– Я вам всё рассказала, что знаю.

– Вы мне рассказали больше, чем думаете. С вами что-то произошло в метро? Глитч? Где вы оказались?

– Я вам ничего не могу рассказать, пока моя мама не поедет на лечение.

Лейтенант проглотил десяток картошек фри и громко рассмеялся, так что люди за соседними столиками оглядывались.

– Алён, пошутили и ладно. Я очень уважаю ваше наивное старание. Я и сам подобным образом попал в Отдел Аномалии. С бОльшим успехом, правда. За пять месяцев работы я всю жо… Все органы рву, пытаясь найти крупицы информации. И вы моя самая большая крупица!

– И почему я должна помогать вам, а не Лихачёву?

– А вы умнее, чем я думал, – рассмеялся лейтенант, заканчивая третий бургер. – У меня с Аномалией свои счёты. Лихачёва впутывать не хочу.

– Какие счёты?

– Алёна, информацию за информацию. Лады?

– Мне не нужна ваша информация. Вы знаете, чего я хочу.

– Израильское лечение, конечно… – лейтенант напрягся и затопал на полу. – Так-так-так. – Ну, смотрите, могу вам пообещать лечение в психиатрической клинике МВД.

В закрытой клинике министерства могли работать те же супер-доктора, что и в Израиле, подумала Алёна.

– Гарантии? – спросила она, пытаясь скрыть дрожь голоса.

– Дайте мне хоть что-то, и я организую консультацию.

Алёна молчала, не понимая, как торговаться дальше.

– Что вы уже знаете об Аномалии? – попыталась отвлечь лейтенанта она.

– Не сильно больше вас.

– Что, если я вам скажу, что в метро есть… место, где возможно хранятся исчезнувшие волосы и ногти?

Лейтенант ощутимо побледнел.

– Где? – спросил он.

– Вас не удивило то, что я сказала.

– У меня есть гарантия, – лейтенант достал из рюкзака тубус, извлёк оттуда пожелтевший план. – План комнаты АБ-4.

Алёна развернула план. На всех углах пестрили штампы «Секретно».

– Десять лет назад в метро стали появляться комнаты, – пояснил Мёдов, суетливо оглядываясь и убирая план обратно в тубус. Тубус оставил на Алёниной половине стола. – Обычные комнаты, каких в подвалах метро куча. Там обычно хранят оборудование, форму, документы, прочий хлам. Но в этих комнатах были клубы волос и отрезанных ногтей.

– Десять лет назад?..

– Да, задолго до Аномалии. Раньше вместо комнат был чистый грунт, а вместо дверей – глухие стены. Откуда взялись комнаты и почему именно там – непонятно. Никто за переделами Отдела Аномалии и высшего руководства страны о них не знает. Доступ персоналу метро в коридоры с комнатами сразу же перекрыли. Учёным не рассказывали, они язык за зубами держать не умеют. А народ почём зря тревожить не стоит. Думаю, теперь вам не нужно объяснять как важна гарантия в этом тубусе.

Алёна сглотнула: то, что лейтенант так просто делился с ней государственными тайнами на фудкорте, вселяло либо страх, либо подозрение.

– Сколько всего комнат в Москве?

– Хорошего помаленьку. Вы были в одной из них?

– Нет.

– А где?

– Хорошего помаленьку, – улыбнулась Алёна. – Мы сможем попасть в одну из комнат? Тогда я смогу рассказать вам больше.

Мёдов закрыл глаза, вступив во внутренний диалог.

– Ну давайте попробуем.

Вечером Мёдов забрал Алёну из дома на служебной машине. Впервые он надел форму, которая выглядела точь-в-точь как форма полицейских, но со странными нашивками на предплечьях.

– Куда мы едем? – спросила Алёна, садясь на пассажирское сиденье и засовывая сумочку под ноги, надеясь, что лак для волос, который она взяла вместо перцового баллончика, не задребезжит.

– Метро Полежаевская.

– Какая там комната?

– АБ-4. У вас её план.

Пока они стояли в пробке на Третьем Кольце, Алёна думала, что понятия не имеет, как проверяется подлинность секретных документов.

Они спустились на станцию Полежаевская. Алёне редко приходилось бывать на северо-западе города, так что и до этой станции она никогда не доезжала. Почему-то на Полежаевской построили не два, а три пути для поездов, хотя на одном из них даже не было указателей. Тем не менее, Мёдов повёл её именно на неиспользующийся путь.

В конце платформы, там, где начинался чёрный туннель, Мёдов открыл ключом решётку, ведущую в узкий коридор, тянущийся вдоль туннеля. Работники станции с любопытством провожали их взглядом, но ничего не говорили.

Коридор нырнул вниз, свернул направо, налево. Клубилась пыль, с потолка капала вода.

– Работникам запрещено сюда заходить, – сказал Мёдов. – Сюда десять лет приходят только люди из Отдела Аномалии.

Все двери выглядели одинаково: металлические, узкие и небрежно закрашенные серой краской. Однако одну дверь в конце коридора опечатали шестью наклейками разной степени ветхости.

– АБ-4, – поняла Алёна, увидев табличку.

Мёдов сделал пометки на каждой из бумаг на двери, поставил штампы и осторожно разрезал их канцелярским ножом.

– Это законно? – спросила Алёна.

– Конечно, – лейтенант извлёк из кармана новый бланк «Опечатано» и уже наклеил одной стороной на косяк.

Ключ с трудом открыл комнату, и из щели повалили клубы пыли. Лейтенант надел медицинскую маску и протянул такую же Алёне.

Когда Мёдов распахнул дверь, Алёне пришлось зажмуриться, спасаясь от пыльной бури.

Когда она открыла глаза, лейтенант стоял посреди комнаты. Помещение оказалось малюсеньким, как кладовка, где Алёна с Олесей хранили швабры и вёдра. Мёдов стоял на входе, на единственном чистом клочке пола. Вокруг него плотной стеной лежали волосы: русые, чёрные, рыжие, белые, разноцветные – плотно утрамбованные до потолка. Среди них виднелись отрезанные и откусанные кусочки ногтей. Единственная лампочка над головой лейтенанта покрылась толстым слоем пыли и едва освещала вход в комнату.

Станция, на которую вынесло Алёну после глитча, не была так сильно забита, как комната АБ-4. Алёне даже удалось наполовину выйти на платформу, и даже сквозь завесу пыли она видела холмы волос и пыли, но не выше полуметра в высоту.

Вдруг Алёна поняла, что комната пахла так же, как и станция. В первую очередь, пылью. Но пылью с ноткой мяты. Во время глитча Алёна не обратила внимания на запах, но сейчас воспоминания вернулись.

– Выглядит знакомо? – спросил Мёдов.

Алёна кивнула и попыталась зайти внутрь. Они с лейтенантом прижались друг к другу локтями, чтобы вместиться.

– В Москве есть не только комнаты, забитые волосами и ногтями, – призналась Алёна. – Я была на целой станции.

– Где?

– Без понятия. Глитч-станция вместо Селигерской.

– Значит есть ещё свидетели? У них тоже есть ваши способности?

Алёна пожала плечами. У неё не осталось козырей в рукаве.

– А там что? – спросила Алёна.

На внутренней стене рядом со входом висела табличка, похожая на план эвакуации. Две трети таблички скрывались под грудой волос.

– Чёрт возьми, что это? – лейтенант оттолкнул Алёну глубже в стог волос и уставился на схему. – План инвентаризации? Месяц назад его тут не было.

– Выглядит на все десять лет, – Алёна брезгливо потрогала пожелтевшую бумагу.

– Написано, что за инвентаризацию несёт ответственность… – Мёдов выдернул несколько клоков волос из месива и бросил под ноги. – Спутник Телеком Плюс? Кто сюда допустил частную компанию?.. Бред какой-то.

Алёна отодвинула лейтенанта и уставилась на знакомый логотип с огромным плюсом, облетающим Землю.

– Я знаю этот логотип! – поняла Алёна. – У меня одна клиентка там работает.

– Чего? – недоверчиво спросил Мёдов.

Алёна выбралась из комнаты АБ-4 и отряхнулась. Открыла Инстаграм, проверила запись на месяц.

– Моя постоянная клиентка всё время ходит на маникюр в худи с логотипом «Спутник Телеком Плюс», – пояснила Алёна. – Завтра в десять утра она придёт на коррекцию гель-лака.

– Это она показала вам станцию? – закрыл и опечатал комнату лейтенант.

– Нет. Я оказалась там случайно. Обычный глитч. Просто ехала за лаком на склад на Селигерской.