Развернута тончайшая рубаха,

Для коей был задуман уж узор.

Осталось взять окрашенные нити,

Чтоб ублажить рисунком чей-то взор.

Красавица ждала отца, надеясь,

Что можно будет что-то изменить,

Что он придёт с душицей луговою,

Иль с ягодами красящими нить,

Но в дом пока никто не постучался.

А лук уж сделал действие своё –

От шелухи, которой было мало,

В цвет жёлтый в чугунке окрасил всё.

Моток в воде был тут же выполощен,

Где для скрепленья уксус гостем был.

И вот уже в клубок смотались нити,

Который стал, как солнце – золотым.

Дошёл черёд до чугунка с крапивой.

Моток теперь имел зелёный цвет.

Он был не яркий, но довольно милый,

И мог таким быть много-много лет.

Моток, как первый был промыт водою,

И уксусом из яблок закреплён,

В клубочек смотан, видом подтверждая,

Что он травою спелою рождён.

Дочь всё ещё ждала и, взяв иголку

Расшила вмиг стежочками узор.

Сначала всё, что жёлтым цветом было,

Затем зелёный лёг, лаская взор.

Шитьё осталось завершить лишь красным.

А ночь не вечна, нужно поспевать,

И принимать какое-то решенье,

Чтоб выход во спасение сыскать.

Она взяла оставшуюся пряжу,

Поранила сама себя ножом,

И выкрасила нити цветом алым.

Так очень страшно был вопрос решён.

По-быстрому себя перевязала,

Как нужно обработала моток,

Немного полотенцем обсушила,

Смотав нить быстро в небольшой клубок.

Игла в руках у чудо-мастерицы

Забегала, ложа на ткань узор.

И вот готова чудная рубашка.

Никто б её красивей не нашёл.

Исполнена работа была к сроку.

На небе ещё царствовала ночь.

Осталось облачить в сорочку птаху,

Но голос удержал, то сделать дочь.

«Отец» стучал отчаянно и сильно,

Домой к ним, во спасение, просясь.

Давид остановил её, а дева,

От этого слезами залилась.

Но музыкант сказал: «Не отвлекайся,

Слова, что помнишь, вслух произнеси.

Прошу тебя, быстрей надень рубаху,

И подтверди наличие любви.

Мне нужно знать, кто кроется за дверью.

Ты легковерно стала забывать

О важном и ответственном условье:

«Ни окон, ни дверей не открывать!»

Девица, продолжая всё же плакать,

Соловушку взяла в свою ладонь,

Впустила внутрь расписанной рубахи,

При этом ощутив в руке огонь.

Произнесла слова: «Явись любимый,

Как прежде был – красивым, удалым.

Пусть снимутся наложенные чары,

И унесутся в небеса, как дым».

Свершилось чудо. Высохли слезинки.

Внутри рубахи заискрился свет.

Пред ними встал довольно статный парень,

Высокий, крепкий и во цвете лет.

Давид не стал мешать влюбленной паре,

Он слушал теперь звуки за стеной.

В дом не скреблись и больше не стучали,

Всё стихло с уходящею луной.

По счастью музыкант не обнаружил

Каких-либо озлобленных сердец.

Он понял, что мешал им и ломился

В последний миг, конечно, не отец.

Лишь только на заре, с восходом солнца,

Вздохнув теперь привольно и легко,

Влюблённые заметили вдруг чашу,

В которой скисло ночью молоко.

А это, безусловно, подтверждало,

Что рвался к ним не батюшка – колдун,

Который им старался притвориться,

И сердце, рвя, до солнышка тянул.

Но где, же сам отец спасённой девы?

Что приключилось с ним в пути вчера?

Все так необходимые им травы,

Росли недалеко от их двора.

Давил решил попробовать вначале

Порезанную рану залечить

У девушки, что жертвуя собою,

Не побоялась кровушку пролить.

Он попросил убрать с руки повязку

И начал визуально представлять,

Как будто рана быстро затянулась

И стала с тела девы исчезать.

Когда он это музыкой своею

Сумел, душой играя, передать,

Желаемое чудо-излеченье

На самом деле стали замечать.

Кровь перестала течь, остановилась,

Стянулись у ранения края.

И остриём пораненная кожа

Такой же стала, как в начале дня.

Похоже, старец не оговорился.

Он что-то ощущал в его игре,

Поэтому сказал о врачеванье,

И что он может помогать в беде.

Для парня неожиданностью было,

Что всё, о чём помыслил – удалось.

Да, повезло хозяевам безмерно,

Что в доме появился дивный гость.

Но странник прибыл вовсе не за этим.

Его задачей было отыскать

Нечаянно утерянные звуки,

А здесь не удалось их распознать.

Давид подумал, что он непременно

Теперь отыщет в чаще старика,

И может быть, в последний раз увидит

Толкового седого пастуха.

И он пошёл сначала ко второму,

В надежде, что его тот просветит,

Для пользы дела что-нибудь подскажет,

И мудрым, нужным словом наградит.

Тот ждал его, глазами улыбаясь,

И радость не скрывал, что он живой.

Прошедшая ночь в домике ужасном

Могла стать, в самом деле, роковой.

Но по глазам печальным музыканта

Старик прочёл, что всё прошло не так

Как думалось, и паренёк подробно

Воспроизвёл буквально каждый шаг.

«Да… То, что нити окропились кровью,

На самом деле, брат, нехорошо.

Я понимаю, выхода другого

Никто из вас в то время не нашёл.

Но это означает, что два года

Рубаху с тела парню не снимать.

Иначе по причине непонятной,

Он станет потихоньку увядать.

Предупреди его. По счастью больше

Им ничего другого не грозит.

Отец девицы думаю, плутает

У Лешего, что рядышком царит.

Найти туда дорогу будет просто.

Другой вопрос, как путь найти назад.

Хозяин мест хитрец, его ловушки

Нельзя покинуть просто наугад.

Но у тебя ведь есть такое средство,

Что он не в силах будет одолеть.

Ты просто поиграй ему на скрипке.

Звук дивный плутовство может стереть.

Наш Леший не такой уж и коварный,

Но любит над народом подтрунить.

Очертит круг, протоптанный ногами,

И человек начнёт тотчас блудить.

А тот сидит и сердцем веселится.

Бывает, правда, водит за собой

Прикинувшись заблудшею овечкой,

Иль плачет, как ребёнок, под луной…

Что делать, от тоски или от скуки,

Творит он эти глупые дела.

С ним и без скрипки ты сумеешь сладить,

Хоть та быстрее б чары убрала.

На всякий случай юноша, попробуй

Читать молитву иль ругать его…