В этот момент, на короткое мгновение, губы королевы-матери задрожали, а затем — к её удивлению и смущению — она разразилась совершенно неожиданными слезами. Зелёная Гора быстро поднялся, торопливо подошёл к ней, опустился на одно колено рядом с её креслом и взял её правую руку в обе свои, и она услышала его мягкие, встревоженные вопросы. Услышала, как он спрашивал её, почему она плачет. Но она не могла ему ответить. Она могла только смотреть через весь стол на молодого человека, который так неожиданно, не говоря ни слова, сказал ей, что её дочь нашла то, чего, по опасениям её матери, она никогда не сможет узнать.

* * *

Кайлеб Армак смотрел, как плачет королева-мать Элана, слушал, как Зелёная Гора тихо и встревоженно говорит с ней. Слёзы королевы-матери удивили его не меньше, чем первого советника Шарлиен, но лишь на мгновение. Только до тех пор, пока он не понял, как её глаза цепляются за него, даже сквозь слёзы, и не понял, что единственное, чего нет в её слезах — это печали.

Он промокнул рот белоснежной салфеткой, отложил её в сторону и отодвинул свой стул. По его настоятельной просьбе он, Элана и Зелёная Гора обедали без свидетелей. Даже слуги удалились, ожидая, что их позовут звоном колокольчика королевы-матери Эланы, если они понадобятся. Даже Мерлин Атравес стоял за дверью маленькой столовой, охраняя уединение всех её обитателей, и сейчас Кайлеб опустился на одно колено по другую сторону кресла Эланы. Он взял её свободную руку в свою, поднёс к губам и нежно поцеловал тыльную сторону ладони, затем поднял на неё взгляд — или, скорее, посмотрел, потому что от того, что она сидела, а он стоял на колене, их глаза были почти на одной высоте.

— Ваша Светлость, — пробормотал он, — я и сам, во многом, боялся того же.

— «Боялись», Ваше Величество? — переспросила Элана, и он кивнул, затем протянул левую руку. Нежный палец смахнул слёзы с её щеки, и он мягко, почти печально улыбнулся.

— Вы боялись, что ваша дочь попадёт в ловушку, — сказал он ей. — Вы боялись государственного брака без любви, основанного на холодном расчёте и честолюбии. Из того, что сказала мне Шарлиен, я полагаю, что вы поняли причины этого расчёта, поняли необходимость, стоящую за амбициями, но всё же вы боялись их. Так же, как и я. У меня были отчёты о вашей дочери, описания. Я знал её прошлое. Но я не знал её и боялся — очень боялся — что, если она примет моё предложение, я обрекаю нас обоих на необходимый, но лишённый любви союз. Что, подобно многим другим принцам и принцессам, королям и королевам, мы будем вынуждены пожертвовать наши собственные надежды на счастье на алтарь долга перед нашими коронами.

— Шарлиен изменила это во мне. Она изменила это, став тем, кого я мог бы любить, и тем, кто мог бы любить меня. Став такой же храброй, такой же тёплой и любящей, какой она была умной. Такой же сострадательной, как и прагматичной. Такой же нежной, насколько она могла быть безжалостной при необходимости. Я бы предложил ей этот брак, каким бы ни был её характер, и женился бы на ней со всей честью, даже если бы между нами не было никакой любви, точно так же, как она вышла бы за меня. Но Бог был добр к нам. Нам не нужно было делать этот выбор, потому что мы действительно любим друг друга. Я желаю, больше, чем я мог бы сказать, чтобы она была здесь, чтобы сказать вам это сама. Но она не может сделать этого сейчас. Бог, по Своей милости, может быть, и избавил нас от холодного, бесчувственного брака, но другие наши обязательства, другие наши обязанности остаются. И для Шарлиен было бы невозможно, как я знаю, мне нет нужды говорить вам, оставить эти обязанности невыполненными, а эти обязательства неудовлетворёнными. Вы — и барон Зелёной Горы — научили её этому, так же как мой отец научил меня, и никто из нас не будет недостоин наших учителей.

— Я знаю, — полушёпотом ответила Элана. — Я знаю, Ваше Величество, правда. И теперь я понимаю, что письма Шарли не говорили мне ничего, кроме простой правды, тогда как я боялся, что она отчаянно пытается предложить мне ложное утешение. Простите меня, Ваше Величество, но я наполовину подозревала — по крайней мере, боялась — что истинная причина, по которой она не сопровождала вас домой в Черайас, заключалась в том, что это был брак без любви, и вы боялись, что я пойму это, когда наконец увижу вас двоих вместе.

— Ваша Светлость, я же говорил вам, что Шарлиен никогда бы не стала лгать вам о чём-то подобном, — тихо сказал Зелёная Гора, и она слабо улыбнулась ему.

— Дорогой Марек! — Она выдернула руку из его ладони и легонько коснулась его щеки. — Конечно же, ты говорил это. Я знаю это. Так же, как я полностью осознаю, что ты бы солгал Шань-вэй в Аду, если бы это было необходимо, чтобы защитить Шарлиен или меня.

— Ваша Светлость, я никогда… — начал он, но она прервала его тихим журчащим смехом.

— Конечно, ты бы так и сделал! И не усугубляй ситуацию, пытаясь убедить меня в обратном.

Он посмотрел на неё со странно-безнадёжным выражением лица, и она снова рассмеялась, а затем снова обратила своё внимание на Кайлеба.

— Вставайте, Ваше Величество! Это не уместно, что вы стоите на колене передо мной.

Её голос, как заметил Кайлеб, стал гораздо строже, чем раньше, и в нём слышались упрекающие нотки, которых он раньше от неё не слышал. И всё же, он их узнал. В последний раз он слышал их — от кого-то, кроме Шарлиен, по крайней мере — от своей собственной матери, и он почувствовал что-то тёплое в своём сердце.

— Да, Ваша Светлость. Немедленно, Ваша Светлость. Слушать — значит повиноваться, Ваша Светлость, — смиренно сказал он, его карие глаза сверкнули дьявольским очарованием, и она снова рассмеялась.

— Этого тоже достаточно, Ваше Величество, — сказала она ему. — Вы не смягчите меня с помощью нескольких слов и лёгкой улыбки! Возможно, это сработало бы с моей юной и впечатлительной дочерью, сир, но со мной это не сработает!

— Ваша Светлость, я потрясён — потрясён, я говорю — что вы можете приписывать мне такие низменные мотивы!

— Конечно же, они у вас были, — суховато ответила она, а затем решительно указала свободной рукой на стул, который он покинул. Он ещё мгновение держал её левую руку, продолжая улыбаясь ей, затем встал и послушно обошёл вокруг стола, чтобы снова сесть на указанный ему стул.

— При всём моём уважении, Ваше Величество, — продолжила она, — надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что вы очаровательный, совершенно беспринципный молодой негодник. Без сомнения, вы уже поняли, что раньше ваша улыбка всегда выручала вас из беды. Однако я подозреваю, что в моём случае вы найдёте её гораздо менее эффективной!

— Ну вот, вот и пошли прахом все мои надежды и планы использовать моё неотразимое обаяние для того, чтобы… побудить вас поступать по-моему.

— Почему-то, — сказал Зелёная Гора ещё более сухим тоном, чем королева-мать, — я сомневаюсь, что вы прибегали в последнее время к чему-то столь неопределённому, как «неотразимое обаяние», Ваше Величество.

— Конечно, нет, — согласилась Элана, прищурившись и рассматривая экзотически одетого молодого человека, сидящего в дальнем конце стола. — Заметьте, Ваше Величество, мне уже ясно, что вы можете быть весьма очаровательны, когда вам это удобно. И откровенно говоря, будь я лет на двадцать моложе, я, несомненно, нашла бы это обаяние почти таким же «неотразимым», как Шарлиен. Однако в моём случае у вас есть нечто гораздо более ценное и убедительное.

— У меня? — Кайлеб выгнул бровь и вежливо склонил голову набок, и она фыркнула.

— Конечно, у вас, — сказала она уже более серьёзным тоном. — Вы знаете правду. И между вами и Шарлиен явно установилась связь. Я уже прекрасно знала это из её писем.

— А остальные жители Чизхольма разделяют с вами эту веру, Ваша Светлость? — тихо спросил Кайлеб.

— Не все, Ваше Величество, — ответил Зелёная Гора за королеву-мать. — Не все. Но у большинства ваших людей, большинства подданных королевы Шарлиен, есть более чем достаточно доверия — к ней и к её суждениям — чтобы компенсировать страхи тех, кто не согласен. По крайней мере, сейчас.