- Но с другой стороны, - сказал Хоутон, проницательно глядя на волшебника через свои очки ночного зрения, - вот ты и идешь прямо в это. И судя по тому, что ты говоришь, ты занимаешься подобными вещами уже довольно давно. Что, учитывая то, как ты говоришь о богах, дергающих за ниточки на другой стороне, наводит на мысль мой естественно подозрительный ум, что они, вероятно, сделали в своих планах по крайней мере некоторые допущения, как иметь дело с тобой.

- Без сомнения, сделали, - признал Венсит с тем, что Хоутон про себя считал довольно ужасающей жизнерадостностью. Или, возможно, это только казалось таким из-за его собственной близости к Венситу и того, что другая сторона могла запланировать для него, признался себе морской пехотинец.

- Без сомнения, - повторил Венсит. - С другой стороны, ни один из богов - ни Света, ни Тьмы - не может действовать слишком открыто в мире смертных. Как я отмечал ранее, если бы у них начались прямые столкновения друг с другом, они, вероятно, уничтожили бы всю эту вселенную, что скорее сделало бы всю их борьбу за то, кому она принадлежит, в конечном счете бессмысленной. Это конкретное ограничение является одной из причин, по которой Базел - и я - продолжаем так упорно и настойчиво выживать.

- Понимаю. И могу ли я надеяться, что на этот раз ты намерен проявить еще немного упрямства, чтобы выжить?

- О, действительно, я намерен, - мягко сказал Венсит, его улыбка была широкой и почему-то почти нежной. - Действительно, намерен, артиллерийский сержант. Мне еще слишком много чего нужно сделать... и со слишком многими людьми еще предстоит встретиться. Умереть было бы слишком неудобно.

IX

Трейн снова поднял голову, когда лошадь под ним начала выбираться из глубокого русла ручья. Его кожу и, более того, разум начало покалывать от внезапного ощущения чего-то, с чем смертным никогда не суждено было столкнуться, и на этот раз он с трудом сглотнул, когда что-то слишком похожее на панику мелькнуло глубоко внутри него. Он почувствовал, как лошадь под ним напряглась, почувствовал, как сократились ее мышцы, когда она тоже осознала то, что он только что обнаружил, и он ни капельки не винил животное. Он никогда не ощущал ничего даже отдаленно похожего на это, но его магический талант предупреждающе кричал, и то, что он чувствовал, неуклонно приближалось.

Лошади его похитителей перевалили через край русла ручья, но они также продолжали подниматься. Холм, на который они поднимались, был значительно выше большинства других в окрестностях, и он удивился, почему они взбираются на него, вместо того чтобы огибать его подножие. Он все еще удивлялся, когда узнал об этом.

Лошадь под ним резко повернула влево, а затем, внезапно, они поскакали прямо на склон холма.

Отверстие было по меньшей мере пятьдесят пять или шестьдесят футов в поперечнике, и глаза Трейна сузились, когда они прошли через какой-то нематериальный, но осязаемый барьер, который каким-то образом задерживал свет, исходящий от похожих на канделябры шаров, подвешенных к потолку. Барьер не пропускал свет из отверстия, но теперь, когда он был внутри него и мог ясно видеть, он понял, что туннель был явно искусственным, поскольку стены, которые окружали их по мере того, как они неуклонно продвигались вглубь, были из обработанного и тщательно подогнанного камня. Работа была такой же тонкой, как и все, что он мог видеть в столице империи, но в ней было что-то... неправильное. Углы слегка отклонялись от истинных, как будто геометрия архитектора была каким-то образом искажена. Скручена. Возможно, это было только внутреннее ощущение опасности и ослабленной энергии, потрескивающей в его таланте мага, но он почувствовал внезапную, инстинктивную уверенность в том, что архитектор, о котором идет речь, никогда не принадлежал ни к одной из человеческих рас. Или, если он начал с этого, его превратили во что-то другое еще до того, как он спроектировал этот великолепно построенный туннель.

По мере того как они продвигались все глубже, гладкий, невыразительный камень уступал место сверкающей мозаике, и мышцы живота Трейна Элдарфро превратились в твердый кусок железа. Он ожидал увидеть символы Карнэйдосы, волшебную палочку, символизирующую ее статус божества-покровителя черного колдовства. То, что он на самом деле видел, было отвратительным скорпионом Шарны, Повелителя демонов и покровителя убийц.

Трейн снова сглотнул, сильнее, когда к горлу подступила тошнота. Сцены, воспроизведенные в мозаиках туннеля, были ужасающими образами, свидетельствующими о резне и побоищах. Изображения огромных, усеянных шипами демонов - чудовищных существ из кошмара, искривленных гибридов насекомых, ящериц и летучих мышей - бесчинствовали в визжащих толпах перепуганных беглецов, в то время как города пылали, как факелы в ночи. Огромные жвалы разрывали воинов и боевых коней надвое, в то время как ураганы стрел отскакивали от хитиновых шкур и чудовищных панцирей так же безвредно, как множество дождевых капель. Клешни и чудовищные когти разрывали других воинов на части, а огромные глотки, усеянные похожими на клыки крючьями, заглатывали кричащих жертв живьем.

И все же, какими бы ужасными ни были эти сцены, были и похуже. Гораздо хуже. Там были изображения обрядов жертвоприношения, которые позволяли поклонникам Шарны командовать его демоническими слугами. Именно агония и отчаяние, даже больше, чем кровь жертв и сама жизненная сущность, подпитывали темные аппетиты Шарны и заставляли его демонов служить смертным. Смерть любой жертвы Тьмы была ужасна; смерти, которых требовал Шарна - как и те, которыми наслаждалась его сестра Крэйхана, - выходили за рамки ужаса и безысходности.

Трейну удалось, наконец, закрыть глаза. Это оказалось гораздо труднее, чем он мог ожидать. Было что-то почти завораживающее в этом чистом, душераздирающем восторге от жестокости ради жестокости. Что-то, что угрожало засосать зрителя и утопить его в бесконечном, ядовитом экстазе чистого, завораживающего зла, которое Шарна обещал тем, кто служил ему.

- Мне нравится, что они сделали с этим местом, - беззаботно сказала Тримэйла Гарсалту и Ретаку. Ее веселый тон казался непристойным на фоне запредельного ужаса, но Трейн подозревал, что веселье было хрупким и потрепанным щитом, даже для ее собственных ушей, против волн злобы, одновременной ненависти и голода ко всему живому, которые наполняли этот широкий, великолепно построенный туннель, как ядовитый фимиам.

- Мне не нравится находиться под землей, - пробормотал Гарсалт.

- О? - Трейн держал глаза закрытыми, но он легко мог представить наклон головы Тримэйлы, презрительную дугу элегантной брови. - Тогда я полагаю, что ты предпочел бы встретиться с Кровавой Рукой - и Венситом; давай не будем забывать о нем, хорошо? - где-нибудь на открытом месте? Где-нибудь, где они могли бы напасть на нас с любого направления по своему выбору?

- Он не беспокоится о том, откуда они приходят, Тримэйла, - едко сказал Ретак. - Он беспокоится о том факте, что есть только одно направление, в котором он может бежать после того, как они доберутся сюда.

- И, полагаю, ты хочешь, чтобы мы думали, будто Базел и Венсит тоже не пугают тебя до чертиков, - парировал Гарсалт с силой, которая немного удивила Трейна.

- Только идиот не будет хотя бы немного нервничать, Гарсалт. - Судя по ее почти примирительному тону, Тримэйла тоже казалась удивленной. - В конце концов, у них обоих довольно устрашающие показатели успеха - особенно у Венсита, если честно. Тем не менее, если мне придется выбирать между возможностью бежать более чем в одном направлении и точным знанием того, где кто-то вроде Венсита или Кровавой Руки и его скакуна должен напасть на меня, я выберу знание. В конце концов, по большому счету, бег не очень-то помогает в подобной ситуации, не так ли?

- Да, это так, - вполголоса пробормотал Гарсалт в знак согласия. Тем не менее, Трейн заметил, что его голос звучал по крайней мере немного мягче. Хотя, возможно, это было просто потому, что он так сильно хотел, чтобы его успокоили.