Боря понимает, что оправдывается, злится и, схватив свой портфель, собирается уходить.

– Эй, ты куда?

– Домой.

– А где ты живешь?

Боря показывает рукой.

– Мне туда же! – Варя аж светится.

Оказывается, они почти соседи, живут через дом друг от друга. Варя любит: мокрый песок, корявые деревья, картонных рыбок на магните, камни в лужах, прятки, воздушные шары, сахарную вату, наклейки, рисовать, есть цветы и растения, ходить по металлической радуге, кормить бездомных кошек и собак, расчесывать кошек и собак, играть с кошками и собаками… А еще морской бой, качели, вставлять между согласными «о», как в детективах про очень умных семилетних сыщиков, придумывать будущее, шалаши, ломать ледяные корки на лужах, качаться на стуле, подбирать всякую ерунду на улице и хранить ее в ящике, фигурки из киндер-сюрприза и клеить на окна снежинки из бумаги.

Все эти сведения обрушились на Борю за каких-то десять минут. Боря даже про свои синяки забыл. Он обескуражен, что в мире столько интересных вещей, которые он упустил из виду! Когда Варя, немного иссякнув, спрашивает, что интересно ему, некоторое время молчит. Наконец, резюмирует:

– Это все фигня. У меня знаешь какие штуки есть… Хочешь, пойдем. Покажу.

– Хочу! – неожиданно соглашается Варя. – Родители все равно работают до вечера. И сам ты фигня! Вот, смотри, что я нашла…

Бабушки нет дома, и это великолепная возможность продемонстрировать всю мощь акустической системы. По правде сказать, Боря сам еще ни разу не включал больше трети громкости.

Самое сложное – выбрать правильную песню. Пока Варя с полуоткрытым ртом осматривает стеллажи, Боря перебирает пластинки. Вот! Выбирает «Nazareth», песня «Love Hurts».

Усадив Варю на диван, с важным видом крутит всякие шайбы: побольше НЧ, громкости, ВЧ чуть-чуть тоже можно поднять. Готово. Опускает иглу перед нужной дорожкой и плюхается на диван.

Мягко вступает бас, вибрация огромных динамиков заполняет комнату. Барабан заставляет стекла дребезжать. Эффект что надо!

Варя с горящими глазами улыбается до ушей. Факт, что музыка играет громче ее «самого-страшного-визга», захватывает дух. Навизжавшись, начинает хлопать в ладоши и подпрыгивать на попе.

Следующая песня должна быть побыстрее. Ну конечно, это «Billy Idol» – «Speed»… Так проходит около получаса.

Внезапно открывается дверь, в сопровождении участкового входит бабушка. Они видят два детских тела на полу с закрытыми глазами. Проигрыватель шипит иглой по этикетке очередной пластинки. Целая куча их навалена на диване, есть даже одна сломанная.

Участковый медленно заходит дальше в комнату, мизинцем убирает иглу с платтера. Бабушка бросается к детям. Живы!

– Эх, Тамара Петровна… Протокол придется составить.

– Что?!

– Ну а как же. Соседям все мозги повынимали. – В слове «мозги» участковый ставит ударение на первый слог. – Без присмотра оставляете. А если таблетки сожрут какие-нибудь? Считай, два трупа. На пожизненное тянет.

Бабушка сверкает глазами, участковый прикрывает грудь своей синей папочкой с протоколами.

– Типун тебе на язык! Ты сказки оставь для любовницы своей с первого этажа! Чего докопался? – милиционер хмурится, бабушка отступает. – Ладно, пойдем на кухню.

На столе возникает бутылка коньяка. Конфликт улажен, бабушка садится и закуривает.

– Вот же, порода, – говорит сама себе, наблюдая как дым ползет на антресоль.

Боря провожает Варю домой. На обратном пути обнаруживается, что лифт не работает, приходится подниматься пешком. Между шестым и седьмым этажом стоит, опершись на раму окна, какой-то тип. Боря пробует тихонько прошмыгнуть мимо, но тот хватает его за майку.

– Едрить твою налево! Ну вылитый Вовка! Ты, что ль, сегодня музыку врубал? А?

От мужика пахнет пивом, верхние зубы – золотые.

– Я…

– Да ты не ссыкуй. Тебе Вовка кто, батя что ль? Когда это он успел… А-а, или ты «Пыжика» сын?

– Дядя Вова… пыжик?.. – Боря опускает глаза в пол.

– Ха-х! Дядя Вова, да. Меня дядя Миша зовут, сосед твой сверху. А тебя?

Обменявшись рукопожатием, дядя Миша продолжает:

– Эх, музон грамотный у него собран, половину я подарил. Бывало, после мокрухи болею, а он врубает и душу лечит… Понимаешь, нет?

– Не очень.

– Ну-к, пойдем ко мне. Да не стремайся ты. Бабка твоя знает меня, соседи же.

Поднимаются на последний этаж. Вернее – на два последних этажа, объединенные друг с другом. Боря будто попадает в музей охотника: среди невообразимой коллекции дичи внимание Бори привлекают кинжалы и медведь. Чучело, а как настоящий. И очень зубастый!

Дядя Миша достает из холодильника торт, апельсиновый сок и водку. Режет торт пополам, кладет в две тарелки. Есть предлагается столовыми ложками, не чайными какими-нибудь.

Гостиная высотой в два этажа, в потолке большое окно с темнеющим небом.

– Помню я твоего дядьку. И Пыж… папку твоего, то есть. Мы вместе все росли. Только папка твой, хоть и умник, но женился рано и уехал. А вот Вовка… Он хоть и помладше, но с характером. Не прогибался ни под кого. За это и завалили. Помянем!

Дядя Миша поднимает стакан и залпом пьет огненную воду. Боря тоже залпом выпивает свой сок. Оба кряхтят – кислятина… а вкусно!

Едят торт. Дядя Миша вспоминает разные истории про дядю Вову, потом назначает Борю ответственным за музыку, раз родственник. Указывает на небольшой магнитофон, рядом с которым стоят кассеты. Выбор невелик, но, пусть будет группа «Черный Кофе». Играет песня «Листья», дядя Миша плачет и улыбается одновременно. После второго стакана глаза его становятся непрозрачными.

– Вот есть у человека душа, понимаешь? И болит она у меня. И таблеток от этой боли нет, Борьк. Водка вот есть, но разве она для души? Так, нервы придавить… Слушай, у тебя «Сега» есть? – спрашивает вдруг.

– Н-нет.

– Возьми. Вон коробка стоит. Пошукай там.

Боря идет по указанному маршруту, в углу и правда стоит большая коробка. Открывает – там приставка, несколько джойстиков и гора игровых картриджей.

Боря берет приставку, джойстики и возвращается.

– А эти чего не взял? Ну, как их…

– Картриджи?

– Да. Они самые. Бери все, мне-то не нужны… – дядя Миша задумался. – Племянник у меня был, твоего возраста. В Америку уехали. Бери-бери.

Боря ошалело вываливает добро обратно в коробку, все еще не веря в удачу. Дядя Миша помогает донести до бабушкиного этажа.

– Тамара Петровна, это я ему Степкино отдал.

– Точно не надо-то? А то б продал.

– Да некогда мне, да и денежки есть…

Разговаривают еще какое-то время, потом прощаются. Боря тащит все добро в гостиную, сваливает у телевизора.