Он споткнулся на рытвине и чуть не завалился вместе со мной. Кого из нас сильнее шатало – еще вопрос.

– Вы ни от чьего общества не бываете в восторге, – резонно заметила, устраиваясь обратно. Завтрак все еще был со мной. Упертый. – И меня тошнит. Живот крутит.

– Сильно? – две пытливые темные воронки уставились на меня из черноты.

– Как если бы из меня собиралась вылезти та штука с щупальцами. Через рот, – скривилась от собственной фантазии. – Она не могла в меня что-нибудь отложить?

Я запоздало задумалась: а Райс вообще видел дитя Тьмы? Или мой глюк был все же плодом фантазии?

– Вы начитались «Ужасных рассказов о чужой изнанке» мисс Ридли Гхарр? – глухо хохотнул Райс и подкинул меня в жилистых руках.

Закатила глаза: такого я не читаю. Рисса рассказывала как-то вечером… Мы с Тейкой до утра потом зубами стучали.

– У вас сильный магический откат от применения темных чар, – сжалился Райс и перестал надо мной похмыкивать. – В первый раз он особенно неприятен.

– Я ничего не применяла, – заверила пахучего затворника.

Мы приблизились к академии, и он пронес меня в целительский корпус через отдельный преподавательский вход. Пятая точка взвыла от дурного предчувствия. Уж не к Граймсу ли мы снова?

Внушительный нос Райса расплывался перед глазами, в горле побулькивала горечь. Я зажмурилась и откинула голову. Уффф…

– Совсем паршиво? – спросил, поднимаясь со мной по лестнице.

– Будто стухшего гхарра съела. Целиком, с копытами, – призналась доверительно. – Но в то же время очень пусто внутри. И тяжесть на груди каменная.

– Сейчас… Тихо, не дергайтесь.

Темный магистр бегло пошевелил пальцами, вызывая на ладони золотистый игольчатый шарик. Втер затейливое плетение в мое горло, и с его пальцев по коже побежали щекотные ручейки.

Что за манипуляцию он провел, не знаю, но захотелось хихикать. Настолько сильно, что я себе это позволила. Прыснула. Потом хрюкнула. И совсем громко расхохоталась.

– Легче? – дернул губы в чем-то, очень отдаленно напоминающем улыбку.

– Высший класс!

В животе теперь не тухлый гхарр перекатывался, а порхали самые настоящие бабочки. Штук сто, не меньше. По венам растекалось чувство восторженной влюбленности – хоть сейчас беги и «ягодке» на шею вешайся. И в лапы его загорелые закутывайся.

Тьфу!

Вейну… Диккинсу на шею. И в лапы. Да.

Придет же в тяжелую голову!

– Это плетение «Эйфории», неискушенным и начинающим магам временами помогает при откатах, – сухо бросил Райс.

По хмурой морщине, расчертившей лоб, легко догадалась, что ему золотые шарики не помогают уже давно.

– Постарайтесь болтать поменьше, иначе завтра будет стыдно. «Эйфория» развязывает язык.

Я плотно сжала губы, мысленно их зашив. И опять глупо улыбнулась. Ну не гадство?

– Вас шатает, как подбитого гхарра, – поделилась наблюдениями. – Тоже последствия отката «лечили»?

Вообще Райс ощущался достаточно крепким и стойко боролся с силой притяжения. Но по коридору мы пробирались «змейкой», знакомясь близко то с одной, то с другой стеной.

– Не вздумайте меня жалеть, – предупредил маг. – А то еще влюбитесь ненароком и себе жизнь испортите…

– У вас мало шансов завладеть сердцами учениц, пока в Академии есть ректор Керроу, – хихикнула, не задумываясь о деликатности. – Вы его глаза видели? Синие-синие! А хвостик…

– Спасибо, – от души поблагодарил Райс. – Вы меня успокоили.

– Хотя вы тоже ничего. Нос такой… такой… породистый, вот, – пригляделась к самой внушительной части его лица. – И глаза засасывают, как воронки… Глубоко-глубоко…

– …И снова напугали. Помните, я советовал вам поменьше болтать?

– Вас бы откормить. Совсем щеки впали, – вздохнула сердобольно, вспоминая Долию. Она бы быстро его привела в форму. – Уверена, вы тоже забываете про еду. Моя мама все время забывала.

– Мисс Ламберт… Я вас тут сейчас брошу, и ползите сами.

– Вот если убрать эти жуткие тени под глазами и забыть про настойку дварфов… – сощурилась, набрасывая в голове план реабилитации. – Вы, кстати, в курсе, что она пахнет, как продукт жизнедеятельности винторогих гхарров?

– Я использую ее как духи, – профыркал сир Райс, пряча подбородок в объемном темно-сером свитере.

– Чтобы вас обходили по другой стороне коридора? – хихикнула, ощущая в животе подозрительное шевеление. Там заводились все новые бабочки.

Либо тварь с щупальцами из рассказов Риссы…

– Какая догадливая.

– Почему вы так нелюдимы?

– Какой длинный коридор… бесконечный просто.

«Эйфория» не просто развязывала язык. Она делала желание поболтать нестерпимым. Казалось, закрою рот – тут же умру.

– А почему вам не нравится мастер Рэдхэйвен? – поерзала в руках мага.

– Магистры темных искусств не обязаны друг другу нравиться, – строго выдохнул Райс, и я в который раз пожелала себе задохнуться поскорее. Чтоб не мучиться. – Мы не цветы и не детеныши пушистой каффы.

А жаль… Жаль.

Будь Рэдхэйвен детенышем каффы, я бы его почесала за ушком. По пузику мохнатому погладила. Это даже мой «чубурашка» любит. А так – не дай Варх.

– Если его природный дар так велик, как рассказывал Мюблиум, то Даннтиэль тратит свой талант впустую, протирая штаны при дворе, – разоткровенничался вдруг Райс. – Он мог бы решать куда более важные вопросы. Помогать сотням, тысячам. А не ежедневно настраивать защиту двора от проклятий и еженощно поправлять юбки на Ее Величестве…

– Дались вам ее юбки! – вспыхнула, размазываясь взглядом по черному потолку. – Так ворчите, будто лично с ними знакомы.

– О, мы знакомы.

– С юбками?

– С Ее Величеством, – нахмурился Райс. – Меня приглашали на ту же должность немногим раньше, чем Рэдхэйвена.

– Поправлять юбки? – поперхнулась слюной и отчаянно закашлялась. Райс зашатался сильнее, и мы притормозили у левой стены.

Я по-новому, оценивающе проехалась по породистому носу. Если бы не вызывающе резкие черты лица, словно природа совсем не напрягалась, вытачивая суровый профиль… Да, он был бы вполне ничего. Может, не каноническим красавцем, но точно источающим харизму, энергетику и какую-то мрачную, суровую притягательность.

– Защищать двор, – поправил строго. – Но я отказался. Если все талантливые мастера темных искусств будут протирать штаны на бархатных диванах и валяться на шелковых простынях, то некому будет латать дыры в материи под Аквелуком.

– Так вы благородны…

Фальшивые бабочки внутри издали одновременный «Ах!».

– Не люблю людей, – Райс торопливо убил их мечтательный настрой. – А при дворе их толпа.

– Так вы просто сбежали от общения?

– Рэдхэйвен тоже сбежал, когда согласился работать при дворе, – задумчиво произнес мужчина. – Просто он прятался от других проблем. Убить дар и закопать талант – всегда легче, чем примириться с тем, что ты можешь больше других. И это какая-никакая ответственность.

– Не похож он на беглеца, – протянула с недоверием.

Столичный сноб явно дорожит своей жизнью. И наверняка стремится поскорее в нее вернуться.

– Все мы ищем, где комфортнее. Где нас меньше достает… наше прошлое, – философски заметил Райс. – Все от чего-то бегут, мисс Ламберт. Я, вы… И даже та новая рыжая ассистентка Граймса – тоже от чего-то бежит, по глазам видно.

«Эйфория», растекавшаяся по телу, не давала всерьез задуматься над его словами. Бабочки сменяли один бодрый танец на другой, разгоняя радость по венам. Хотелось улыбаться чудесному вечеру и щекотным мыслям о черноглазом королевском мастере, а не вот это все.

– А вы когда успели изучить высшие приемы работы с темной стороной? Этих книг нет в свободном доступе, – нахмурился вдруг Райс, пока сердечко внутри подпрыгивало взволнованной крикеткой. Того и гляди, с кем-нибудь обниматься полезу. – И те чары, что вы применяли на полигоне…

– Не применяла!

– Я свой первый раз тоже смутно помню, мисс Ламберт, – признался Райс. – Но это потому, что заранее обезболил себя до полной потери чувств.