— Мы пытались вход в конюшню открыть. Негоже коня на улице держать. Кто-то шибко умный прямо к двери кучу кирпичей свалил, — показала бабушка на камни, валявшиеся у входа.

— У нас и конюшня есть? — удивилась я. — И чего я еще не знаю об этом месте?

— Так обычно она без надобности, — развела Мария руками.

— Коней-то мы на луг отводим за сад либо под навес. А этому надо, чтобы конь в стойле стоял. Боится, украдут, что ли, его? — повозмущалась старушка.

— А ко мне тут Пахом из приюта привез Тимурку. Я его подлечила. Завтра Пахом назад поедет, так и его заберет.

— А я подумала, он с тем гостем приехал. Ну, нет так нет, — подмигнула я парню.

— Пойду посмотрю, готова ли еда, да наношу воды этому охламону. А то своими придирками доведет меня, выкину к едрене фене, пусть на улице ночует.

Набрав пару ведер горячей воды, понесла в комнату. Постучалась, зашла, получив разрешение. Вылила воду в ушат и озвучила меню на обед и ужин, цену за проживание и еду. Господин хороший больше не кричал, видимо, слуга что-то сделал правильно, и мужик расслабился.

«Надеюсь, они тут не пошлостями занимались», — усмехнулась я про себя. Получила заказ на двоих в обед и поторапливание с ванной для барина.

Мария помогла с водой для мытья. Потом мы вместе собрали на два подноса еду и отнесли в комнату.

Все это время я не видела парнишку.

— Где ваш больной?

— Какой больной? — задумавшись о своем, спросила старушка.

— Ну, парнишка, что кирпичи таскал.

— А, ты про Тимку? Он кирпичи перенесет и коня в стойло поставит. Приберется только там сначала. Не переживай, овса я у Пахома взяла мешок. Хватит пока.

— Да? Ну хорошо, — вздохнула я,

думая, как с помощью воздушной магии я бы могла потренироваться и переместить те кирпичи. Хотя лучше не рисковать, а то полетят еще в лицо, как листья.

— Ты не подумай дурного, — вдруг перебила мои мысли Мария.

— Он хоть и молод, но очень умный парнишка. Рукастый. Не повезло ему просто.

— Да я и не думала о плохом, — пожала я плечами.

— А почему не повезло-то ему?

— Ну так как же, сирота он. К осени их выпроводят из приюта на улицу. Вырос уже, не может там больше находиться. А идти некуда. Жалко их очень. Да всем не помочь.

— Эх. Жалко — не то слово, — повздыхали мы с моей бабулечкой.

Я вспомнила про зайчиху в корзине и показала Марии.

У нее разве что из глаз искры счастья не посыпались.

— Это же зорк, дикий. Как же ты его поймала? — засуетилась она.

— Я не ловила. Там на поляне подрались звери, и этот на последнем издыхании был, я и забрала, думала, съедим, если он съедобен.

— Съедобен, конечно, но их больше для господ подают. С ловлей зорков только лучшие охотники могут справиться. Погоди, а цветы-то собрала? — отложив свежевание зорка, вперилась в меня старушка.

— Я собрала все, что были пригодны, остальные смешаны с землей, там и цветов-то особо не было. Корзина в подвале.

— Эх, — вздохнула Мария. — А какие планы у меня на эту полянку были. Жаль. Ну да ладно. Сейчас зорка разделаю, с него на два золотых как минимум наберем. Рога-то вон какие большие, да и шерсть длинная. Видать, старенький был. Повезло, что при смерти. Взрослые зорки на людей нападают, особенно если гнездо рядом. С ними очень сложно справиться. Даже охотники не все с ними могут сладить, — поучала меня старушка.

А я вспомнила и про гнездо в комнате.

— А чем зорки кормят малышей?

Мария даже замерла. Медленно подняла на меня глаза, прищурилась.

— А скажи-ка, милка моя, ты, случайно, не притащила домой и гнездо с зорчатами?

— Ой, ну ладно, притащила. Что теперь? Она перед смертью так плакала и с ними прощалась, что пришлось пообещать о них позаботиться. Она сверкнула розовым цветом и умерла. Я сначала испугалась, но гнездо не кинула, пришлось и ее забрать, и их. В комнате у меня лежат.

— Розовым, говоришь? Молодец зверь. Передала опеку над ними тебе. Теперь они будут думать, что ты их мамка, не помрут. Как повезло-то нам. Сколько там малышей?

— Вроде с десяток.

— Да ты что? — снова счастливо засияла старушка.

— Ты представляешь, сколько мы в будущем сможем на них заработать?

Она закончила разделывать тушку, уложила в коробку и пошла в подвал, напевая себе под нос что-то радостное. Чуть ли не пританцовывая.

— Надо поесть, — крикнула я ей в спину. — Иди зови своего больного на обед. А то задаром трудится.

Вскоре они вдвоем вошли на кухню и принялись намывать руки. Мария все бурчала, что некоторые личности не дают спокойно поесть без предварительных обрядов с водой. На что тут же сама отвечала: «Да-да, знаю, дабы избежать в дальнейшем проблем со здоровьем, лучше сейчас себя обезопасить, как будто этого в академии не преподают». Так под ее бурчание мы и сели за стол.

Тим поначалу побаивался что-то брать. Пришлось наложить на большое блюдо всего, и побольше, чтобы он, не стесняясь, мог нормально поесть.

Гость и его слуга до вечера нас не беспокоили и сами не появлялись. Нам и легче.

Тим переложил все кирпичи в стопку к стене, вычистил четыре стойла, что были в конюшне, отправил лошадь в одно из них, настелив соломы.

Принес сена и овса, и конь постояльца, довольно пофыркивая, принялся жевать.

— Где ж ты всему научился? И распряг, и убрал. Вроде малец, а уже молодец, — усмехнулась рифме я.

— Мы с детства бегаем помогаем по городу. То к знатным, то в такие дома, как ваш. Везде понемногу и научился.

— Вот молодец, — похвалила я тут же засмущавшегося парня.

К вечеру, когда дела были закончены, мы уселись за барным столом и слушали рассказы Тима о жизни в приюте.

Я знала, что там не так все хорошо, но не предполагала насколько.

Оказалось, директриса содержит приют на деньги, которые ей платит храм из пожертвований. Больше просто не дают.

«Ага, конечно, не дают, — возмущалась про себя я. — Дают там все. Просто не доходит до вас, у кого-то в сумке тесной застревает. Надо бы Николаса подключить, пусть разбирается».

Дети по достижении пятнадцати лет считаются уже самостоятельными и просто вышвыриваются на улицу.

На обучение в каких-либо заведениях у них нет денег, вот и бродяжничают то тут, то там.

В самом приюте деток немного, периодами подбрасывают полукровок, а так служительницы из храмов, белые девы, привозят в приюты детей, которых люди отдают на служение.

Однако обратно в храмы на служение берутся только девочки и только если они сами того захотят, повзрослев.

Так и получается, что девочкам после выпуска остается либо побираться, либо в храм, под обет безбрачия и вечных молитв.

«Странные, конечно, тут законы, но не мне их судить», — подумала я, уже засыпая.

10. Беда не одна, но и добра не два!

Так как моя ментальная магия оказалась сильнее, чем предполагал Николас, нам пришлось перелопатить кучу книг, чтобы немного подчинить дар и научить меня пользоваться им в нужных порциях и в нужных местах, дабы не сдать себя.

Мария посоветовала съездить в городскую библиотеку и там еще посмотреть книги о ментальном даре.

И хотя Ник был категорически против, мне было невтерпеж. Я хотела развивать дар, хотела им помогать или защищать, тут уж как получится. Ник научил нескольким трюкам и фокусам, но этого было мало.

Утром, когда Пахом ждал выздоровевшего Тима, чтобы отвезти его в приют, я напросилась с ними.

Постоялец был один, Мария справится.

Ехать в телеге предстояло около двух часов, пейзаж, хоть и менялся с необыкновенно красивых деревьев на не менее красивые цветочные луга, все же надоел, и под мерное качание я задремала.

Проснулась от громкого возгласа старосты. Он соскочил с телеги и кричал в спину Тима, убегающего в какой-то закоулок.

— Что случилось, Пахом? — спросила я, зевая, у старика.

Он нервно махал руками и кричал вслед уже исчезнувшему Тиму.

— А? Дочка, разбудил? Прости, — почесав затылок, извинился Пахом, жестикулируя, как заведенный. — Оно вот как получилось. Едем, значит, все хорошо, подъехали к городу, а тут у первых домов трое ребяток потащили еще одного в закоулок. А этот как увидал, так на ходу и сиганул. Как только не расшибся, — поведал старик, топчась на месте и глядя в сторону, где исчез Тим. — И вот куда он побег, глупый? Зашибут ведь. Э-эх…