Дневник Вашингтон, 2 января 1937 года

Накануне официального приема в Белом доме мы с Марджори ужинали в неформальной обстановке с президентом и миссис Рузвельт. Присутствовали все члены семьи, кроме Анны и Джона Боттигера. Президент был в прекрасном настроении.

После ужина мы с президентом удалились в его Овальный кабинет на втором этаже, где мне предстояло получить последние инструкции в связи с предстоящей миссией. Учитывая разногласия, которые сохранялись между советским правительством и нами по поводу долгового соглашения, он считал, что моя позиция должна быть исполнена собственного достоинства и носить дружественный характер до тех пор, пока между двумя странами существуют дипломатические отношения. Но подобное отношение должно предполагать и определенные оговорки, с явным намеком на то, что президент и государственный секретарь глубоко разочарованы неспособностью их правительства выполнить то, что нам всегда представлялось как исполнение взятых на себя обязательств. Наша позиция, сказал он, должна заключаться в том, что мы не станем добиваться дальнейших переговоров; что следующий шаг должно предпринять советское правительство; и что это имеет большее значение для них, чем для нас. Мы подождем, сказал он, и посмотрим, что произойдет. Между тем, по его мнению, мне было бы полезно приложить усилия, чтобы получить из первых рук, по возможности из личных наблюдений, всю информацию о силе действующего режима с военной и экономической точек зрения; а также попытаться выяснить, какой будет политика их правительства в случае войны в Европе.

Я рассказал ему о предложении судьи Мура о том, что послу Додду следовало бы предложить отслужить еще один год до моего перевода в Берлин. Но на это президент тут же решительно заявил: «Нет». То есть намеченный план предстояло реализовать в его первоначальном виде.

Журнал Вашингтон, 3 января 1937 года

Встретился с советским послом Трояновским. Тот, по его словам, опасался, что вначале мое пребывание в Москве может быть затруднено некоторой прохладой со стороны советских официальных лиц, вызванной разногласиями или недоразумениями, которые возникли между Соединенными Штатами и советским правительством. В связи с этим он хотел заверить меня, что я буду принят весьма радушно и что советское правительство знает о моих капиталистических взглядах, профессиональном и деловом опыте, а также о моей работе в правительстве при президенте Вильсоне в качестве председателя Федеральной торговой комиссии. Они знакомы с моей работой и уверены, что обстановку в их стране и их проблемы я буду оценивать объективно и без предрассудков. В том, что касается моего отношения, ответил я ему, он совершенно прав. Я еду с открытым сердцем. Он надеялся, что любые спорные вопросы можно будет урегулировать путем четкого понимания позиции каждой из сторон. Главным предметом разногласий между правительствами был вопрос о долге. Я сказал Трояновскому, что еду по указанию президента и госсекретаря. Лично я считал, что со стороны советского правительства стало бы большой ошибкой допустить, чтобы недоразумение в вопросе о долге омрачило то доверие, которое президент Соединенных Штатов и наше правительство питают в отношении твердости и надежности обещаний советского правительства.

Хочу обсудить это с Биллом Буллитом.

Дневник Вашингтон, 4 января 1937 года

Официальный обед, данный в нашу честь послом Сайто и его супругой в японском посольстве. Сайто – наш старый друг и соперник по игре в гольф в «Горящем дереве». Желание развлечь нас стало очень приятным жестом с его стороны. Однако я пребывал в недоумении, ведь мне предстояло отправиться в Москву, а Япония и Москва вряд ли сейчас общаются. Поэтому я решил отбросить дипломатические условности и откровенно рассказать Сайто о проблеме. Он сразу смекнул, в чем дело, и сказал: «Все просто. Мы сейчас спросим моего коллегу, советского посла, и мадам Трояновскую». Таким образом, моя проблема была решена, и вечер прошел весьма приятно. За чашкой кофе международные отношения были подкреплены предложением организовать международную группу гольф-клубов «Горящее дерево» по типу «Ротари интернэшнл». Не было никаких сомнений в том, что вашингтонское «Горящее дерево» должно стать номером один. Вечеринка едва не сорвалась из-за споров, кто должен стать вторым номером: Токио или Москва. Вопрос не решить без Лиги Наций!

Дневник В море, 5 января 1937 года

Мой старый друг Оуэн Д. Янг, председатель правления компании «Дженерал электрик», любезно согласился приехать и провести со мной пару часов. Мы обсуждали Россию. «Дженерал электрик» ведет многомиллионные дела с «Амторгом», официальным агентством советского правительства в нашей стране. Он сказал, что советское правительство имеет исключительно высокий кредитный рейтинг в банковских и деловых кругах Нью-Йорка и всей нашей страны; что они имеют репутацию партнеров, тщательно следящих за выполнением своих финансовых обязательств. Оплаты они производят быстро и даже досрочно. Он заявил, что на протяжении десяти или пятнадцати лет деловых отношений, которые «Дженерал электрик» имела с советским правительством, оборот которых исчислялся миллионами долларов, Советы были скрупулезно оперативны в платежах и выполняли все до единого свои обещания. Он дал им отличную оценку за то, что они выполняют обещания, в отличие от людей политизированных и не связанных с бизнесом, с которыми я обсуждал здесь Советский Союз.

В полночь Марджори, Э.К. – Экей[2] и я отплыли на судне «Европа» в Бремен. С нами на борту – Уолтер Дюранти.

Дневник Берлин, 14 января 1937 года

Прибыв в Берлин, тотчас же нанес официальный визит послу Додду.

Дневник Берлин, 15 января 1937 года

Суриц, советский посол в этой стране, весьма любезен. Он и его служащие отнеслись к нам с большим вниманием. Москва, заявил он мне, дала четкие указания, чтобы было сделано все возможное, дабы сделать наше пребывание приятным; он добавил, что Министерство иностранных дел (Литвинов) получило четкие инструкции из Кремля (Сталин) отнестись к новому дипломатическому представительству со всей учтивостью и не допустить, чтобы трения, которые могли существовать в прошлом, повлияли на отношение к новому послу. Я был рад это услышать.

Дневник Берлин, 16 января 1937 года

Мы остановились здесь на несколько дней, чтобы отдохнуть. Посол Додд с супругой устроили нам отличный обед. Доктор Шахт с женой, бывший посол Германии в Вашингтоне фон Гаффрон-Приттвиц, посол Польши Липский, посол России и мадам Суриц, а также мой старый однокурсник и друг по Висконсинскому университету, Луис Лохнер, сделали этот обед весьма приятным событием.

Имел продолжительную конференцию с руководителем «русского отдела» в МИДе Германии. К моему удивлению, тот заявил, что мои взгляды на стабильность внутриполитической обстановки в России и безопасность сталинского режима требуют изучения. Моя информация, по его мнению, ошибочна, и положение Сталина в стране не настолько прочно. Он заявил, что я, вероятно, обнаружу в России активную революционную деятельность, которая вскоре может вырваться наружу.

Заехал к послу Додду, чтобы попрощаться и сообщить о том, что удалось узнать в его ближайшем окружении.

В соответствии с договоренностью, достигнутой во время обеда, встретился с доктором Шахтом в Рейхсбанке. Он попросил, чтобы его не беспокоили, и мы провели вместе добрых два часа. Он посетовал по поводу нехватки объективности со стороны Великобритании и Франции в отношении экономических проблем Германии.