И лошади, сплетённые из веток,
Стояли пред Давилом без оков
Наложенного, страшного заклятья.
Всё это забрала собой вода.
Да, камень в описанье не ошибся,
Таких коней не встретишь никогда.
Мать жеребёнка возвышалась телом
Довольно гибким, с длинною спиной,
Высокими и стройными ногами…
Хвост, как и грива, в кольца завитой.
Жеребчик походил лишь чуть на лошадь.
Он был ещё, конечно, очень мал.
Но тем, что первым подошёл к Давиду,
Указывало – он его признал!
Гора в ознобе сильном задрожала.
Открытость могла сильно навредить.
Поэтому она не допускала
В пещере продолжительно ходить.
И музыкант движенье это понял.
Он слышал скрежет камня, словно боль.
Скала, от нетерпения закрыться,
Боролась, будто враг сама с собой.
И юноша, на звуки, отозвавшись,
Стал зазывать оживших вновь коней
Последовать за ним на свет, на волю,
Прося их сделать это побыстрей.
Не сразу кони парню подчинились.
Для них важней пока была вода,
Что неживое тело превращала
В наполненное жизнью навсегда.
Тогда Давид припомнил, что на ухо
Шепнуть необходимо – «Мы друзья…»
Он понимал и очень ясно слышал,
Что медлить с этим здесь уже нельзя.
Но прошептать, увы, не получилось.
Они в воде, а он на берегу.
Ступать ногами в пруд ему опасно.
«А что случится, если я войду?» –
Подумал музыкант и вдруг увидел
На свой вопрос как вариант ответ:
Вокруг из камня статуи стояли
Людей, забывших, что такое свет.
Что их внутри пещеры удержало,
Скульптурами сумело обратить,
Узнать, конечно, было любопытно,
Но в то же время нужно уходить.
Давид вслух произнёс: «За мной идите.
Надеюсь с вами мы теперь друзья!
Послушайтесь, нам нужно торопиться,
И дольше оставаться здесь нельзя!»
«Друзья, друзья, друзья…» – запело эхо.
И только музыкант проделал шаг,
Как следом стали двигаться фигуры,
Внушая неподдельный, жуткий страх.
На счастье парня, кони вороные,
За ним послушно тоже побрели.
Давид свои движения ускорил.
И все, как он, по-быстрому пошли.
Горе движенья были не по нраву.
По счастью, выход был недалеко,
И музыкант успел на волю выйти.
Без ноши он мог двигаться легко!
Как за хозяином своим, уже покорно
Проследовали кони. Не одни.
Тяжёлой поступью, уверенно шагая,
Три статуи из золота прошли.
Конечно было их намного больше,
Однако затворившийся проход
Не выпустил на волю заточённый
И облачённый в золото народ.
А те, что всё же выбраться успели,
Пугая своим видом, следом шли.
И вот все члены маленькой команды
В луга с травою сочной забрели.
Давид подумал: «Был бы рядом камень,
Сейчас бы он, конечно, подсказал,
Что делать мне с фигурами златыми?
Ведь я с собою их не приглашал».
Как только он подумал о подарке,
Что прежде его часто выручал,
Он, обернувшись с явным сожаленьем,
Увидел, что пока не замечал.
Гора зардевшись, стала ярко-красной,
Как будто от великого стыда.
Она пустила дым, огнём пылая.
Давид был поражён – горит гора!
Но не было при этом того жара,
Когда искрится пламенем костёр.
То было что-то новое, иное,
Неведомое парню до сих пор.
Потом скала, похоже, как чихнула.
Давид увидел, что к нему летит
Тот самый начинённый чудом камень,
Что, он считал, горе принадлежит.
Подставив руки, парень изловчился
Сокровище летящее поймать.
«Ах, как я рад, что ты опять со мною!» –
Вот всё, что он мог в радости сказать.
Как прежде, потерев чуть-чуть поверхность,
Не замечая, как ведёт гора,
Давид проник уже привычным взглядом
Вглубь тёмного и тайного «окна»,
Спросив при этом: «Видишь ли, за мною
Пошли фигуры скрытых там людей.
Что делать с ними я не понимаю.
Так подскажи, пожалуйста, быстрей!»
И голос, что звучал внутри, ответил:
«В случившемся ты сам, брат, виноват!
Слова о дружбе не сказал на ушко,
И получил подобный результат.
Но если ты их вызволишь из камня –
Друзей вернее в свете не найдёшь.
Они тебе в дальнейшем пригодятся.
Сейчас ты чудо-свечку вновь зажжёшь,
И загадаешь новое желанье,
Чтоб золото, как воск с людей стекло,
И чтоб они домой к себе вернулись,
Не помня то, что здесь произошло.
Им ни к чему смотреть на жеребёнка,
Как он в три дня в красавца подрастёт,
Как доберёшься с ним до государства,
Где войско нападением пойдёт.
Затем всё делай так, как слышал раньше.
Сиди себе и тихо выжидай.
Порадуй окружающих игрою,
Согрей своей душою этот край.
Смотри же, как жеребчик повзрослеет,
Про сбрую что из кожи – не забудь.
И только лишь когда её оденешь,
Спокойно отправляйся в дальний путь».
Поверхность камня стала голубою.
Давид теперь заметил, что гора
Стояла прежней, больше не дымилась
И не краснела, словно от стыда.
Как велено, так сделано. Игрою
Была свеча желаний зажжена.
Теперь, после известных нам событий,
Казалась уже маленькой она.
Но цвет ещё был радужным – не чёрным.
И то, что музыкант ей загадал,
Исполнилось практически мгновенно,
И именно как он и пожелал.
Огромные скульптуры стали таять,
Стекала с них, конечно, не вода.
Кисельного и ярко золотого
Лишилась поначалу голова,
Потом освободились тело, руки…
Земля вбирала губкой всё в себя.
И вот уж с ног последняя частица
Сползла, исполнив волшебство огня.
Теперь предстали пред Давидом люди,
Но их сморил, похоже, крепкий сон.
И музыкант немного растерялся.
Что с ними дальше делать должен он?
Задумывалось, чтоб они вернулись
В свой дом, откуда, прежде и пришли.
Но сонных что-то всё ещё держало
С ним рядом, от земли родной вдали.
И это было странно, непонятно.
Но вдруг один из них открыл глаза,
И произнёс: «Огромное спасибо!
Тебе подвластны, видно, чудеса.
Теперь ты мне как брат, пусть не по крови.
Моя душа сплелась с твоей душой.
Когда тебе понадоблюсь – задумай:
«Явись мой старший брат передо мной!»
И я перенесусь с порывом ветра,
Где б ни был ты, в любой далёкий край.
Тебя зовут Давидом – мне известно,