Я видела, как она машет людям, когда они заглядывали ко мне, посылает им поцелуи, называет их «дорогими».

Популярность Скиппер, казалось, не стоила ей абсолютно никаких усилий: все, что ей требовалось, – это просто войти в комнату, и люди поворачивались к ней, как подсолнухи. Для сравнения: я была замкнутой и застенчивой, кусала внутреннюю сторону щеки, а мои волосы спадали на один глаз. Хотя я должна была завидовать Скиппер, все было наоборот – в ее компании я сразу чувствовала себя остроумнее и симпатичнее. Как только я оставалась одна, тут же будто увядала, возвращаясь к образу слабой и оторванной от мира неудачницы, которой я себя считала. Я ощущала себя одной из тех злополучных девушек вроде Джерри Лейк, которым не с кем было делить комнату, которые были обречены на одиночество до такой степени, что приходилось просить домовладелицу приказать другому Божественному пойти с ними в Woolworth, какому-то возмущенному однокурснику, наугад выдернутому из столовой или комнаты отдыха. «Это было будущее, которое ждало меня без дружбы Скиппер», – подумала я, глядя на пустую постель Джерри Лейк.

Я бы сделала почти все, чтобы защитить ее.

Мы сидели на моей койке, и абсолютно гладкие ноги Скиппер образовывали мост над моими. Мы непривычно долго молчали, и это заставило меня нервничать. Год назад мы были близки как сестры и никогда не затыкались. Я услышала звук своего дыхания; одна из моих ноздрей свистела, и я попыталась заглушить этот звук, ущипнув себя за нос. Я напряглась в попытке придумать что-нибудь умное или забавное, чтобы сказать ей, заинтересовать ее. Это было очевидно. «Лось». Все, что мне нужно было сделать, это откинуться на пару дюймов и вытащить фотографию из укрытия. Ее реакция была бы взрывной. Я представила себе громкие вопли, сначала Скиппер, а затем и других Божественных, ворвавшихся в мою комнату, чтобы узнать сплетни, прикрывающих руками рты от удивления. Внезапно я осознала всю ту огромную силу, что имела.

– На самом деле мне есть что тебе показать, – сказала я, вытаскивая фотографию.

Но неожиданно дверь распахнулась и сильно ударилась о мою койку.

– Посмотрите-ка, кто здесь, – закатила глаза Скиппер и вздохнула. – Ядовитый гном.

Джерри Лейк. Пять футов и один дюйм на коньках – безусловно, самая низкая девочка на нашем курсе, с худощавыми короткими конечностями и кукольными пропорциями. У нее был слегка вздернутый на конце нос, крохотные ушки, кошачьи глаза, которые, казалось, были стянуты ее высоким хвостом в два скошенных вверх уголка, а также темная родинка на подбородке – красивое пятнышко, которое она скрывала макияжем. Она посмотрела на Скиппер, сидящую на моей верхней койке, затем, без каких-либо комментариев, расстегнула спортивную куртку из гладкого водонепроницаемого материала с несколькими значками команды, и бросила ее на кровать.

– Джеральдина, дорогая, – услышали мы из коридора голос ее отца.

Я вернула полароидный снимок на место.

Мистер Лейк неуклюже вошел в нашу комнату в общежитии вслед за дочерью, таща за собой большую сумку на молнии с названием команды Джерри по конькобежному спорту, написанным на внешней стороне.

– Вот ты где, – сказал он, а затем вздрогнул, увидев нас, одетых только в ночную одежду, и покраснел от смущения.

– Прошу прощения, девочки. Мы распакуем вещи, да, Джерри? И тогда я уйду. Это твоя, дорогая? – и он указал на кровать.

Мистер Лейк открыл шкаф Джерри и начал раскладывать содержимое сумки на полки: блестящие бежевые колготки, трико, шелковые юбки. Все это время его дочь угрюмо смотрела на него, даже не пытаясь помочь. Ее отец выдвинул ящик, почти полностью выдернув его из пазов, и когда он был уже переполнен одеждой Джерри, мистер Лейк наклонился и начал заталкивать содержимое кулаком, как будто он погружал руку в забитую раковину. К моему неудовольствию, девушки в коридоре, слыша стоны мистера Лейка и хлопанье ящиков, подошли к моей двери, чтобы посмотреть, что происходит. Мистер Лейк был толстым мужчиной с большим животом, носил ярко раскрашенные подтяжки. Он работал менеджером, и, как мне кажется, имел отношение к продаже канцелярских товаров. Буквально толкатель ручек. Каждый раз, когда он тянулся, чтобы вытащить очередной ящик, он кряхтел от неудобства, а когда встал прямо, то громко вздохнул, будто всплыл после долгого подводного погружения. Он положил две фотографии на стол Джерри, одна из которых была с ее товарищами по команде, которых мы никогда не встречали, хотя в ближайшие месяцы мы будем видеть их налитые кровью глаза и смятые опухшие лица во всех газетах, а вторая фотография – семейная. Миссис Лейк, мачеха Джерри, была в отличие от своего мужа худой высокой женщиной, медсестрой, которая однажды, к нашему удивлению и недовольству Джерри, пришла к нашему курсу с лекцией о половом воспитании. Мистер Лейк был шумным, миссис Лейк – суровой, и им всегда было не слишком комфортно среди Божественных.

Скиппер подтолкнула меня пальцем ноги и скорчила рожицу в спину мистера Лейка, когда он пытался повесить костюмы своей дочери на вешалки и его большие пальцы неуклюже натягивали ткань на крючки. На вешалках трико Джерри, сверкающие и украшенные драгоценностями, казались неправдоподобно маленькими. Крошечные шкурки. Джерри поймала взгляд Скиппер и прищурила глаза, скрестив руки на груди.

Наконец мистер Лейк вытащил из сумки одну или две мягкие игрушки Джерри и забрался на первую перекладину кровати, чтобы положить их на подушку. Он разочарованно выругался. Кровать была не заправлена.

– Давай, дорогая, помоги мне, – сказал он Джерри. – Дафна ждет в машине.

Помню, как губы Джерри сжались при упоминании мачехи. Она бросила ему сложенные простыни, взяла сумку с банными принадлежностями и пижаму и ушла в сторону ванных комнат.

Мистер Лейк пробормотал что-то себе под нос, а затем виновато улыбнулся Скиппер и мне. Поднявшись по лестнице, он хлопнул простыней, переполз на четвереньках по кровати Джерри, затыкая углы простыни пальцами. Редко можно было увидеть родителей в общежитиях, не говоря уже о ползающих, как орангутанги, по кроватям. Божественные прощались с родителями у подножия обувного дерева, получали короткие поцелуи в каждую щеку, а после смотрели, как им машут рукой из окна автомобиля. Джерри, что неудивительно, была избалована родителями. Она была, как позже скажет ее отец журналистам, их особенной девочкой, их принцессой, их жемчужиной.

К тому моменту, когда мистер Лейк закончил заправлять кровать Джерри, он уже вспотел в своем костюме и, я помню, был весь красный, с закатанными рукавами рубашки. И снова Скиппер толкнула меня ногой. Мистер Лейк, внезапно осознав, что его разглядывают, посмотрел в нашу сторону, но, увидев наши обнаженные бедра, стал еще более пурпурным.

Прозвучал звонок. Отбой. Скиппер развернула ноги на девяносто градусов, качнулась вперед-назад и спрыгнула с моей кровати. Мистер Лейк спустился по лестнице, когда вернулась его дочь, теперь уже одетая в пижаму. Он опустил рукава и надел пиджак, взволнованный, как будто его застали на месте преступления. Джерри перевела взгляд с отца на Скиппер.

Снаружи девушки метались из комнаты в комнату, пытаясь успеть пожелать друг другу спокойной ночи перед тем, как директриса начнет свой обход. Скиппер придержала дверь, чтобы мистер Лейк мог пройти, таща за собой пустую сумку Джерри.

– Au revoir [21], – сказала мне Скиппер. – Увидимся утром.

– Блеск, – автоматически ответила я, стараясь не показывать, насколько я несчастна, оставаясь наедине с Джерри. – À tout à l’heure [22].

Так Божественные разговаривали друг с другом, чтобы сократить наш язык или поговорить по-французски. Merde [23], говорили мы, когда что-то шло не так. C’est la vie.[24]