Ольга Львова
Страж Равновесия. Начало
Все имена и события вымышлены. Все совпадения случайны.
–
Алька вышла из подъезда на улицу. «Интересно, есть ли у московской ранней весны свой запах?» – подумала она, глубже натягивая вязаную шапку, чтобы защитить уши от порывистого весеннего ветра. «Если смешать пряный дух талого снега и влажной мёрзлой земли, с еле уловимым ароматом набухших на деревьях почек – как раз получится самое то. Можно смело духи «Московский Март» в производство запускать», – и она заулыбалась собственным мыслям.
Был конец марта 1986 года. Весна в этом году выдалась стремительная. В небольшом сквере перед Алькиным домом снег таял неравномерно. По асфальтовым проталинам весело бежали дружные ручейки, а между раскидистыми липами и высоченными тополями уже образовалось ежегодное весеннее Затопление. «Такими темпами скоро Затопление весь сквер заполонит», – про себя отметила Алька, хлюпая новыми оранжевыми резиновыми сапогами по весенней жиже.
Каждую весну в сквере, который располагался в низине перед Алькиным домом, случалось долгожданное Затопление. Его ждали всем двором, заранее по различным приметам обсуждая возможную площадь его распространения. Дворовым ребятишкам, конечно, хотелось, чтобы весна была дружная, когда снег в скверике исчезал быстро и вода разливалась максимально, тогда во время Затопления можно было сплавляться на плотах. Взрослые же каждый год надеялись, что разлив не распространится по всей низине. Останутся хотя бы асфальтированные тропинки, по которым можно будет пробраться прямо через сквер к автобусной остановке. Если же в сквере случалось обширное Затопление, его приходилось обегать кругом: чтобы попасть к остановке, из дома надо было выйти на пятнадцать минут раньше.
Алька шла за хлебом мимо сквера в ближайшую булочную. Солнце светило ослепительно ярко, вспыхивая тысячами искр в пробегавших мимо ручейках. Алька вдруг нагнулась и подняла с земли две обгоревших спички. Поднесла к ближайшему ручейку и, погрузив обе спички в ручеек, про себя загадала: если первой застрянет вот эта, которая меньше обгорела, значит, все, что рассказывал Волька о Яме, – правда.
И она бежала вслед за пущенными спичками, пока одна из них не остановилась, наткнувшись на преграду из подтаявшего снега. Алька проводила взглядом удалявшуюся спичку, и внимательно пригляделась к той, что застряла. «Ну понятно, – заулыбалась она, – а я, как дура, опять поверила… Любят эти мальчишки пугать!» – и она оглянулась в направлении подъезда, из которого только что вышла. Справа от него располагалась Яма.
Яма была здесь всегда. Во всяком случае, сколько помнила Алька, с тех самых пор, как её родители переехали в этот район, лет семь назад. Размеры Ямы периодически варьировали примерно от пяти до семи метров в длину, от трёх до пяти в ширину и от трёх до четырёх в глубину. Яма то покрывалась плотным дощатым настилом, и внутри неё сновали какие-то люди в рабочей форме, то зияла пустотой, обнажая глинисто-песчаное дно. Внутри Ямы было пусто. Из любопытства Алька иногда заглядывала в неё, но ничего кроме комьев земли, песка и камней в Яме ни разу не видела.
Куда только местные жители ни жаловались по поводу Ямы. Во-первых, шум от работ мешал нормальной жизни (днём из Ямы постоянно доносилось какое-то бренчание, звуки падения тяжелых предметов, жужжание и прочее непотребство, нарушающее покой жителей дома). Во-вторых, такой величины открытая дыра в земле – потенциальная опасность для жизни. Особенно для детей, которые в середине 80-х с пятилетнего возраста начинали гулять во дворе самостоятельно. Примечательно, что собаки и кошки обходили Яму стороной, и ближе, чем на пять метров к Яме никогда не приближались.
Все жалобы не давали никакого результата. Начальник ЖЭКа неизменно сообщал, что данный вопрос – не его епархия. Из Мосгорисполкома на имя активистов подъезда приходили неутешительные письма. Со временем жители дома настолько привыкли к Яме, что перестали обращать на неё какое-либо внимание.
Иногда за одну ночь Яма внезапно исчезала. То есть вечером Яма ещё была, а утром на её месте обнаруживалась свеженасыпанная, разровненная земля. Проходил день-другой, и так же внезапно, в течение одной ночи Яма вновь появлялась на том же месте.
Алька вышла из булочной, держа в руке ещё тёплый батон. Голая рука мёрзла на мартовском ветру, но Алька не обращала на это внимания, на ходу машинально откусывая от свежего хлеба небольшие куски. Она думала о дурацкой истории, которую вчера поведал её лучший друг Волька.
– Ты бы подальше от Ямы держалась, – вспоминала Алька поучительный тон Вольки, – там в прошлом году, целый бульдозер исчез.
– Это как?» – удивилась Алька. – Что-то я про это ничего не слышала.
– Ха, весь район слышал, а ты нет, – усмехнулся Волька, и его зелёные с лучистой крапинкой глаза смешно прищурились. – Оттуда уж точно доски для плота тащить не стоит.
– А то что?
– Да ничего, – вдруг рассердился Волька, развернулся и пошёл по направлению к стройке.
Недалеко от дома ребят, между школьным двором и зданием Института биофизики располагалась «вечная стройка». В течение нескольких лет работы там велись ни шатко ни валко. В зимний период строительство замирало, но к весне на территории вновь возобновлялось суетливое копошение. Стройка была обнесена огромным забором, и что там строили, доподлинно никто не знал. Из-за забора была видна лишь недостроенная часть уродливого дома, очень похожая на полусгнивший разрушенный зуб.
В этом году к концу марта, к величайшей радости детей и огорчению взрослых, талая вода разлилась огромной лужей. После школьных занятий ребятишки из Алькиного двора и ближайших окрестностей сбегались к скверу, разбивались на команды по два-три человека и приступали к поискам материала для плотов. Со стройки волокли доски, скреплённые между собой куском проволоки. Находили огромные палки, с помощью которых, стоя на плотах, отталкивались от дна. Измеряли палками глубину, шли на абордаж, захватывали пленных или мирно дрейфовали меж кустов и деревьев. Так и плавали до самых сумерек. На следующий день, с утра, пока дети были в школе, рабочие со стройки, смачно матерясь, оттаскивали промокшие доски обратно на стройку, и ребятам приходилось заново идти на охоту. Вот Алька и предложила пойти и отломать дощатый настил из Ямы для их с Волькой плота.
– А что конкретно с бульдозером случилось? – пытаясь поспеть за Волькой, Алька немного запыхалась.
– Что-что, – неохотно продолжил рассказ Волька. – Рыл там, в Яме, копал что-то на дне. А потом вдруг звук какой-то странный издал и стал вглубь погружаться. Через пятнадцать минут его уже видно не было.
– А водитель из него куда же делся?
– А я откуда знаю? Кто говорит – убежал, выскочил, пока бульдозер проваливался, а кто говорит – не было никакого водителя.
– Ну это уж совсем ерунда… Как же он работал, сам по себе, что ли? – Алька засмеялась, но Волька почему-то веселья не разделил. – И кто тебе это рассказал? Опять Зои Артёмовны сказки?
Волька насупился:
– А хоть бы и её. Ты как хочешь, а я к Яме больше близко не подойду, и тебе не советую.
Алька и Волька жили в соседних подъездах и дружили с детского сада. Познакомились они несколько лет назад в детской поликлинике, когда Алька отболела ветрянкой и пришла с папой к терапевту на выписку. Они сидели в коридоре перед кабинетом врача и терпеливо ждали своей очереди, как вдруг в полной тишине раздался пронзительный крик. Все вздрогнули. С соседней банкетки вопил вихрастый зеленоглазый мальчишка:
– Эй, привет, малявка! – его указательный палец был обращен на Альку. – А я тебя знаю! Ты новенькая из моего сада.