Если в кругу друзей появится человек чем-то увлечённый, он обязательно заразит своим занятием остальных. Вот так случилось со мной и моим папой, когда Гаррик – врач-стоматолог, близкий нашей семье человек, у ночного костра в очередном походе с упоением рассказывал о находках XIII – XIV веков. Его интересовал исключительно домонгольский период. Наше же увлечение копками началось в то самое памятное воскресенье, когда папа уехал рано утром из дома неизвестно куда, а вернулся ближе к обеду с металлоискателем. Мы его сразу протестировали: прошлись по нашей квартире. Прибор пищал, визжал, басил, одним словом, чуть с ума не сошёл от бесконечных гвоздей и других железяк, которыми утыкан весь наш дом.

За обедом папа налил себе пятьдесят граммов водки и столько же во вторую рюмку. «Земляному Деду», ― на полном серьёзе заявил он. Мама над таким язычеством посмеялась, но препятствовать не стала, по принципу: чем бы дитя не тешилось. Папа вышел во двор и со словами: «Земляной Дед, прими в дар», ― вылил водку на землю. Мама, уже без смеха, сказала: «Живём в XXI веке! Я кандидат наук и приношу жертвы какому-то Земляному Деду!» Смех смехом, да только мистику никто не отменял.

Металлоискатель неожиданно пиликнул. Отчётливо помню свои мысли: «Место глухое, без признаков какой-либо жизни ― край лесного оврага, да ещё бог весть откуда взявшаяся яблоня-дичка. Ну что здесь может быть?» Но, как учили копальщики со стажем, рыть нужно везде, где пищит. Я ещё раз провёл между старыми вылезшими наружу корнями дерева, и вновь услышал характерное для металлического предмета «пи-пи». Копнул. В земле сверкнул, как мне показалось, какой-то кругляшок. Серебряная монетка? Сердце бешено заколотилось. Неужели удача! Поднял, очистил от земли и разочаровался. На моей запачканной грязью ладони лежала пуговица-полусфера. Платком я очистил её от земли и рассмотрел. Пуговичка показалась мне необычной. На прекрасно сохранённой поверхности я увидел два герба, над ними корону Российской империи, а под ними запись на ленте «Рязано-Уральск». «Так, ― сказал про себя я, ― что это у нас тут?» И неожиданно пуговица мне ответила.

Если вы решили, что я немного не в себе, то, уверяю вас, это не так. Пуговица не говорила со мной ртом. Она говорила со мной… Как бы это яснее выразиться? Телепатически, что ли? Я задавал ей мысленно вопросы и получал на них ответы, которые ясно осознавал. Хотите ― верьте, хотите ― нет. Дальше можете вообще не читать. Уже не читаете? А, читаете? Так вот, дело было так.

Испугался ли я? Испугался – не то слово. Я помертвел, однако вскоре понял, что бояться особо нечего. Пуговицу? Это же смешно! Я сел под яблоньку, и стал рассматривать находку, задавая ей вопросы:

– Ты кто?

– Пуг-Вица я! ― кокетливо представилась блестяшка.

– Чья ты?

– Я принадлежу, ― начала хриплым голосом пуговица, потом слегка откашлявшись, поправилась, ― принадлежала кондуктору железной дороги «Рязань ― Уральск».

– Понятно. А как ты оказалась под яблоней?

– Ох, ― выдохнула пуговица, – это запутанная любовная история, но, если ты никуда не торопишься, я могу тебе её рассказать.

– Не тороплюсь.

Пуговица оказалась на удивление словоохотливой и свалила на меня столько информации, что хоть историю российской железной дороги пиши. Начала она, как и всякая болтушка, с того, как появилась на свет. Я понял, что сделали её на фабрике «Братьев Бух» в Санкт-Петербурге в 1871 году.

– Вот и посчитай: сколько мне стукнуло? ― гордо спросила пуговица.

Я прикинул: лет 150 точно есть. Люди столько не живут.

– А из чего ты сделана, что так прекрасно сохранилась?

– Да не из простых я: хоть и железная, а лицо посеребрённое. Берегла себя. Держалась за корни яблоньки, чтобы вешние воды не изуродовали.

– Так, ― задумался я, ― за сколько же тебя можно продать? Рублей за триста?

– Я те продам! ― пригрозила мне малявка. ― Что ты на триста своих рублей купишь-то? А вот я тебе таких историй нарассказываю. Много где была, много что слышала, много что понимаю.

– Откуда? ― спросил я.

– Как откуда? ― возмутилась пуговица. ― Я была третьей в правом ряду мундира кондуктора Степашина Георгия Сидоровича.

– Ого, аж третьей, ― с поддельным удивлением заметил я. ― А сколько вас всего было?

– Всего двенадцать, по шесть в каждом ряду.

– Как апостолов. Куда же подевались остальные?

И вдруг пуговица заплакала, да так горько, что мне её жалко стало.

– Не знаю, где мои сёстры единокровные. Сколько о них не расспрашивала воды вешние, сколько о них не спрашивала ветры буйные – никто не знает.

Чтобы как-то свою собеседницу отвлечь от горьких мыслей, я спросил:

– Хорошо ты сохранилась, только никак не разберу, что на тебе изображено?

Тут пуговица встрепенулась и затрещала:

– Ты внимательнее приглядись. Я хоть и штампованная, но качественно сделанная. С левой стороны ― герб Рязани. Видишь князя, держащего в правой руке меч, а в левой ножны? Ещё по указу Александра II Рязань получила право увенчать свой герб шапкой Мономаха как город, бывший местопребыванием царствующих Великих Князей.

– А справа, надо полагать, герб Уральска?

– Точно!

– Что это на его гербе? Какие-то палки точат.

– Не палки это вовсе. Смотри внимательнее. Видишь три серебряные горы? Уральские. А на их вершинах поставлены по краям бунчуки.

– Бунчук, прости, – это что? ― перебил я пуговицу.

– Бунчук – символ власти. Он в виде черенка с головкой, из-под неё свисают косицы конского волоса. Видишь?

Конские волосы, честное сказать, я не увидел, но кивнул.

– А между бунчуками – золотая булава ― символ силы в мире мужчин-завоевателей. ― Потом подумав немного, добавила: ― Земля-то какая: слияние востока и запада. Копья бунчуков увенчаны магометанскими полумесяцами, а внизу – серебряная рыба ― символ христианства. Но главное, что две эти культуры находятся под короной Российской империи.

– Видимо, ― скорее для поддержания разговора поинтересовался я, ― российское правительство придавало этому важное значение?

– При чём тут правительство? ― не на шутку возмутилась пуговица, затем затараторила: ― Да после Крымской войны 1853-56 годов российская казна была пуста. Вот и отдали строительство железных дорог в частные руки. Дорогу, на которой служил мой Георгий Сидорович, строил Иван Евграфович Ададуров ― умнейший человек.

– Тогда причём тут корона? ― возмутился я.

– Да при том, что частные дороги тогда не были под патронажем царской семьи, но в знак уважения на пуговицах и других предметах помещали корону.

Я усмехнулся. Пуговица не заметила и продолжила:

– Сначала дорогу протянули от Рязани до Тамбова. Затем до Саратова. И тут ступор! Как Волгу на поезде форсировать? А? Вот скажи как?

– Как? Как? Известное дело как – мост построить.

– Эх, дурында! Железнодорожный мост построили только в 1935 году. При строительстве трагедия случилась, мне об это вешние воды рассказали. Так вот, поезда на левый берег Волги переправляли на пароме. Представляешь?

– А как же зимой, когда Волга вся во льду?

– А зимой перед паромом ходил единственный в мире на тот момент речной «Саратовский ледокол».

– Врёшь ты всё! ― Пуговица, как мне показалось, была жуткой фантазёркой.

– Да если бы я собственными глазами не видела, такое разве придумаешь? Ледокол потом и в Гражданскую, и в Великую Отечественную использовали. Да он ещё и в фильме «Строится мост» снимался.

– Это тебе опять вешние воды напели?

– Нет, ветры зимние в уши надули, ― со злостью сказала полусфера.

– И где же сейчас твой знаменитый «Саратовский ледокол»? ― не без иронии спросил я.