Возможно даже встретим где-нибудь».

Трава качнулась чуть от дуновенья

Невидимого глазу ветерка,

И у Давида было ощущенье,

Что потеплела правая рука.

Она была зажата к удивленью,

Как перед дракой у борцов в кулак,

Что с мягкостью характера у парня,

Вязаться не могло, скажу, никак.

Когда же он раскрыл от напряженья

Сомкнувшуюся тонкую ладонь –

Увидел в центре перстень в изумленье,

С печатью, где над озером – огонь.

Он сам на палец быстро водрузился.

Казалось даже, что он в тело врос,

Не доставляя этим неудобство.

Что значил он, конечно, был вопрос!

В округе никого. Всё было тихо.

И музыкант пошёл, куда казал

Упавший невзначай тяжёлый камень.

Шаг, два и тот опять на место встал.

Случившееся было очень странным,

Но кто-то знал, куда ему спешить,

Как можно побыстрей дойти до града,

Где бойню должен он предотвратить.

И двигаться пришлось совсем недолго.

До стен дворца рукой было подать,

Однако в укреплённые ворота

Давид не помышлял пока стучать.

Народ здесь вроде жил отдельной жизнью.

Вблизи дворцовых стен гудел базар,

Вдали дома красивые стояли.

Никто на стены взгляд свой не бросал.

Возможно, знали что-то и боялись,

А может, многим было всё равно,

Что во дворце прекрасная царевна

Льёт слезы, ведь отец свершает зло!

Давид лишь взгляд направил на ворота,

Как вдруг услышал: «К стенам не ходи!

Все, кто там был, под чарами ослепли,

Мечтая о возвышенной любви.

Зачем тебе туда? Неужто слышал,

Как девушка собою хороша?

Но нужно ль, услаждать одно мгновенье

Своим здоровьем так не дорожа?

Ты лучше прикупи себе товаров.

Смотри, какие дивные платки.

Таких не встретишь, ведь они из шёлка!

Для матери подарок подбери».

«Я сирота» – вздохнув, Давид ответил,

«И я бы у тебя купил платок,

Но денег при себе я не имею.

Игрой на скрипке расплатиться б мог!»

Мне кажется, из чувства состраданья,

Жалея, что парнишка одинок,

Торгующий на это согласился,

И произнёс: «Ну что ж, играй сынок!»

На площади, перед дворцом огромным,

Вдруг музыка волшебно полилась.

Никто вокруг уже не торговался,

И даже вор не думал что-то красть.

Всех потянуло подойти к Давиду,

Встать рядом, чтобы лучше ощутить

Волнующую глубь чудесных звуков.

Он потаённый свет смог разбудить.

Народу захотелось улыбнуться,

Принять в объятья этот дивный мир.

Душа у многих настежь распахнулась.

Тепло и счастье каждый ощутил.

В момент, когда Давид остановился,

При наступившей резко тишине,

Гремя, открылись грузные ворота,

И выехал посланник на коне.

Он подозвал рукой к себе Давида,

И произнёс: «Ступай быстрей за мной.

Мой господин решил тебя послушать,

И потому направил за тобой.

Не вздумай медлить или отказаться.

Я ждать не стану, а поволоку.

Чтоб угодить хозяину, не дрогну.

Коль что, мечом снесу твою башку».

С таким опасно было препираться.

Да и зачем? Давид ведь сам мечтал

Попасть как гость не крадучись за стены,

И чтоб правитель не околдовал.

Он лишь сказал: «Конечно я согласен

Последовать тот час же за тобой,

Но прежде получить хочу подарком

Платок, что заработан здесь был мной.

И если это будет вам не в тягость –

Прошу глаза им плотно завязать,

Чтоб я не смог нечаянно увидеть

Царевну, что пытаются скрывать».

Торгующий чудесными платками

Давиду самый лучший протянул,

Сказав лишь: «Разве ты сейчас работал?

Игрой своей ты сердце распахнул!

Бери товар любой, что пожелаешь.

Мне ничего не жалко для тебя.

Лишь только обещай ко мне вернуться,

За эти стены страшные уйдя».

«Надеюсь сам, что это так и будет» –

Скрипач в ответ дарителю сказал,

И сделал знак, чтоб тот, как было в просьбе,

Глаза платком красивым завязал.

И лишь когда мир стал ему невидим,

Вслух громко произнёс: «Идти готов.

Я лёгкостью последую за звуком

Ударов вашей лошади подков».

Посланник понял сразу то, что парень

Осведомлён о страшной слепоте

И, предпочтя не рисковать глазами,

Заранее отдался темноте.

Он развернулся тут же в направленье

Открытых и впускающих ворот,

Пустил коня неспешным, тихим шагом,

Присматривая, как Давид идёт.

Прислужник был невиданно доволен,

Что юношу так быстро убедил.

Других своею силою пугая,

Он сам был больше прочих уязвим.

За стенами жилось не очень сладко.

Любой в стране живущий понимал,

Что если впал в немилость в одночасье –

Считай, свой путь по жизни оборвал.

Бесспорно, все жалели музыканта,

Но смел ли кто его остановить?

Конечно, нет. В душе они молились,

Желая жизнь невинного продлить.

И вот уже тяжёлые ворота

Закрылись у Давида за спиной.

Как на базаре, здесь из любопытства,

Он вновь был окружён большой толпой.

Наездник слез с коня, сказав негромко:

«Не бойся ничего, я поведу

Тебя на встречу с нашим господином,

Для этого лишь за руку возьму».

И в самом деле, как и обещали,

Его куда-то быстро повели.

Давид по стуку сердца слышал рвенье

Продлить в высоком чине свои дни.

Повеяло приятною прохладой,

Пол каменный шаги передавал.

И наконец, они остановились.

Руки свобода стала, как сигнал,

Что юноша доставлен к государю.

Достигнута поставленная цель.

Так музыкант проник, минуя стены,

В чертог, что был за тридевять земель.

Теперь необходимо лишь остаться

С правителем вдвоём наедине,

Доверье заслужить и попытаться

Заставить верить слуху о войне.

Но звали его вовсе не за этим,

Поэтому, не видя, кто сидит,

И смотрит неотрывно исподлобья,

Он лишь услышал, что тот говорит:

«С недавних пор в садах дворца неслышно

Чудесных песнопений чудных птиц.

Всё, кажется, цветёт, благоухает

Внутри стеной очерченных границ.

Но нет на сердце радости, веселья,

Всё как в песок впиталось и ушло.

Мне донесли, что ты играл волшебно,

Используя, возможно, колдовство.

Я сам, признаюсь, занимаюсь этим,

И ты возможно знаешь обо всём.

Раз завязал глаза, так значит, слышал,

Что делается в царствии моём.