И тут я вспомнил о том месте, где дон Мигель и Ночная Выдра учили Золотую Куницу метать ножи. Я ведь и потом их там видел всех троих за тем же занятием или за изучением испанского. А однажды они там пели. Как я раньше не догадался? У ребят где-то там убежище!

Я нашёл их по звуку. Птичий слух развит не хуже драконьего, а у попугаев, известных своей склонностью к подражательству, в особенности. Поэтому я хорошо расслышал то, что происходило в небольшом здании, окружённом живописными пальмами, почти скрывавшими его от посторонних глаз.

Это были звуки любви, а не страдания! Волшебная песня, которая предшествует началу новой жизни. Нежный девичий голосок принадлежал Золотой Кунице, а юношеский, с пробивающимися мужскими нотками…

И тут я чуть не рухнул, промахнувшись от неожиданности мимо пальмы, потому что мужских голосов было два! Один из них принадлежал дону Мигелю, а другой — Ночной Выдре. Так что же, они там придаются радостям любви втроём?

Поймите меня правильно, я не охотник до таких зрелищ, они меня не заводят, как не могут человека завести любовные игры воробьёв. Если человек нормален, он в таких случаях может лишь полюбопытствовать и даже умилиться «милым птичкам», но не более того. Я полез туда не из любопытства — за пятьсот лет жизни среди людей насмотрелся всякого. Но я должен был удостовериться, что всё действительно в порядке.

А потому, стараясь не шуметь, я перебрался с пальмы на крышу домика, нашёл нечто вроде слухового окна, хотя скорее это было отверстие для вентиляции, и заглянул внутрь, благо потолка в этом строении не было.

Всё оказалось именно так, как я понял ещё на подлёте к любовному гнёздышку — они были втроём. Они сплелись в любовной схватке, молодые, сильные, ненасытные и счастливые тем, что с ними происходило!

Я не осуждаю их за некоторую экзотику этого соития. Люди не осуждают кошек приносящих разноцветных котят, вот и я не осуждаю способы, с помощью которых сами люди наслаждаются друг другом и создают новую жизнь.

Для меня главное здесь было то, что об аламоа и всех страхах связанных с этим суеверием можно было забыть. Я в этом был уверен, теперь оставалось донести новость до всего племени. Но кое-что меня удивило и даже привело в изрядное замешательство. Все трое любовников вели себя не как неопытные юнцы, а как люди знающие толк в том, что они делают. Что бы это значило?

В любом случае здесь мне делать было больше нечего, но ничто не мешало подождать снаружи, что я и сделал, устроившись на невысокой каменной стене, шагах в пятнадцати от входа в домик.

Прошло, наверное, часа четыре — ночные звёзды сменились на утренние. Как сообщали мне мои уши, любовники несколько раз заканчивали свои игры, отдыхали и начинали снова. Вот что значит молодость! Если бы я не боялся разрушить их идиллию, то крикнул бы — «браво!» Правда, правда, я не шучу!

Они появились на пороге уставшие, смеющиеся, на слегка дрожащих ногах, но счастливые и довольные жизнью. Я отступил в тень и замер, дав им пройти. Затем я, как мог тише снялся со своего места и полетел следом. Примерно на полпути Ночная Выдра сердечно попрощался со своими друзьями и исчез в лабиринте города. Дон Мигель же, обнял Золотую Куницу за плечи и в таком виде они направились к месту пиршества.

Видели бы вы, с какими лицами индейцы встретили эту пару! Недоумение, недоверие, кое-где разочарование, а у кого-то радость читалась в глазах, хоть никто не подал вида, ведь это было бы недостойно истинных охотников! Свидетельством того, что Золотая Куница не аламоа был Мигель, живой и здоровый. Свидетельством, что всё это не какой-то трюк, было смущённое, раскрасневшееся лицо девушки.

Даже я без труда отличаю девушку только что принявшую мужскую любовь, от той, что не удостоилась этого счастья, а уж крайне наблюдательные индейцы и подавно видели всё насквозь. Так что дополнительных доказательств не требовалось. Но для меня не все вопросы получили должное разрешение.

Небо начало светлеть, когда Золотая Куница встала, ласково провела ладонью по щеке дона Мигеля, и направилась к отцу. Чига Шанки остался невозмутим, но глаза его блестели, выдавая охватившие вождя чувства!

Ещё бы! Любимое дитя теперь вне опасности, и если бы не необходимость «сохранять лицо» перед племенем, он наверняка заключил бы дочь в медвежьи свои объятия!

Мне было конечно любопытно, что бы он сказал, если бы узнал правду, но несколько позже мне стало известно, что подобные игры здесь не унижают достоинство женщины, а наоборот прибавляют ей вес в глазах общества, как обладательнице редкого дара, доступного не каждой скво.

После ухода вождя, разошлись и все остальные. Я последовал за доном Мигелем и с удивлением увидел, что Ганса в спальне нет. Здоровяк, похоже, увяз где-то в любовных делах, так что оказался не в состоянии вернуться в свою постель.

Я приготовился было занять своё место в изголовье спящего юноши, но тут его рука протянулась ко мне, приглашая устроиться на обмотанном плащом запястье. Это означало, что дон Мигель хочет поговорить по душам, и ещё — что настроен он мирно.

— Ты всё знаешь, — констатировал мой воспитанник.

— Знаю, — не стал отпираться я. — И давно вы?.. Когда всё началось-то?

— Ещё до похода к озеру, когда были игры.

Я почувствовал себя идиотом. Впрочем, всякий кто пытается контролировать чужие любовные дела, должен чувствовать себя идиотом, поскольку именно идиотом он и является. Форменным!

— И что, вы так втроём и начали? — полюбопытствовал я.

— Нет, я был у Золотой Куницы первым. Они меня сами попросили об этом, как друга. Видишь ли, они любят друг друга, а поскольку мы подружились…

— (!)

— Это один из местных обычаев — доверить возлюбленную другу… в первый раз, если счастью двух влюблённых угрожает какая-либо беда. Они уверены, что это отгонит демонов от будущей семьи и всё дальше сложится хорошо.

— Демонов? — переспросил я, чувствуя, что глупею на глазах. — А если случатся дети?

— Золотая Куница беременна, — ответил дон Мигель, смущённо опустив глаза. — Она уверена, что от меня, и скорее всего это действительно так. Месяц примерно.

Второй раз я сегодня чуть не свалился с насеста, то-есть с руки дона Мигеля.

— А Ночная Выдра? — спросил я, почувствовав, как изменился мой голос.

— Он сказал, что почтёт за честь воспитывать в семье моего… ребёнка, — ответил парень, ещё больше смутившись.

Я понял, что сначала он хотел сказать «бастарда», но язык не повернулся произнести это глупое слово. Нет, я всё-таки люблю этого парня, что хотите со мной делайте! Никого из них так не любил со времён Анхе…

— Как же получилось, что вы занялись этим… втроём? — вновь спросил я, проглотив ком, откуда-то взявшийся в горле.

— Она сама этого захотела, — ответил Мигель. — По их правилам я мог быть с ней до произнесения свадебных обрядов, если бы захотел. Но зачем бы я стал это делать? Конечно, я уступил место настоящему возлюбленному, после того, как мы с ней уже раза четыре… Они тогда провели две ночи вместе, и всё было хорошо, я видел, что они счастливы, но на третью ночь, когда я хотел уйти, она вдруг взяла меня за руку и не пустила. Так мы и любились с тех пор втроём. Сначала было странно, а потом привыкли, и стало хорошо получаться!

Мне показалось, что я вспотел под перьями.

— Больше мы вдвоём с ней не встречались, — продолжал дон Мигель. — Они без меня — да. Я же больше не оставался с Золотой Куницей один на один.

— Погоди, — перебил я его, — а когда вы наткнулись в джунглях на мокеле-мбембе?..

— Мы хотели найти себе местечко, пока все купаются, — улыбнулся дон Мигель. — Но мокеле-мбембе расстроил наши планы. Мы решили отложить свидание и сами пошли купаться.

— Так вы что в походе тоже?..

— Не каждый день, конечно, но было, — кивнул дон Мигель.

Моё убеждённое всезнайство дало трещину. Вот что значит быть уверенным в своей мудрости и недооценивать молодёжь!

— Ни о чём не жалеешь? — спросил я, пытаясь выяснить, насколько задеты глубинные чувства моего питомца.