Двери поезда открылись, и Смит вышел на Слоун-сквер. Он с облегчением вдохнул свежий вечерний воздух, от души наслаждаясь осенней прохладой после духоты подземки. Восемь лет назад, когда он только купил квартиру в Баттерси, его воодушевлял сам выход на Слоун-сквер. В конце концов, всем тем, кто ждал друзей и подружек у станции метро, необязательно было знать, что Смит вовсе не живет в этом престижном районе. Он шагал по Кингс-роуд мимо этой разношерстной толпы, деловито помахивая чемоданчиком и изображая из себя завсегдатая этих мест. Сейчас-то ему было плевать, кто и что о нем подумает, – он давно перерос это детское позерство. Став постарше, он понял, что собравшимся у метро глубоко плевать как на его персону, так и на то, где именно он живет.

Внимание Смита неожиданно привлек цветочный киоск. Его яркие краски эффектно контрастировали с унылым октябрьским пейзажем, и Смиту захотелось вдруг купить букет. Почему бы не порадовать Джем? В конце концов, ей пришлось потратиться на ужин, а денег у нее, судя по всему, не так уж много. Выбор пал на три роскошных пиона – ярких, но не кричащих. Смиту не хотелось, чтобы Джем приняла это за ухаживание.

Как ни странно, но покупка цветов пошла на пользу ему самому. Забравшись в автобус и устроившись на заднем сиденье, Смит почувствовал, что настроение улучшилось.

Автобус неспешно катил по улицам Лондона, и Смит, глядя на роскошные краски заката, ощутил вдруг радостное предвкушение. Домашний ужин и беседа с хорошенькой девушкой – вечер, похоже, обещал быть приятным.

Как водится, Шевон успела поужинать к тому моменту, когда Карл вернулся домой с уроков джайва. В свое время, когда он только начинал обучать танцам, она ездила на занятия вместе с ним. Шевон наряжалась в одно из платьев в стиле пятидесятых, дополняла его накрахмаленными нижними юбками, губы подводила кроваво-красной помадой, а свои пышные волосы убирала в хвостик. Они с Карлом усаживались в его черный «эмбасси» и отправлялись в «Сол-и-Сомбра», ощущая себя кем-то вроде Натали Вуд и Джеймса Дина. Но потом у них появилась Розанна. Шевон не хотелось оставлять бедняжку одну, и поездки с Карлом мало-помалу сошли на нет. А теперь Шевон и вовсе не влезла бы ни в одно из старых платьев.

Теперь ей оставалось только наблюдать за тем, как Карл укладывает свои черные кудри с помощью геля, натягивает зауженные брюки и надевает настоящую гавайскую рубашку. Выглядел он, если не считать залысины у висков, практически так же, как пятнадцать лет назад. Карл был бесподобным танцором и великолепным учителем. Некоторые из его учеников открыли со временем собственные школы танца. Карл по-прежнему был нарасхват на свадьбах и вечеринках, ведь благодаря ему любая женщина выглядела и ощущала себя так, будто и правда умела танцевать.

– Что, на первом этаже новые жильцы? – спросил Карл, расшнуровывая видавшие виды, но все еще стильные ботинки. – Я только что заметил на кухне какую-то девушку. Она готовила ужин.

– Такая маленькая, с темными волосами?

– Да.

– Она здесь уже целую неделю. Должно быть, новая соседка.

Карл прошел на кухню и обнял Шевон, опустив голову ей на плечо. В ответ Шевон взъерошила его волосы, напрочь забыв, что он только что с танцев.

– Фу, я вымазала руки в геле! – Она метнулась к раковине. Карл легонько шлепнул ее по широкой спине и вышел из комнаты.

Стоило ему оказаться за дверью, как улыбка исчезла с его лица. В гостиной он уселся на диван и опустил голову. Шевон негромко напевала на кухне, отмывая испачканные в геле руки. Голос у нее был мягким и приятным, совсем как у девочки. Карлу хотелось плакать. Хорошо бы остаться сейчас одному. Он бы рыдал и рыдал, пока не выплакал все сердце. Его ограбили, лишили собственного ребенка. И даже не поставили в известность.

Этажом выше в лоне Шери дышал и подрастал его малыш. Набор клеточек величиной с ноготь. С глазами, руками и ногами, как у самого Карла. С его ДНК, обещавшей темные волнистые волосы и плохое настроение по утрам. А она убила его, убила, не поморщившись.

То, что Шери как бы мимоходом закончила их роман, оборвав его за тарелкой устриц с лимонным соком, не значило ровным счетом ничего. В Шери его привлекали исключительно волосы и секс. Сама она ничего для него не значила. Но она убила его ребенка, убила без зазрения совести. Карл смотрел на это холодное, безмятежное лицо – качество блюда явно волновало ее больше, чем совершенное убийство, – и ненавидел ее всем сердцем.

– По статистике, одна из трех беременностей заканчивается выкидышем, так что не вижу тут повода для переживаний. Этот ребенок мог просто умереть, и никто бы ни о чем не догадался, – устало объясняла Шери, как будто повторяя прописные истины очередному незадачливому любовнику. – Потом, что бы ты сказал своей дорогой Шевон? «Милая, помнишь девушку с третьего этажа? Ты еще сильно ее недолюбливаешь? Мы трахались с ней все это время, и у меня для тебя чудесные новости: она беременна!» Конечно же, дражайшая Шевон, жирная и бесплодная, будет безумно рада за тебя.

Шери повела изящной бровкой и тут же сообщила проходящему официанту, что устрицы слишком жесткие и она предпочла бы взамен пасту с морепродуктами.

Карл понятия не имел, как бы он стал объясняться с Шевон, сложись все иначе. Сейчас это не имело особого значения. Шанс стать отцом был упущен. А ведь малыш уже рос в лоне этой женщины! Прими они с Шевон решение обзавестись ребенком, им все равно пришлось бы обращаться к суррогатной матери. Это была бы его сперма и яйцеклетка другой женщины. Так какая разница? К Шери он испытывал столько же чувств, сколько может испытывать шприц в руках доктора.

Прислушиваясь к тому, как Шевон готовит на кухне ужин, Карл вспомнил гримасу боли на ее лице – в тот самый день, когда ей сказали, что она бесплодна, что у нее нет шансов стать матерью. При этом воспоминании гнев на Шери вспыхнул с новой силой, и Карл поклялся, что когда-нибудь отплатит ей. Заставит страдать так, как страдает сейчас сам.

Смит не знал, плакать ему или смеяться. Накануне вечером он опустошил восемь банок пива и две рюмки текилы, проспав потом часа два, не больше. А сегодня был вторник, и в его распоряжении почти не оставалось времени, чтобы завершить презентацию пиар-компании для одного из крупнейших банков страны. В офисе царила настоящая паника, а уж Джеймс и вовсе достал всех по полной. В обычные дни он выглядел безупречно, но, когда ситуация накалялась, седой ежик волос у него на голове вставал торчком, шелковый галстук съезжал куда-то набок, а под мышками проступали пятна пота, что никак не красило его стильную рубашку.

Вот и сейчас, с покрасневшим от злости лицом, он орал на Диану, чтобы та «открыла наконец это гребаное окно, а то в офисе воняет, как в палатке бедуина!». Диана, которая ненавидела работать и лишь ждала, когда ее розовощекий и упитанный бойфренд сделает наконец предложение и избавит ее от необходимости просиживать в офисе лучшие годы жизни, достигла точки кипения с полчаса назад и в любой момент готова была разрыдаться.

Смит подошел к столу и взглянул на экран монитора. До сих пор ему удалось состряпать лишь одну строчку: «Кверк и Кверк – одна из старейших в Лондоне компаний, чья репутация…» Она-то и красовалась сейчас на экране, безжалостно напоминая ему о жестоком похмелье. Она будто говорила: ну-ну, попытайся написать хоть что-то, не отвлекаясь на мысли о вчерашнем дне.

В животе заурчало. Схватив еженедельник PR Week и проверив, не следит ли за ним Джеймс (в моменты кризиса тот бывал невыносим), Смит поспешил в туалет.

Устроившись в белоснежной кабинке, он рассеянно уставился на журнал, хотя мысли упорно возвращались к событиям прошлого вечера. Что за ужин! Ну, кто бы мог подумать, что все так повернет? Он провел руками по лицу, будто стирая похмельный туман.

И что теперь прикажете делать? Как выпутываться из этой неловкой ситуации? Смит не привык к тому, чтобы женщины брали инициативу на себя. В прежние годы, когда в его жизни еще не было Шери, он сам выбирал и сам делал первый шаг. Джем вчера застала его врасплох, а он к тому времени успел хорошо набраться и просто пошел у нее на поводу. Теперь он чувствовал себя виноватым, как будто и вправду изменил Шери. Пять лет берег он себя для этой женщины, целых пять лет, и в одно мгновение все пошло прахом. Что и говорить, ему польстило внимание Джем – впервые за долгие годы он ощутил себя на высоте. Но на этом стоило бы поставить точку. Оставалось лишь надеяться, что Джем сожалела о вчерашней ночи не меньше его. Возможно, она тоже предпочтет забыть о том, что между ними произошло. А если нет? Тогда ему придется поговорить с ней. Сказать, что случившееся – ужасная ошибка. И что в итоге? Атмосфера в доме будет испорчена раз и навсегда. Джем съедет, и ему придется подыскивать нового соседа. Ну как ему теперь объясняться с ней? И почему, черт возьми, он не подумал об этом вовремя?