Отверженные обществом за инаковость, теперь они могли в закрытой среде совершать собственные обряды, не представляя угрозы для христианской власти. У них не было права владеть землей, они платили высокую арендную плату, сталкиваясь с постоянно растущими налогами, которые пополняли карманы феодалов и духовенства.

Евреям, считающимся нечистыми, оставили только занятия, связанные с деньгами. Проклятые христианским Богом, они были нужны для торговли: только у них было право продавать и покупать в различных королевствах необходимые продукты и обменивать валюту. А у каждого, даже самого маленького города в обращении были свои деньги[1].

Чтобы евреи не пользовались теми же правами, что и добропорядочная публика, их обязали носить на виду желтую звезду в качестве знака отличия, а евреек – полосатый платок. Им было предписано расступаться и кланяться каждый раз, когда они встречали христианина, они не могли задерживаться на улице дольше, чем нужно, посещать общественные сады. Им не было дозволено приближаться к кафедральным соборам, останавливаться на постоялых дворах; на рынке они должны были дождаться, пока свои покупки закончат христиане. В домах надлежало затемнять стекла в окнах верхних этажей, чтобы сквозь них не видеть добропорядочную публику. Их письма проходили цензуру: перед передачей адресату корреспонденцию прочитывал и одобрял почтальон. Наконец, за пользование почтовыми экипажами с них брали в два раза больше, чем с других клиентов.

Для них, исключенных из общественной жизни, были официально под запретом занятия, которые считались благородными: сельское хозяйство, плотничество, медицина, нотариальное дело. Также запрещалась продажа оружия, сырья, шелка и специй.

Эти повинности и принудительная специализация на занятиях, связанных с покупкой, продажей и приемом заказов от королевств и населения, позволили сделать состояние некоторым евреям. Его, впрочем, составляли только звонкие металлические монеты: по закону у евреев не могло быть собственности за пределами гетто. Не имея прав вложить вырученные деньги во что-либо, они веками жили в весьма скромных условиях.

В это же время феодалам, живущим в роскоши и расточительстве, владеющим землями с тысячами душ в услужении, удивительным образом не хватало наличных на свои потребности и планы.

Несчастье одних оказалось прибыльным делом для других: некоторые «рабы» в последствии ссуживали средства своему господину. Их называли придворными евреями, а позднее – банкирами. Быстро забылось, что занятия, связанные с деньгами, были им навязаны исключительно в интересах Церкви и феодалов.

Монархи не умели считать, не имели представления об экономике и финансах, их постоянно обкрадывали собственные слуги. И поэтому вскоре управление имуществом и делами доверили евреям, которые, приблизившись к своему угнетателю, становились все более и более незаменимыми для благополучия королевств.

Ложь распространяется быстрее, чем правда. В Истории остались имена лишь тех, кто заставил о себе говорить, а именно самых успешных торговцев. При этом подавляющее большинство евреев наравне с неевреями продолжали жить в скромных, даже чересчур скромных условиях.

Возьмем Германию, или Священную Римскую империю германской нации, XVIII века: город Франкфурт – это 32 000 христиан или тех, кто себя таковыми называет; добавим к ним 10 % от этого числа – евреев, которые теснятся в гетто рядом с городом.

Франкфурт – единственный город, который стоит на пересечении пяти основных транспортных артерий, связывающих его с Нидерландами, Венецией, Любеком, Гамбургом, Бременом и другими столицами будущей Германии и стран Северной Европы. Благодаря Майну, впадающему в Рейн, город имеет доступ к одному из крупнейших путей торгового судоходства, что дает очевидное преимущество в транзите товаров и, как мы увидим позднее, сыграет ключевую роль в этой истории.

С XII века евреи изгнаны из городов, поскольку считаются опасными для христианской веры. Но следует отметить, что услуги, которые они оказывают коммунам, незаменимы для функционирования экономики. Некоторые ганзейские города, например, Гамбург или Бремен, постепенно смягчают ограничения, чтобы во имя всеобщих интересов повысить продуктивность.

В противовес княжествам и герцогствам, проявляющим все большую терпимость, если не сказать либеральность, во Франкфурте, центре курфюршества Гессен, при деспотичном Фридрихе II сохраняются крайне антисемитские порядки. Последний вместе со своим сыном Вильгельмом Гессенским неукоснительно следует изжившим себя средневековым нормам.

Там-то 23 февраля 1744 года и появляется на свет Майер Амшель Ротшильд, четвертый ребенок в бедной религиозной семье из франкфуртского гетто. У его родителей крохотное темное помещение, в котором они торгуют ветошью, подержанными вещами, украшениями, меняют деньги, медали, – эдакая неплохо организованная лавка старьевщика. Там же располагается семейный очаг.

Наиболее важный и наиболее используемый инструмент – это весы. Здесь умеют распознавать драгоценные металлы даже глядя на гравировку и надписи (потому что они зачастую фальшивые). Здесь без конца взвешивают монеты: определить их реальную ценность можно только по весу золота, серебра или меди. Часто ключом к успеху обменной операции становится верный расчет обменного курса для различных валют.

В доме, который служит еще магазином и складом, в спартанских условиях живут две семьи, порядка двенадцати человек. На этих же восьмидесяти квадратных метрах ведется торговля – темные комнатки завалены запасами и товарами на продажу. Наверху нет света даже средь бела дня, воздух спертый, потому что окна заколочены, как того требует подлый закон, защищающий христиан от дурного взгляда евреев (были бы они и вправду опасными!).

В узеньком переулке живет сотня человек. С годами, по мере рождения детей и приезда новоселов, их станет три тысячи. На этой земле изгоев все они, как могут, обустраивают свой быт, ютясь в тесных, загроможденных жилищах.

Нехватка места определенно сказывается на стоимости недвижимости. Кто сказал, что чем дороже, тем красивее? Евреям разрешено покупать только в гетто, и из-за ограниченной площади цены в этом депрессивном квартале взлетают выше стоимости лучшего жилья буржуа. В переулке нет ни сточной канавы, ни канализации: из-за отбросов, скапливающихся прямо на земле, стоит невообразимый смрад, а воздух полон болезней…

От них несколько позднее (в 1755 году) и умрут родители Майера Амшеля, завещав одному из своих сыновей тот путь, благодаря которому мы о нем знаем.

В закрытых кварталах, охраняемых, как тюрьмы, с минимальными свободами, но максимальными податями и сборами приходится выживать всем евреям Европы. С ними обращаются почти как со скотом, держа в загонах и ставя метки.

Чтобы свести концы с концами, еврейские семьи занимаются торговлей самого разного рода. У них нет даже права на фамилию, зачастую вместо нее используются название дома, прозвище или профессия.

На двери в дом в переулке Юденгассе (дословно: еврейском переулке) в качестве украшения висит красный щит. Проживающую там семью зовут Ротшильд, что по-немецки и значит «красный щит».

Когда в эпидемию оспы с разницей в несколько месяцев умирают оба родителя Майера Амшеля, ему всего одиннадцать лет. Отец уже научил его менять деньги, из трех братьев он старший и должен отделиться от семьи, потому что жизнь обходится дорого.

Его опекуны обращаются к банкиру в Ганновере, который берет мальчика на испытательный срок в качестве стажера. Так начинается его независимая жизнь в нескольких сотнях километров от Франкфурта.

Как заведено, дети из бедных семей должны быть самостоятельными или по меньшей мере самодостаточными, иначе они рискуют оказаться на улице с протянутой рукой или попасться разбойникам (что по меньшей мере дает перспективу на будущее!).