Неужели нельзя было отложить переговоры до дома? Или чем он там занимался в магазине двадцать минут?

– У меня вообще-то дела есть. Я важную съемку перенесла и через час должна быть на другом конце города, – говорю Ковалёву, когда он опускается на сиденье, даже не обратив на меня внимания.

– Так бы сразу и сказала. Откуда мне было знать о твоих планах?

Андрей затемняет экран и прячет телефон в карман. Берет бутылочку воды, откручивает крышку и делает несколько глотков. Других покупок у него я не замечаю. Осознание, что Ковалёв разговаривал по телефону в мини-маркете, когда мог бы делать это в салоне автомобиля и сэкономить мое время, обжигает новой волной злости.

– Блин, таблетки в чемодане забыл. Не достанешь? – Андрей задерживает на мне свой черный взгляд.

Если бы можно было безнаказанно убивать – обязательно бы это сделала. Прямо сейчас.

– До дома потерпишь, – отвечаю как можно спокойнее.

Папа научил, что, если кто-то очень бесит, нельзя показывать ему своих настоящих эмоций, нужно до последнего сохранять внешнее спокойствие. Особенно если собеседник испытывает те же чувства. Показное равнодушие выбьет оппонента из колеи. Но Ковалёва почему-то не выбивает. Такое ощущение, что ему все равно.

Какое-то время мы едем в полной тишине. От напряжения закладывает уши. Я чувствую себя так, словно нахожусь внутри огромного вакуумного шара.

– Чем занимаешься сейчас? – первым нарушает молчание Андрей. – Где-то работаешь? Если встреча важная, могу с тобой прокатиться, – произносит так, словно делает мне одолжение.

Не знаю, каким чудом не выжимаю педаль тормоза. Хотя можно было бы это сделать. Чтобы Ковалёв разбил себе лоб.

– Нет. Отвезу тебя домой. Здесь уже близко.

Надо бы уточнить у отца, где брать терпение в тех ситуациях, когда якобы нужно держать невозмутимое лицо.

В машине снова повисает тишина. Кошусь в сторону Андрея. Прижав пальцы к вискам, он сидит с закрытыми глазами и морщится. Мне безразлично, всё ли у него в порядке со здоровьем, хотя кое-что берусь уточнить на всякий случай. Сиделкой быть я не нанималась.

– Папа сказал, ты после травмы. Что-то серьезное?

– Неаккуратно упал, – уставшим голосом сообщает Ковалёв. – Перелом ключицы, смещение позвонков, сотряс. Почти месяц провалялся в больничке, пережил две операции. Сейчас нужно серьезно восстанавливаться.

Даже немного радует, что Андрей будет не таким активным, как всегда. Есть надежда, что намордник и цепь покупать не придется. Кстати, про намордники.

– А собака твоя где? Каспер, кажется? Ты с ней никогда не расставался раньше, – вспоминаю я.

Лицо Андрея тут же мрачнеет.

– Пока я был в больнице, Каспер умер, – отвечает он, издав тяжелый вздох.

– От старости? Сколько ему было лет?

– Примерно как тебе. – Ковалёв открывает глаза и смотрит в упор.

Дрожь пробирает от этого взгляда. В нем явная угроза. Типа если не переведу тему разговора, меня ждет такой же печальный конец?

Сзади сигналит машина. Посмотрев в боковое зеркало, я трогаюсь с места. Снова поворачиваюсь к Ковалёву.

Андрей с детства чем-то раздражает. Особенно когда оказывается рядом. Хочется творить всякую дичь, лишь бы ему назло. Я бы и сейчас сказала какую-нибудь колкость, наплевав на его горе из-за утраты любимца, но прерывает телефонный звонок.

Не успеваю переключиться с громкой связи, и на весь салон раздается звучный голос моего преподавателя по вокалу:

– Ян, ты где? У нас занятие через два часа, помнишь? И что там с твоим зажимом в челюсти? Сходила к Мансуровой на прием?

Нервно тычу пальцем в телефон, пытаясь открыть настройки. Почему я сразу не подумала отключить громкую связь, когда Ковалёв сел в машину? Хватаю мобильный.

– Я сейчас в дороге, Вер. Перезвоню через полчаса, не могу говорить, – быстро тараторю в трубку и сбрасываю вызов.

Впереди пробка. Я чувствую себя крайне уязвленной, зная, каким Ковалёв бывает изобретательным на всякого рода обидные шуточки и острым на язык. Тем более после того, как я не пощадила его чувств к Касперу и намеревалась развить эту тему. Уверена, сейчас прилетит ответка.

Андрей пристально смотрит на меня насмешливым взглядом.

– Эрик сказал, вы с Гордеевым расстались несколько месяцев назад?

– И? – отвечаю вопросом на вопрос, не понимая, зачем он этим интересуется.

– В таком случае ничего удивительного, что у тебя появились зажимы в челюсти. Столько времени без отношений… Может, тебе нового парня найти, и вопрос с посещением специалиста решится сам собой?

Гад! Ну какая же сволочь! Взял и надавил на больное место: разрыв с Ярославом. Извини, пап, но твоя тактика ни черта не помогает. Обойдусь своей. Как привыкла.

Резко бью ногой по тормозам. Снимаю блокировку с дверей и, максимально сцепив челюсти, раз Ковалёва так завела тема моих зажимов, цежу:

– Выходи.

Андрей усмехается:

– Я папе твоему пожалуюсь, что бросила меня с неподъемным чемоданом посреди дороги.

– Хорошо, что напомнил. – Нажимаю на кнопку и открываю багажник, чтобы паршивец забрал свой чемодан.

Улыбка на лице Ковалёва становится шире.

– Еще и скорую для правдоподобности вызову, – угрожает он.

– Да пожалуйста! И бабуле не забудь об этом рассказать. Особенно про зажимы в челюсти и способы борьбы с ними. До дома пара километров осталась. Попутку поймаешь. Или пешком пойдешь. Заодно скорую вызовешь.

– А ключи?

– Заклинание какое-нибудь придумаешь.

Плевать, что получу нагоняй от отца за то, что оставила Ковалёва с вещами на дороге. Я его встретила, почти довезла до дома. На большее терпения не хватило. Вечером попрошу у Кати разрешения пожить у них дома, потому что моя нервная система вряд ли выдержит ежедневные эмоциональные встряски.

– Как же с вами хорошо, девочки, – довольно произношу я и делаю еще глоток коктейля, стараясь не думать о том, что в нашем доме теперь живет Ковалёв. – После напряженного и сложного дня – это то, что нужно.

– Выпить бокал коктейля? – ухмыляется Вика.

– Ну и встретиться с вами, – подыгрываю, наконец-то ощущая подобие умиротворения.

Хотя бы за это можно поблагодарить Андрея, а то я бы отказалась от встречи с девчонками. Только не представляю, как буду завтра работать. Да и в университете снова не появлюсь: почти всю неделю съемки на объектах. Придется потом как-то наверстывать. В ущерб себе и своим увлечениям.

– Кстати, Ян, что ты там спрашивала про жилье? – интересуется Катя. – У меня пока без вариантов. Мама с мелким приехали погостить. Такой шум дома. Хоть самой куда-нибудь сбегай. Может, лучше я к тебе? – смеется она.

– Заодно и я, – тут же отзывается Вика. – Подготовка к свадьбе сестры мне уже поперек горла. – Проводит по шее. – Куча родни собирается нагрянуть.

– Обе приезжайте, – даю я добро. – Только никаких заигрываний с Ковалёвым. – Строго смотрю не девчонок, которые тут же оживают после моего предложения.

Кате и Вике нравится Андрей. Они ради приличия поддакивают, соглашаясь, что Ковалёв говнюк и ведет себя всегда соответственно, однако на его соцсети подписаны. Постоянно докладывают мне о событиях в его жизни. Хочешь не хочешь, а будешь в курсе.

– А что за порыв уйти из дома? – спрашивает Вика.

– Это была минутная слабость, – отмахиваюсь, не желая вдаваться в подробности.

Зря я, конечно, оставила Андрея с чемоданом на дороге. Однако паршивец хорошо знает мои слабые места, в том числе – что не обладаю терпением. Поэтому он и попросил остановиться на заправке, а потом специально проторчал в мини-маркете полчаса, доведя меня до точки кипения. Вдобавок ко всему – вывел из себя обидными и грязными намеками, чем бы я могла разработать челюсть. Это сейчас эмоции немного улеглись, рабочий процесс меня успокоил, а тогда я и впрямь готова была уехать из собственного дома.

Но лучше создам невыносимые условия для Ковалёва. Пусть убирается восвояси и живет среди коробок и ремонта. Попробую сделать все, чтобы сократить срок пребывания Андрея в нашем доме до минимума. Мне дорога каждая нервная клетка.