– Из них можно сделать горных спасателей. Только это будут очень ненадежные спасатели. Я думаю, прежде чем они кого-то спасут, они друг друга к чертовой матери с гор посбрасывают…

– Ну-ну, не нервничайте, – сказала Куратор сочувственно.

Хотя и без «Абеляра» было понятно, что на самом деле ей хотелось сказать: «Нервничайте теперь, упрямый вы осел, который смел со мной, куратором Заповедника, еще спорить о его целесообразности!»

И Писатель, конечно, еще больше завелся.

– Они там все, буквально все, понимаете, знают «как надо»! Вот что меня поразило – без страха и упрека, совершенно!

– Завидуете? – уточнила Куратор лукаво.

– Завидую, – признал Писатель хмуро. – Всегда мечтал знать «как надо», но где там! Мне не дано!

– Вы как маленький. Это же такой тип людей. Поэтому они и в Заповеднике, а вы тут сидите, кофе вот… да, хотите кофе?

– Еще я всегда думал, что экстремальные условия людей облагораживают! В момент преодоления трудностей человек должен становиться лучше.

– Ха-ха! – сказала Куратор. Она торжествовала, уже не скрываясь, – Точно так же некоторые думают, что и бедность облагораживает. Но вы когда-нибудь наблюдали за бедными?!

– А я ведь вас поймал, Куратор! – сменил тон Писатель. – Я теперь все про вас знаю!

Он давно это заметил – стоит сказать такое человеку, даже наугад – и можно наслаждаться картиной неподдельного испуга. Тут было тоже самое.

– Что вы имеете ввиду? – спросила Куратор напряженно.

– Вы ведь тоже немножко авантюрист и тиран, признайтесь честно? Чуточку альтернативно– моральны, ага? Нельзя же, скажем, работать в психушке и не быть несколько чокнутым. Только не вздумайте мне рассказывать, что вас привела на эту работу великая миссия!

– И не вздумаю я ничего рассказывать. Вы все равно не поймете, – вздохнула госпожа начальница Заповедника. И, конечно, тут же принялась рассказывать; и, конечно, Писатель действительно не все понимал.

…Заповедник, видите ли, спас ее брак, ни больше ни меньше. Вот Писателю никогда не казалось, что в его личной жизни не хватает остроты? Что рутина все задавила? Странное дело: люди так стремятся к стабильности, а когда она приходит, начинают скучать. Вот им с мужем не о чем говорить было вечерами. То есть они уже даже не ссорились! Все, последняя стадия отношений. Тут-то им и подвернулась социологическая практика в Заповеднике, в этих каменных джунглях. И все, представьте себе, завертелось! Это как на фронте. Чувства обостряются! Никакой немытой посуды, никаких ссор из-за невынесеного мусора, – остается только самое главное! Только главное – ведь в любой момент можно не вернуться.

– …Откуда угодно можно не вернуться в любой момент, – пробормотал Писатель.

– Что?

Он вдруг захотел рассказать ей о том, как лет двадцать назад пошел в магазин, а попал – в заложники; и бежал, и других вывел, они встречались потом иногда, но разговоры неклеились. Хотя Писателю очень хотелось говорить и говорить об этом; казалось – это даже важнее, чем все его книги. И как вообще это всем писателям свойственно – хотеть настоящего дела, настоящей жизни, и все равно чувствовать себя чужим, примазавшимся, карикатурным туристом в бесконечных заповедниках, с пробковым шлемом и биноклем.

Но вместо этого он достал «Абеляр»:

– Извините, записывал, по привычке… Я сейчас все сотру, не к чему это… Тем более, здесь явно нет вторых дорожек.

«….не нравился чистый экстрим. – сказал из «Абеляра» голос Куратора, уже не измененный, – Все эти горы, реки, парашюты. Ну что ты можешь доказать скале или там глу…»

Если Писатель в этот момент уставился на Куратора так же ошалело, как она на него, то смешно же они смотрелись.

– Так. Все интереснее и интереснее, – сказал Писатель. Он с облегчением понимал, что училка здесь – уже не она.

– Да, я Охотник! – сказала Куратор с вызовом. – Можете называть меня маньяком, или как там вам больше нравится, но на самом деле я просто человек! У меня, может, азарт!

– И чем вы тогда от них отличаетесь? – Писателю тут же показалось, что он этот вопрос тоже уже кому-то задавал. Он не любил тавтологий.

– В отличие от них, я знаю, что делаю! Я контролирую ситуацию! Я могу бросить в любой момент! Я просто хочу на последок пришить этого чертова Бунтаря, кем бы он ни был, это уже дело принципа, мы с ним уже пол Заповедника разнесли!

…Она вытерла глаза мгновенно, когда Писатель еще даже шагов не слышал. Он подумал, что у нее, конечно, феноменальное, действительно охотничье чутье.

– Вот и муж, только не говорите ему, что я Охотник, умоляю! У нас в семье один Одиссей, а мы, как говорится, люди маленькие…

Как всегда, несколько идиотски улыбаясь, в кабинет вошел Проводник.