Виталий Перстенёв
Искажения. Сборник рассказов
Искажения
Искажение реальности для индивида – внезапный переход в чужеродную и в большинстве своем агрессивную среду деформированного пространства, где границы тонкого и многогранного мира размыты и где сам индивид по сути своей является инородной единицей по отношению к данной реальности, но при этом оставаясь одновременно в точке начала и конца, помноженного на бесконечность чувств восприятия собственного сознания в искаженной реальности!
Меня зовут Михаил! И когда-то у меня был кот по прозвищу Черный, и вот моя история…
Ах, Мила, Мила! Мила и для ангела, и для беса, но про нее – после… А пока… Пока расскажу, с чего все началось на самом деле.
Помню то прекрасное лето. Тогда я гостил у родных тетушек в провинции. В то время, если я не ошибаюсь, мне было лет двенадцать или тринадцать.
Целыми днями мы с друзьями, местными пацанами и девчонками, проводили на небольшом озерце позади деревни. Солнышко в те годы было ясным и мягкими лучами совсем не обжигало, как в нынешнее время. В те времена оно лишь нежно баловало нас своим добрым теплом, окутывая нашу детскую кожу легким одеялом, сотканным из ясного божьего дня. А вода в том озере – так и не передать словами: до того чистая, вернее, кристально чистая, что видно было даже дно и можно было разглядеть в мельчайших подробностях всех существ, населяющих этот небольшой водоем. А про температуру воды озера можно и не упоминать: одним словом, парное молоко, да и только! Не помню вот только, как так получилось. Но именно в один из этих прекрасных деньков я почему-то возвращался слишком поздно домой, совершенно один. И как в лучших традициях фильмов ужасов – на этом месте моей истории, наверное, стоит иронично ухмыльнуться, – но мой путь в действительности лежал прямиком через старинное местное кладбище. По которому и днем-то детвора боялась ходить по одному, а тут я, такой смельчак, один-одинешенек поздним вечером, да еще при полной луне, возвращался домой один.
– Ну вот, загулялся, заплескался, – ругал я себя не по-детски дрожащим голоском. Но выбора не было, надо было идти. Ибо другого пути не существовало, кроме этого, и даже в обход не вариант, потому что с одной стороны болото, а с другой – заброшенный карьер. А назад, вокруг озера – так там тоже ни пройти ни проехать: заповедная зона для городских, приехавших и скупивших весь противоположный берег под дачные домики и постепенно приближающихся и к болоту, и к карьеру, и к самому кладбищу. Тем самым понемногу тесня и окружая местную деревушку. Уж больно озеро всех привлекало. Болото осушалось, а бывший песчаный карьер только придавал шарм здешним местам, а древнее кладбище – так и оно становилось здешней достопримечательностью в центре благоустройства этой людской экосистемы. Казалось, что лишь некоторые покосившиеся избушки такие же древние, как и само кладбище, будто прижатые к могилам старались держать оборону от новой современной архитектуры.
И действительно, некоторые старые дома соседствовали в такой близости от кладбища, что у них даже был совместный забор. Интересно, кто мог в таких избах жить. Я бы ни за что на свете не согласился и ни за какие деньги. Или там живут очень старые люди, которым уже все равно, ибо они уже одной ногой в могиле, либо там живут колдуны и ведьмы, у которых весь рабочий материал всегда под рукой. Ну или там те и другие в одном лице, и от этих мыслей мне становится на душе только холоднее и мурашки уже почти у самых пят.
Ну почему всегда такие мысли приходят в самый неподходящий момент, как этот, почему нельзя думать о чем-то другом, например о Кисловодске, в котором мы с родителями отдыхали в позапрошлом году, где не было никаких избушек и кладбищ? Так что надо было брать всю свою смелость в руки и, прогоняя страхи прочь, продолжать свой путь домой к любимым тетушкам, и побыстрее, пока эта круглая, как шар, луна освещает мне дорогу. Тропинка, на которой я очутился, петляя, будто китайский дракон, уползала и пряталась от меня за могилками, поросшими мхом и всяким разным сорняком. Но я точно был уверен, что двигаюсь в правильном направлении, ибо эта дорога была домой. Правда, почти за каждым поворотом или когда луна скрывалась уже за ночными облаками, приходилось вновь и вновь отыскивать эту неуловимую дорожку жизни, словно нить в Кносском лабиринте из древних греческих мифов. И как я ни вертел головой, мой взгляд все равно падал то на одну, то на другую могилу с покосившимися крестами и могильными плитами, потому что они здесь были повсюду и усеянными миллионами светлячков, мерцающих во тьме сумрачным светом, то и дело вырисовывая на фоне грусти и печали разные зодиакальные формы, словно отражая ночное звездное небо. И хорошо, что еще в том году на уроках биологии учитель нам в дословности объяснил этот странный феномен про гниющее дерево вперемешку с тлением тел на старых кладбищах, а то бы точно у меня душа ушла бы в пятки и там осталась бы навсегда. Битый час я уже брожу среди усопших, и по-прежнему здесь, а не дома, среди родных тетушек. По моим скромным подсчетам, я уже давно должен был выйти к живым, а не шляться тут, разглядывая могильные плиты, склепы и деревянные кресты. Вот и луна совсем пропала из виду, скрывшись за тучи, и над могилами начал стелиться густой туман с интересным раскрасом, перемешиваясь с сумрачным светом, исходящим от могил.
– По-моему, я хожу кругами, – сделал я вывод для самого себя.
– Ну конечно, я заблудился. И вдобавок на меня вдруг нахлынуло такое чувство беспокойства, с которым я давеча ни разу не встречался. Будто внутренний голос подавал мне сигнал, что что-то не так. Нет, не со мной, а скорее с окружающей средой, но что именно произошло, я так до конца и не понимал. Ну летний ночной ветерок, обдувающий мое лицо, пропал. Ну и что? По сравнению с другими моими проблемами, это был сущий пустяк. И как я только об этом подумал – в ту же секунду дуванул слабый ветерок и на небе опять появилась луна, только она почему-то теперь была с красноватым оттенком, а туман, покрывавший все вокруг, начал рассеиваться, и вновь тропинка обнажила свои очертания, и я с радостью побрел дальше, вот только осадок от нахлынувшего незнакомого чувства по-прежнему не покидал меня. Тропинка так же петляла между могилами и вела меня непонятно куда. Но вдруг я замер на месте. То ли мне сначала показалось, то ли и взаправду, но мне послышались глухие звуки ударов по чему-то металлическому. Я прислушался! И действительно, где-то неподалеку от меня кто-то работал с металлом. Я улыбнулся! И вслух произнес:
– Люди!
И поспешил туда, на звук, пока тот не пропал. И на тот момент меня даже не смутило, что кто-то мог работать в такое время вблизи кладбища. Ведь уже, наверное, было далеко за полночь. И чем ближе я приближался на звук, тем он становился все звонче и звонче, пока объект моего детского любопытства не предстал передо мной, будто в сказке. Я остановился, огляделся и отдышался и не сразу подошел к двери покосившегося от времени сруба, похожего больше на кузню, чем на жилой домик. Да и звук молота по наковальне, исходивший оттуда, невозможно ни с чем спутать. Я, еще немного постояв у самой двери, набирался духу и в конце концов, выдохнув воздух из легких, дернул ее за ручку. Та без сопротивления распахнулась, приглашая тем самым меня войти внутрь, и я с огромным любопытством и волнением принял то самое приглашение.
Внутри действительно работал кузнец, стоя ко мне спиной, погруженный в свою работу без остатка и при этом не замечая гостя в родном царстве огня и металла. Он со спины выглядел настоящим широкоплечим и мускулистым великаном с длинными волнистыми волосами и с очельем[1] на голове.
– Ты все-таки дошел, – вдруг произнес басом великан, не оборачиваясь ко мне.
Я опешил и не произнес ни словечка. Затем великан повернулся ко мне и улыбнулся, одновременно опуская изготовленный им шедевр в рядом стоящий с наковальней чан с неведомой мне жидкостью. Та зашипела, словно пирожки на сковороде с кипящим маслом, и испустила пар, подымающийся в воздух, наполняя пространство вокруг приятным ароматом неведомых трав и металла из самой вселенной, будто мы находились в русских банях. Кузнец обернулся еще раз, посмотрел на меня, вновь улыбнулся и поднял щипцы из чана, наполненного звездной жидкостью, в которых на свету горна и тускло светящейся лампы у самого потолка засиял блеском позолоты ключ, весь украшенный узорами и всякими символами. Отсюда сразу их и не разглядишь.