— В конечном счёте ты, наверное, прав, — согласился Мерлин. — С другой стороны, им может повезти. Попадание совершенно в не подходящее место, искра в крюйт-камере, разбитый фонарь где-то под палубой… как любит отмечать граф Серой Гавани, первое правило битвы состоит в том, что, если что может пойти не так, оно пойдёт не так. И, как однажды заметил ему твой отец, это справедливо для обеих сторон.
— Я знаю. Но тот факт, что ты прав, не делает меня счастливее.
— Хорошо. — Император удивлённо поднял брови, услышав ответ Мерлина, и телохранитель с сапфировыми глазами немного грустно улыбнулся ему. — Прежде чем всё это закончится, Кайлеб, погибнет очень много людей. Я знаю, что это будет тяжело для тебя, но надеюсь, ты простишь меня, если я скажу, что чем больше пройдёт времени до того момента, как ты начнёшь воспринимать это как должное, тем лучше это будет для тебя, как человека, так и для императора.
Князь Нарман, стоявший по другую сторону от Кайлеба, задумчиво прищурился, наблюдая, как император кивает в глубоком согласии с замечанием сейджина. Не то чтобы сам Нарман не был согласен с замечанием Мерлина. По правде говоря, сам Нарман был вполне способен на абсолютную безжалостность, когда того требовала необходимость, но от природы он не был кровожадным. На самом деле, его безжалостность почти всегда была реакцией на разного рода кровожадность, которую часто демонстрировали некоторые правители, вроде приходящего на ум Гектора Корисандийского. Он всегда был склонен фокусировать свою безжалостность на узко определённых целях, ключевых личностях, чьё хирургическое устранение наиболее способствовало бы его планам, и массовый хаос оскорблял его. Это было неаккуратно. Хуже того, это было небрежно, потому что обычно указывало на то, что он не смог должным образом идентифицировать ключевого человека или людей, устранение которых было действительно необходимо. Что, помимо всего прочего, означало, что в конце концов он, вероятно, убил больше людей, чем должен был.
Это было ещё одной причиной, почему, хотя он безоговорочно предпочитал императора, который был немного более безжалостным, чем он должен был быть, императору, который не был достаточно безжалостным, он не возражал против заявления сейджина. Впрочем, были так же и другие причины, и некоторые из них оказались довольно неожиданными. К своему удивлению, Нарман действительно полюбил Кайлеба. Он был вполне порядочным молодым человеком, что было достаточной редкостью за пределами рангов глав государств, и Нарман предпочёл бы держать его в таком положении как можно дольше, особенно учитывая, что Кайлеб также собирался стать деверем дочери Нармана. Но полностью отбрасывая это личное соображение в сторону, последнее, что нужно было Сэйфхолду — это чтобы молодой человек, который с сожалением готов был потопить весь флот графа Тирска, если бы его условия капитуляции были отвергнуты, превратился в молодого человека, который ни за что бы не пожалел об этом.
И всё же, как бы Нарман ни одобрял заявление Мерлина, это была вещь не того толка, что обычно говорят кому-то телохранители. Особенно когда этот кто-то — император. Нарман был готов к тесным отношениям между Кайлебом и сейджином. Такого рода связи между аристократом и его самыми верными и преданными слугами можно было только ожидать, а Мерлин спас не только жизнь Кайлеба, но и жизни архиепископа Мейкела и графа Серой Гавани, не говоря уже о сверхчеловеческих, легендарных усилиях сейджина в попытке спасти жизнь короля Хааральда в Заливе Даркос. Чего нельзя было ожидать, так это того, что этот слуга будет почти… наставником императора. Слово «наставник» было здесь не совсем правильным словом, и Нарман это прекрасно понимал, но оно было близко к истине. Кайлеб слушал Мерлина, и ценил взгляды и суждения сейджина по самым разным вопросам. Конечно, в отличие от слишком многих правителей, Кайлеб обладал невероятно ценным (и, к сожалению, редким) умением слушать своих советников. Никто никогда не принял бы его за нерешительного человека, но сама эта решительность придавала ему уверенность в том, что он может узнать мнение других, чьему суждению он доверяет, прежде чем принять собственное решение. И всё же, было что-то необычное в том, как он прислушивался к мнению Мерлина.
«Не делай этого, Нарман», — сказал себе князь. — «Если ты не будешь осторожен, то твоё любопытство снова заведёт тебя в беду. Если бы Кайлеб хотел, чтобы ты знал, почему он так уважает советы сейджина Мерлина, он, несомненно, уже сказал бы тебе. И, нет, тебе не нужно задаваться вопросом, как много сейджин имеет общего со всеми этими замечательными разведывательными источниками, о которых Волна Грома очень тщательно тебе не рассказывал».
Он фыркнул в безмолвном удовольствии от направления собственных мыслей. Затем он резко вскинул голову, когда громоподобный взрыв прокатился по слоистым от дыма водам Залива Белого Паруса. Одна из плавучих батарей, всё ещё дерущихся против черисийских галеонов, только что исчезла в огромном огненном шаре, и пылающие осколки прочертили в небе дугообразные дымные линии, разлетаясь от неё.
— По-моему, Мерлин, ты сказал «искра в крюйт-камере», — жёстко сказал Кайлеб.
— Возможно, — печально согласился Мерлин. — С другой стороны, они до сих пор не придумали, как производить зернёный порох. Даже с упакованными зарядами, то, что этот порох имеет тенденцию расслаиваться и выбрасывать облака пыли, достаточно опасно при любых обстоятельствах. Учитывая, что должно твориться на борту этих батарей к этому времени…
Он покачал головой, и Кайлеб кивнул в знак согласия. Затем он оглянулся через плечо на капитана «Императрицы Черисийской».
— Поднимите сигнал, Андрей. Проинструктируйте адмирала Нилца временно выйти из боя. Уже больше половины их батарей разбиты, и даже те, что всё ещё дерутся, должны быть в плохом состоянии. Давайте дадим им возможность подумать о преимуществах капитуляции, прежде чем мы убьем ещё кого-нибудь из них.
— Конечно, Ваше Величество, — сказал капитан Жирард и поклонился своему монарху. Жирард был повышен до своего нынешнего поста после того, как был ранен в бою, когда служил первым лейтенантом на борту предыдущего флагмана Кайлеба. Он тоже слишком хорошо представлял себе, каково это — находиться на борту этих разбитых в щепки батарей, и, когда он кивнул своему офицеру связи, который стоял рядом, ожидая указаний, по выражению его лица было ясно, что он полностью согласен с решением Кайлеба.
— Вы слышали Его Величество. Подайте сигнал выйти из боя.
— Так точно, сэр. — Лейтенант коснулся своего плеча, отдавая салют, а затем начал отдавать собственные приказы.
Когда сигнальные флажки начали подниматься по фалам, Кайлеб обернулся к всё ещё поднимающемуся столбу дыма, где взорвалась батарея, и поморщился.
— Жаль, что мы не ошиблись насчёт изобретательности Гектора, — сказал он. — Если он сумел создать нечто подобное для защиты Дейроса, то что же он придумал для одного из своих главных портов?
— Возможно, даже больше, чем мы хотели бы иметь, если бы не было крайней необходимости, — ответил Мерлин.
— По крайней мере, его логистические проблемы должны быть более сложными, чем наши, хотя бы из-за его проблем с боеприпасами, Ваше Величество, — заметил капитан Жирард, и Кайлеб хмыкнул в знак согласия.
Королевский Черисийский Флот стандартизировал вооружение своих галеонов задолго до того, как стал Имперским Черисийским Флотом. Корабли, подобные «Императрице Черисийской», несли новейшую артиллерию, которая на самом деле была немного легче пушек, которые Кайлеб взял с собой на Армагеддонский Риф и в Залив Даркос. Эдвирд Хоусмин и барон Подводной Горы не видели иного выбора перед прошлогодней кампанией, кроме как использовать имеющиеся «кракены» в качестве стандартного артиллерийского орудия. Это уже было самое близкое к стандартной тяжёлой пушке, которой хвастался Флот, так что их было достаточно, чтобы дать флоту полезный начальный запас, как только Хоусмин придумал, как добавить цапфы.
