– Чёрт! Они идут слишком быстро! – выругался Грюнберг, и оторвавшись от прицела, буркнул себе под нос: – упреждение чуть больше – не 7, а 8 корпусов! И чуть ниже! Бьём по следующему.

Заряжающий с лязгом воткнул в окно приёмника очередной магазин. Обе руки синхронно и плавно вращают рукоятки наведения – правая медленно, по чуть-чуть, правая, по горизонту – быстрее. Правая нога плавно жмёт педаль спуска.

Штурмовик, идущий вторым, буквально напоролся на его, Грюнберга, трассу. В свете восходящего солнца в прицел было хорошо видно, как несколько 20-мм снарядов оставили серию разрывов вдоль его фюзеляжа, продырявив его в нескольких местах. Штурмовик тут же клюнул носом. И перевернувшись через крыло, врезался в землю, размазавшись по ней огромным огненным факелом из вспыхнувшего бензина.

– Есть! – хором заорал весь его расчёт, – третий!

Но опытным глазом Курт Грюнберг уже отметил возникшую серьёзную угрозу: на их позиции заходило следующее звено русских штурмовиков. Они шли чуть в сторонке, сосредоточив своё внимание на соседях, которые стояли от позиции его орудия метрах в двухстах, ближе к железнодорожным путям.

«Ну и хорошо, что не на нас! А мы их сейчас сбоку, с пистолетной дистанции!» – подумал он, и тут же отдал расчёту команду на прекращение огня, чтобы не выдать свои позиции атакующим штурмовикам русских.

***

Андрей уже чётко видел капонир, видел зенитку, и ему казалось, что он видит, как рядом с ней суетится расчёт. Мозг автоматически отсчитывал дистанцию до цели 1800…1700…1600…1500 метров. Уже можно открывать огонь…

– Не-е-е-ет!!! – оглушающий вопль Ангела-хранителя в голове взъерошил волосы на затылке. Мгновенно похолодела спина, по которой толпа мурашек рванулась от шеи куда-то к пяткам.

– Эту не бей!!! Это мазилы! Вправо пять градусов! Вон ещё один капонир!!! – Агния в бешеном темпе затараторила у него в голове, – там самый опасный противник!!! Эта зенитка уже троих наших сбила!!! Они сейчас и нас собьют на выходе после атаки!!! Опереди их!!! Сровняй её с землёй!!!

Андрей послушно довернул вправо на пять градусов…

– Где?! Не вижу…

– Вон-вон-вон-вон! Вон они! Чуть дальше, на триста метров! – продолжала она стрекотать с сумасшедшей скоростью, так что её слова сливались в одну длинную слитную очередь, как у ШКАСа15, – они замолчали, ТЕБЯ ждут, чтобы в борт вмазать! На горку, на горку уходи!!! С пологого16 их не возьмёшь – там слишком высокий бруствер! Долби их с пикирования, сверху! 45-50 градусов, не меньше!

«Твою мать… Это же Ил-2, это не пикирующий бомбардировщик!» – эта мысль ещё не успела додуматься в голове, а левая рука сама собой до упора двинула газ на максимум, а правая с усилием потянула «баранку» на себя – нос самолёта полез в небо, закрывая собой землю. Перегрузка вдавила в сиденье…

***

– Чёрт побери! – выругался командир расчёта, наблюдая за траекторией полёта ведущего звена, – он нас увидел! Он довернул, и идёт прямо на нас! Внимание! Приготовиться к открытию огня!

«Чёрт, самая невыгодная ситуация… – мысли в голове Курта Грюнберга скакали, как зайцы, – русский штурмовик идёт прямо на их позицию. Придётся бить в лоб. Ах, как плохо! И опасно! Гораздо выгоднее бить в борт, когда русские «Иваны» атакуют кого-нибудь другого. Ну что ж… в лоб, так в лоб! Главное – успеть вовремя упасть за высокий бруствер капонира, когда «Иван» начнёт стрелять… Но… Чёрт подери! Что он делает?!» – Грюнберг от досады по-волчьи оскалился – увиденное ему крайне не понравилось.

Ведущий звена, уже было нацелившийся носом на их позицию, и собиравшийся атаковать её по устоявшемуся шаблону – с пологого пикирования, под углом 25…30 градусов, вдруг ни с того ни с сего задрал нос и полез вверх.

«Чёрт! Чёрт! Чёрт! «Иван» догадался-таки про высокий бруствер!!! Сейчас будет долбить нас сверху! Пока не поздно, надо бить прямо сейчас – прямо в пузо, хоть ещё и далековато…» – спохватился Курт.

«Так, дистанция – 1500 метров, скорость – около 300. Так… в наборе высоты его скорость падает… уже около 250… докуда он доползёт? Где будет верхняя точка? Там будет около 150… Так… вроде начал зависать… скорость меньше стапятидесяти… Пора!»

Командир Петер Шульте быстро обернулся к расчёту и пролаял:

– Дистанция – 1400, скорость – 200, упреждение – четыре корпуса. Огонь!

«Ага, как же! 200! Олух! Да он уже валится на крыло, там и стодвадцати-то нету!» и взяв упреждение согласно своему чутью, Курт Грюнберг втопил педаль…

***

– Ручку от себя! Быстрее!!! И крен вправо! – грохочет в голове, отражаясь эхом от стенок, голос Ангела-хранителя.

Андрей ничего не успевает сообразить, как руки сами стали из всех сил отжимать баранку ручки управления от себя и вправо, – это опять не он, а его Ангел двигал его руками, пытаясь вывести его из-под удара. Андрей всем телом почувствовал дрожь самолёта – верный признак сваливания. Отрицательная перегрузка оторвала тело Андрея от чашки сиденья и на секунду он завис на привязных ремнях. Красная муть накатила в глаза…

***

Flak 38 затрясся, резко дёргая стволом на откатниках, и посылая навстречу «Ивану» огненную плеть. Но русский пилот, как будто предугадав за долю секунды начало открытия огня, резко перевёл свой самолёт в пикирование – командиру расчёта в бинокль было хорошо видно, как мгновенно и на максимальный угол отработал его руль высоты.

Русский штурмовик, только что упорно лезший ввысь, чуть-чуть не долетев до расчётной точки, на мгновение завис в воздухе, свалился на правое крыло, шустро перевалился на нос, и уже пошедшая ему напересечку трасса прошла над ним буквально в двух-трёх метрах.

– Чёртов русский! – выругался наводчик Грюнберг, и обернулся назад, подгоняя заряжающего, проревел, перекрывая грохот боя: – быстрее, Карл! Ты что, хочешь здесь сдохнуть?!

Очередной магазин с жалобным звоном вонзился в окно приёмника.

– Огонь! – срывая голос, проорал командир орудия. Правая нога Курта втопила педаль спуска…

***

Красная пелена ушла из глаз, и тут Андрей уже совсем отчётливо увидел зенитку – вот она стоит, раскинув лапы, посредине глубокого капонира! А вот и орудийная прислуга… Всё видно, как на ладони – да, эти фрицы отрыли действительно глубокий капонир!

Зенитка открыла огонь: её контуры потонули в частых вспышках выстрелов, и навстречу рванулись трассы снарядов. Судорогой сводит руки – опять рывок ручки помимо его воли: теперь уже на себя и к правому борту! Тело прижимает к левому борту, перегрузка вдавливает в чашку сиденья, комок подкатывает к горлу. Андрей чувствует себя марионеткой, которую дёргают за ниточки, но, чёрт возьми! Трасса опять проскакивает мимо!

Ангелу-хранителю не до шуток – Агния сидит, упёршись ногами в задние бронедверки, и мёртвой хваткой вцепившись в ручки пулемёта. Глаза её черны, в них нет белков – они как будто провалились сами в себя. Давление – за 200, пульс – как у воробья, тоже за двести. Сжигая за секунды часы и дни своей жизни, она работает в боевом гипер-режиме: она контролирует очень узкий, но крайне важный для неё локальный участок боя – директрису 10-секундной схватки самолёта и зенитки.

Её мозг, как процессор, одновременно выполняет миллионы операций, которые подчинены выполнению сразу нескольких задач: она контролирует всю переднюю полусферу, и даже то, что скрывается под носом самолёта, держит под контролем спинной мозг своего подопечного, через него активируя в нужный момент его мышцы, обеспечивает выдачу ему в головной мозг подсказок-команд.

И Да-а-а-а! (ура, очередное достижение!). Она сумела дистанционно подсоединиться, и уже не отпускает, вцепившись в него мёртвой хваткой, к зрительному нерву наводчика орудия Курта Грюнберга!

И теперь у неё перед глазами обе картинки: то, что видит Андрей, и то, что видит наводчик орудия!

Замедляем….

Просчитываем…