* * *
Митчелл никогда сознательно не чувствовал, что сидит на корточках, пока стрельба не прекратилась и он не почувствовал, что полностью выпрямляется.
Двое из спешившихся шонгейри все еще двигались, и выражение его лица ни разу не дрогнуло, когда он прикончил их. Почти одновременно он услышал три разнесенных, осторожных выстрела из винтовки и знал, что Уилсон делает то же самое с любым выжившим из второго грузовика.
Он обошел "двойку с половиной" спереди к середине дороги, извлек частично использованный магазин и заменил его полностью заряженным, и все это на автопилоте. Затем он поставил пистолет на предохранитель, потянулся назад, чтобы засунуть пистолет обратно в кобуру, и посмотрел вверх, слегка удивившись, обнаружив, что его руки не дрожат, когда Уилсон и Дворак спускались к нему по склону.
- Господи, что за херня! - сказал Уилсон. Из-за такого количества выстрелов уши Митчелла работали не так уж хорошо, но он слышал бывшего морского пехотинца достаточно отчетливо. Кроме того, он бы понял, что говорит Уилсон, даже если бы был совершенно глух.
Дворак, с другой стороны, действительно носил защитные наушники. Митчелл знал, как безжалостно в прошлом Уилсон подтрунивал над своим шурином из-за них, когда тот надевал их на охоту на оленей, но Дворак всегда указывал, что чувствительность электронных охотничьих муфт, которые он предпочитал, действительно можно увеличить, чтобы улучшить его слух, оставляя при этом доступную защиту этого слуха. И учитывая пушку, которую он решил взять с собой, Митчелл нисколько не удивился, увидев их на этот раз.
- Я должен купить себе пару таких, - сказал он Двораку сейчас, тыча кончиком указательного пальца в громко звенящее ухо.
- У меня есть лишняя пара, которую ты можешь взять, при условии, что мы выберемся из этого целыми и невредимыми, - едко сказал Дворак.
- Я выпью за это, - согласился Митчелл, оборачиваясь, когда другие мужчины, которые были рассеяны по склону холма, начали спускаться к ним.
Он бросил быстрый взгляд на свой собственный грузовик, который казался неповрежденным, затем повернулся обратно к остальным.
- Либо штаб-квартира этих ублюдков уже знает, что произошло, либо никто не собирается нервничать, пока они не появятся по расписанию, - сказал он затем. - В любом случае, мы должны оставить следы. Вопрос в том, кто хочет поехать со мной обратно в Росман, а кто хочет путешествовать пешком? Если они действительно узнают, что произошло, у них чертовски быстро появится кто-то еще на подходе, и им не составит труда заметить движущийся грузовик. С другой стороны, если они еще не знают, это поможет нам всем быстрее вернуться в город и покинуть этот район. И мы не знаем, насколько хороши их чертовы летающие глаза в обнаружении тепловых сигнатур отдельных людей или чего-то подобного сквозь древесный покров, если уж на то пошло.
Уилсон и Дворак посмотрели друг на друга. По дороге они обнаружили, что вертикальный характер большей части местного рельефа значительно увеличивал расстояние, которое им приходилось преодолевать по прямой, и ни один из них не становился моложе. Кроме того, Митчелл был прав насчет их незнания сенсорных возможностей беспилотных летательных аппаратов пришельцев.
- Думаю, сейчас время для скорости, а не для того, чтобы какать и шнырять в лесу, - сказал Уилсон, и Дворак кивнул. Помощник шерифа округа выглядел так, как будто у него возникло искушение оспорить это, но он этого не сделал, и Митчелл мотнул головой в сторону грузовика.
- Тогда давайте оседлаем лошадей, - сказал он.
- Секундочку, - ответил Дворак и передал "Барретт" своему шурину. Он подошел к мертвым шонгейри и быстро забрал оружие Ганшейла и пару винтовок других шонгейри, а также боевую сбрую одного мертвого солдата и доспехи-раскладушки для верхней части тела. Он снял и выбросил все, что хоть отдаленно напоминало электронное, но сохранил подсумки с патронами. Он давно хотел получить хоть какое-то представление об индивидуальном оружии и снаряжении этих тварей, и сейчас он не собирался упускать такой шанс.
- Поехали, - сказал он.
XXI
Насекомое пробежало по вспотевшей шее Стивена Бучевски сзади. Он проигнорировал это, не сводя глаз с пришельцев, пока они разбивали лагерь.
Насекомое на его шее переместилось в другое место, и он проверил ручную гранату РГД-5. Он бы не осмелился воспользоваться рацией, даже если бы она у него была, но взрыв гранаты прекрасно сработал бы как сигнал к атаке.
Он действительно предпочел бы оставить этот патруль в покое, но не мог. Он понятия не имел, что они делали в этом районе, и это действительно не имело значения. Что бы еще они ни делали, каждое подразделение шонгейри, казалось, выполняло свою собственную постоянную миссию по поиску и уничтожению, и он не мог допустить этого, когда гражданские лица, за которых он и его люди стали нести ответственность, оказались на пути такого патруля.
Его реакция на нападение шонгейри на румынских гражданских лиц дала ему еще одно задание - то, которого он бы предпочел избежать. По крайней мере, так он себе говорил. Остальные его люди - за возможным исключением Рамиреса - казалось, не питали ни малейших сомнений, которые испытывал он сам. На самом деле, он часто думал, что единственная причина, по которой он их чувствовал, заключалась в том, что он командовал. Это была его работа - чувствовать их. Но как бы то ни было, он и его брошенные американцы стали защитниками медленно, но неуклонно растущей группы румын.
К счастью, одна из румынок, о которой шла речь, Элизабет Кантакузен, была университетским преподавателем. Ее английский был с сильным акцентом, но ее грамматика (и, как подозревал Бучевски, ее словарный запас) была значительно лучше, чем у него, и простое привлечение местного переводчика стоило почти всех связанных с этим головных болей. Несколько других говорили по крайней мере на сносном английском - во всяком случае, также намного лучше, чем его румынский!
К настоящему времени под его командованием находилось чуть менее шестидесяти вооруженных мужчин и женщин. Американцы составляли ядро его сил, но их численность была почти равна горстке румынских солдат и гораздо больше было гражданских лиц, которые проходили ускоренный армейский курс выживания у него, ганни Мейерса и сержанта румынской армии Александра Джонеску. Он разделил их на четыре примерно равных по размеру "отделения": одним командовал Мейерс, другим - Рамирес, третьим - Джонеску и последним - Элис Макомб. Мишель Трумэн была старше Макомб, но она и Шерман все еще были слишком ценны как его "мозговой трест", чтобы он мог "растратить ее" на роль стрелка. Кроме того, она учила румынский у Кантакузен.
К счастью, сержант Джонеску уже говорил по-английски (в британском стиле, не по-настоящему для американца, но нищим выбирать не приходится), и Бучевски удалось заполучить по крайней мере одного англоговорящего в каждое из своих отделений. Это было неуклюже, но сработало, и они проводили часы в лагере каждую ночь, отрабатывая ручные сигналы, которые не требовали разговорного языка. И, по крайней мере, параметры их ситуации были до боли ясны всем.
Уклоняться. Скрываться. Сделать все возможное, чтобы обеспечить безопасность гражданских лиц - их сейчас около двухсот. Оставаться в движении. Избегать дорог и городов. Постоянно высматривать любой источник пищи. Оказалось, что Кэлвин Мейерс был опытным охотником на оленей, и он и два его единомышленника, которые были сотрудниками румынской лесной службы, вносили значительный вклад в обеспечение пропитания их людей. Тем не менее, лето медленно, но неуклонно приближалось к осени, и слишком скоро холод и голод станут смертельными угрозами.
Но чтобы это произошло, сначала мы должны пережить лето, не так ли? - сурово подумал он. - А это значит, что этих ублюдков нужно остановить до того, как они поймут, что гражданские здесь не для того, чтобы их убивали. И мы должны сделать это так, чтобы они не получили сообщения обратно на базу.
