Даниэль встал напротив друга, который сидел на стуле, поджав под себя ноги. Он вытирал рукавом слёзы, которые всё никак не хотели останавливаться.

– Ты можешь сесть, – по-доброму сказала воспитательница, но я отрицательно покачал головой. – Ты знаешь, почему Лео плачет? – спросила она, и мой ответ был снова отрицательным. – Позволишь мне объяснить?

– Родители объясняли мне, почему люди плачут, но я не совсем понимаю.

– Ты же знаешь, что бывают слёзы счастья и грусти? – задала она вопрос, и на этот раз я утвердительно кивнул. – Как думаешь, Лео плачет от счастья?

Я внимательно вгляделся в выражение лица друга, в его глаза, в закрытую позу и только тогда ответил:

– Он расстроен.

– Верно. Даниэль, даже если не испытываешь тех же эмоций, ты можешь легко разобраться в них, просто посмотрев на человека. Считай это своей способностью, в будущем, она тебе пригодиться.

На тот момент я ещё не осознавал, насколько правдивыми окажутся её слова, но зато спустя долгие посещения врачей и психотерапевтов, понял, что смогу жить без проявления чувств.

– Лео, ты хочешь что-то сказать? – обратилась к нему воспитательница.

– Мне было обидно, когда ты сказал, что не знаешь, хочешь со мной дружить или нет.

– Поэтому ты плакал?

«– Люди могут плакать даже по таким пустякам?» – про себя

подумал я.

– Мама говорит, что слово может ранить больнее ножа.

– Прости меня, – ответил я, запомнив, что эта фраза неплохо помогает.

– Так мы друзья? – с надеждой в голосе спросил Лео, но, конечно же, Дэн не мог этого разобрать, поэтому просто согласился.

– Вот и хорошо, что вы помирились, – сказала воспитательница. – А теперь отправляйтесь на обед. И Даниэль, помни, что я тебе сказала. Люди на самом деле открытые книги и возможно, у тебя получится их прочитать даже лучше, чем всем нам.

Спустя 10 лет

Даниэль снова смотрел на белые стены, но в этот раз он пришёл в больницу не из-за своего очередного обследования.

– Вы должны готовиться к худшему, – вынес свой вердикт лечащий врач их семьи.

– Неужели вы ничего не можете сделать? – умоляюще спросила женщина.

– У него последняя стадия. Мне жаль, но единственное, что вам остаётся, быть с ним и попытаться держаться. Ваши негативные эмоции только хуже скажутся на нём. Он не хотел бы видеть вас расстроенной в отведённое ему время.

– Я ничего не знала. Как это может быть последняя стадия? Он ничего не рассказывал и даже не жаловался на боли. Если бы только… – она зашлась слезами, не в силах закончить фразу.

– Поэтому он и не говорил вам. Если бы вы узнали раньше, смогли бы нормально жить? Не думайте, что он лгал вам. Он просто пытался уберечь вас от боли, которая бы только накапливалась день за днём. Представьте, как тяжело бы ему было каждый раз видеть вместо вашей улыбки, слёзы? Он бы винил себя за это. Иной раз лучше промолчать.

– Вы думаете теперь мне не больно?

– Но вы хотя бы смогли всё это время держать его на плаву. Мне

не раз приходилось терять близких, поверьте, я прекрасно вас

понимаю. Но иногда я бы предпочёл не знать их диагноз. Когда

умирала моя жена, я стал совсем другим по отношению к ней. И в

последние часы, она сказала слова, которые я никогда не забуду:

«Как жаль, что во время болезни ты стал уделять мне больше

внимания. Тем самым я только больше понимала, что

действительно умираю». Поэтому советую вам, даже сейчас, когда

узнали правду, старайтесь жить так, как и до этого.

– Спасибо вам. Я так и сделаю.

– Можете зайти к нему, он уже пришёл в себя.

Когда мы вошли в палату, отец сразу же лучезарно улыбнулся, будто это было чем-то обычным, и он просто здесь отдыхает. Мама взяла себя в руки и улыбнулась ему в ответ, затем присела на край кровати и сказала самым обыденным тоном:

– Как у тебя получается даже в больничной одежде выглядеть так красиво?

– Согласись, что ты вышла замуж за лучшего мужчину страны.

– Мне действительно сказочно повезло.

Я наблюдал за ними со стороны, и в этот самый момент, мне действительно хотелось прочувствовать весь спектр эмоций. Насколько же сильными они были, что смогли так ловко притвориться, будто у них ещё долгие годы впереди. Через четыре месяца отца не стало. И в день прощания, пока вокруг все оплакивали потерю, я стоял с безразличным лицом, словно это был чужой мне человек. Учась в начальных классах, мне приходилось часто подделывать мимику, я тренировал её дома перед зеркалом, и хотя выглядело это всё вымученным и неестественным, никто не доставал меня расспросами, что я как-то отличаюсь. В старших классах это уже не помогало, пошли слухи, и только Лео, который всегда был рядом, помогал утихомирить всех, кто болтал про меня лишнего. Плюс отсутствия эмоций был в том, что меня это никак не волновало. Но почему-то сильно задевало моего друга, а возможно ему просто было приятно чувствовать себя героем, ведь в школе он заслужил авторитет, и одно его слово имело огромный вес.

– Ты как, держишься? – спросил Лео, положив мне руку на плечо.

– Ты ведь знаешь, что чтобы не произошло, на мне это никак не отразится.

– Знаю, но не мог не спросить.

– Я хочу уехать, – признался я.

– Понимаю. Скоро каникулы, если хочешь, можем съездить отдохнуть.

– Я собираюсь уехать не на время.

– Но нам ещё два года учиться. И разве ты не собирался идти по стопам отца и стать учёным?

– Я передумал.

– Когда? Почему говоришь об этом только сейчас? И куда ты хочешь уехать?

– Прости меня, – только и ответил я.

– Ты привык решать всё этой фразой, – повысил голос Лео, явно, раздражаясь. – Если бы было всё так просто, то и жизнь была бы не такой. Сказал, прости, и всё сразу же исправилось. Нет, Дэн, это так не работает.

– Прости, – снова повторил я, и зашёл в дом, захлопнув дверь перед носом друга.

– Если ты вот так уедешь, то потеряешь единственного друга! – крикнул он мне, но, увы, мои чувства были закрыты. Я не нуждался в друзьях, я не нуждался абсолютно ни в ком.

После разговора с мамой, которая не стала никак препятствовать моему желанию, и даже созвонилась с одной из самых престижных школ Лос-Анджелеса. Узнав, кем был мой отец, они с радостью приняли меня.

– Значит, всё-таки уезжаешь, – с грустью констатировал факт Лео, провожая меня в аэропорт.

– Я…

– Если скажешь, прости меня, я тебя ударю, – прервал он меня.

– Видимо ты слишком хорошо меня знаешь.

– Мы ещё увидимся?

– Возможно.

– Береги себя и не дай никому издеваться над тобой. Мне всё равно, если ты ничего не чувствуешь, просто чтобы я не переживал, пообещай мне.

– Если это тебя успокоит, то обещаю.

– Иди, ненавижу долгие прощания.

Я бросил последний взгляд на друга и поднялся на эскалаторе на второй этаж. А через два часа уже летел в самолёте, который вёз меня куда-то в неизвестное будущее.

Наши дни

Даниэль ворвался в кабинет, испугав всех присутствующих.

– В какой он клинике? – спросил детектив, не обращая внимания на удивлённые взгляды.

– В Северанс, – ответил кто-то.

Не дожидаясь лифта, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, Дэн оказался у выхода из полицейского участка. Телефон в кармане противно запел, и он поднял трубку.

– Я ведь предупреждал тебя и близко не подходить к этому отделу. Думаешь, что я шучу с тобой? Что ж, раз у тебя нет никаких чувств, то и жизнь начальника Бекер для тебя ничто, – раздалось на том конце.

– Что вы сделали с ним?

– Не думал, что ты спросишь. Пока что, всего лишь небольшие царапины. Первое предупреждение. Следующее будет, посерьёзней. Может твоя бывшая напарница? – с издёвкой проговорил мужчина.