Я немного растерялся даже, пытаясь перевести прозвучавшую сентенцию с бюрократического канцелярита на человеческий язык. Получалось, что мою квоту заведующий намерен отдать другим исследователям, вот только в этом не было ни малейшего смысла. Хоть и числюсь здесь стажёром, но я всё же не его подчинённый и тем более не мальчик с улицы, да и проект не возглавляю, а лишь выступаю ассистентом руководителя, по сути – тем же лаборантом. Руководит всем доцент Звонарь. И вот так вставлять ему палки в колёса?

Нет, тут что-то другое. Либо заведующий цепляется ко всем подряд из-за неудач на личном фронте, либо пытается меня спровоцировать. Но на что? На ссору, звонок доценту Звонарю, угрозы нажаловаться Лизавете Наумовне? Или рассчитывает, что я ещё и перед ним отчитываться стану? Так не стану.

– Отказ будет оформлен документально? – спросил я.

Ну а как иначе? Молча уйти и взять ответственность за срыв проекта на себя? Вот ещё! Потом выяснится, что мы просто друг друга не поняли или что-то напутала заменявшая секретаршу лаборантка, и на меня повесят всех собак. Оно мне надо? Ответ ясен и понятен: вовсе нет.

Филипп Гаврилович задумчиво поглядел в ответ и постучал карандашом по столу, затем сказал:

– Подожди в приёмной.

Я прикрыл за собой дверь, а в приёмной уселся на стул для посетителей и вытянул из кармашка часы. Время уже начинало поджимать, но пока что ещё не слишком сильно. Подожду. Доценту Звонарю позвоню лишь после того, как на руки выдадут письменный отказ. Но странно, очень странно…

Минут через пять задребезжал телефонный аппарат, лаборантка сняла трубку и сразу вернула её на место, а сама прошла в кабинет, надолго там не задержалась, тут же вернулась в приёмную и вручила мне приказ на отпуск спецпрепарата.

Подпись, печати, верная дозировка.

Ну и какого лешего это было?

Но вслух озвучивать этот вопрос я благоразумно не стал, улыбнулся барышне и спустился на первый этаж, где мне выделили крохотную клетушку без окон. Прежде её использовали как кладовку, ну а сейчас там разместились стол с лампой и два стула – для меня и посетителя. Точнее – пациента. Шкафов не было, все документы пересылались спецсвязью доценту Звонарю, а их временным хранилищем выступал прикрученный к полу сейф. Из оборудования имелся прибор для просмотра результатов работы на силовых установках, и всё.

Я намотал длиннющую бумажную ленту на левую бобину и закрепил её конец на правой, отличавшейся лишь наличием ручки. Затем отрегулировал положение увеличительного стекла, включил лампу и принялся изучать график своей выходной мощности, постепенно прокручивая ведущее колесо.

Если раньше эту работу выполнял кто-то из лаборантов, то теперь по соображениям секретности расшифровывать записи и делать пометки-примечания приходилось самостоятельно. Ничего сложного, только мороки много.

В целом и общем, результаты нисколько не разочаровали. КПД генерации оказался близок к идеальному, общий выход достиг шестидесяти процентов от предельного уровня, имелась и положительная динамика. Пиковые выходы тоже порадовали; что немного расстроило, так это слишком глубокие провалы ближе к концу занятия. И стабильность тоже ухудшилась в последние пятнадцать минут, но не критично.

Только утилизировал ленту, и на приём подошёл Герасим Сутолока. Общей растрёпанности и творческой небрежности в одежде у него заметно поубавилось, причёска стала аккуратней, а лацкан пиджака теперь отмечала розетка солдатского креста, коим его наградили за руководство зенитной батареей. Герасим продолжал встречаться с Лией, но я давно перегорел и не видел смысла вставать в позу неудачливого соперника. Выпить пива мы так и не выбрались, но общаться – общались. Заявлять о его предосудительном поведении во время задания я не стал, в отчёт тот инцидент тоже не включил. Но то – в отчёт официальный, капитану Городцу сдал весь расклад, написал и докладную. А где она в дальнейшем всплывёт и всплывёт ли вовсе – уже не моя головная боль.

Мы поздоровались, и я выложил перед собой опросный лист, начал заполнять его шапку, вписывая в соответствующие строки имя пациента и дату.

– Изменения в самочувствии за прошедшую неделю? – уточнил между делом.

– Никаких, – сказал Герасим, откинувшись на скрипучем стуле и закинув ногу на ногу.

– Сложности с оперированием сверхэнергией?

– Нет.

– Приступы головной боли, тошнота, слабость?

– Нет.

– Ломота в суставах, звон в ушах?

Выслушивая дежурное «нет», я проставлял крестики и продолжал задавать вопросы в полном соответствии с опросником. Формально мои обязанности ассистента руководителя проекта сводились к беседам с подопытными, к числу которых относился я и сам, ну а всё остальное если и отражалось в документации, то исключительно с грифами «секретно», а то и того вовсе «секретно совершенно».

– Эректильная дисфункция? – перешёл я к разделу, который неизменно привносил в нашу беседу некоторую толику оживления.

– Нет!

На сей раз ответ прозвучал резче обычного, но я это обстоятельство, равно как и все прошлые встречи, проигнорировал. И как всегда никаких отметок на листе делать не стал.

– Преждевременное…

– И не надоело тебе?! – взорвался Герасим. – Ладно раз пошутил, ну – два! Но сколько можно-то? Это невыносимо!

Попался!

Надо сказать, Герасим имел полное право не только разговаривать со мной в таком тоне, но и требовать объяснения, поскольку числился заместителем руководителя проекта, вот только оправдываться я и не подумал. Просто развернул опросный лист и передвинул его собеседнику. Тот непонимающе посмотрел на бланк, поднял на меня озадаченный взгляд и вновь углубился в изучение текста, после тягостно вздохнул.

– То есть это не шутка?

Я покачал головой безмерно довольный собой. Несколько месяцев выспрашивал подробности интимной жизни Герасима, откладывая при этом проставление отметок на потом, несколько месяцев капал ему на мозги и вот – добился своего, переполнил чашу терпения. Пустячок, а приятно.

– И ты на эти же вопросы отвечаешь? – уточнил Герасим.

В ответ я продемонстрировал стопку пустых бланков, отпечатанных под копирку.

– Вопросы одинаковы для всех.

Герасим не удержался от очередного тяжёлого вздоха и вслух прочитал варианты ответов на ставший последней соломинкой вопрос:

– «Часто», «обычно», «редко», «никогда»… – Он посмотрел на меня, поморщился и сказал: – Ставь «редко».

Я так и поступил, потом оказался вынужден спросить:

– Это по итогам этой недели? Раньше же всё нормально было?

– Надо исправить ответы на всех бланках.

Игра перестала быть игрой, пришлось доставать чистый лист и оформлять пояснение к текущему опросу. Немного пожалел даже, что всё это затеял. Хотя…

Достал ведь? Достал.

Следующим в клетушку заглянул Глеб Клич – долговязый молодой человек двадцати лет от роду с приметным рубцом на левой щеке, белым и бугристым. Из всех прошедших инициацию в Джунго, которых удалось забрать с собой при побеге, он единственный обладал чувствительностью, почти достаточной для самостоятельного оперирования сверхэнергией. И пусть о входе в резонанс и речи не шло, курс медикаментозной терапии и специальных процедур, призванных заменить полноценную настройку на источник-девять, в его случае показывал весьма и весьма неплохие результаты. Об остальной троице спасённых военнопленных, увы, такого сказать было нельзя, ну да оно и понятно: мы выжили после заезда в энергетическую аномалию на вагонетке, а наших товарищей по несчастью загнали туда своим ходом.

– Как самочувствие? – поинтересовался я, пожав протянутую руку.

– Да как-то не очень, – неопределённо передёрнул Глеб плечами и облизнул губы. – Голоса… Или музыка даже скорее. Тюк-тюк-тюк. Тюк-тюк-тюк. И так круглые сутки.

Я вздохнул.

– Ничего нового получается?

Глеб жалобно протянул:

– Стучит же! Может, сегодня без меня? Может, переждать?