Несчастный не оставил себе ни единого шанса. Правда, он заявил, что с 1934 года, когда уехал в США, прекратил всякое дальнейшее участие в упомянутых планах.

Хотя он производил довольно мрачное впечатление, физически он выглядел здоровым, и, насколько я мог судить, его показания вполне заслуживали доверия.

В сложившихся обстоятельствах никто не мог оказать ему никакой помощи.

Я бы с радостью сделал все, что мог, лишь бы помочь бедняге, особенно учитывая ваш к нему интерес у нас в стране. Но, в конце концов, он советский гражданин, который знает советские законы и действовал с открытыми глазами. И конечно, здешняя ситуация – исключительно их дело, и любое мое вмешательство, особенно будь моя просьба отклонена, могло бы поставить администрацию в неловкое положение. В данных обстоятельствах это было бы весьма неуместно.

Сразу же по окончании заседания я пригласил наших корреспондентов, включая Дюранти, Дьюэла, Наттера и Бесса, к себе в резиденцию перекусить, и мы вместе подробно все обсудили. В оценках происходящего все были со мной единодушны.

Среди здешних корреспондентов преобладает мнение, что независимо от мотивов, которые могли подтолкнуть на столь необычные массовые признания, обвиняемые в целом говорят правду, по крайней мере частично, и что обвинение представило убедительные доказательства существования широко распространенного заговора Троцкого с целью уничтожения нынешнего правительства. Здесь мы снова усматриваем параллель с Французской революцией.

Лично мне было очень интересно следить за этим процессом, и я присутствовал на каждом заседании.

Если бы требовалась какая-либо демонстрация мудрости и целесообразность принципов англосаксонской юриспруденции для защиты обвиняемого с помощью презумпции невиновности, права на адвоката, права на отказ свидетельствовать против самого себя, предписания habeas corpus[11] и здравого смысла англосаксонского права от Magna Charta[12] до Билля о правах, то она была бы найдена в этом процессе. Такие процессы, даже когда дьявол не врал Христу: «Знаю, что Ты Сын Божий», иногда могут установить истину, но Бог всячески оберегает индивидуальную свободу и личные права в любом случае, независимо от их юридического подтекста.

Пишу это вам лично и без протокола[13].

Искренне ваш,

Джозеф Э. Дэвис

Дневник Москва, 30 января 1937 года

13.00 – заезжал посол__________. Он крайне настроен

против советского режима. Что касается процесса над группой Радека, который стал сенсацией для дипломатического корпуса на этой неделе, он считает, что все подстроено и продиктовано внутренними распрями между старыми большевиками. Он считает, что признания добыты с помощью всевозможных угроз и физического воздействия на обвиняемых. Мне он рассказал необычную историю, которую только сам что услышал. Оказывается, на Украине арестован польский гражданин по обвинению в шпионаже. Польское посольство, как он понял, не смогло добиться его освобождения, поэтому арестовало двух видных советских деятелей в Польше. Это привело к обмену заключенными на границе. Поляк оказался весьма больным человеком, был взят под наблюдение и госпитализирован польскими медиками. Те пришли к выводу, что тот в бессознательном состоянии был накачан атропином или каким-то подобным препаратом, который ему вводили в пищу с целью ослабления воли[14]. По его мнению, это стало одной из причин нынешних признаний на суде. Он также предположил, что причиной признания Ромма был тот факт, что жену и ребенка Ромма побудили приехать в Россию и что сам Ромм был вынужден вернуться, опасаясь невольно причинить им вред. Это, по его словам, было чистым предположением с его стороны. Это первое конкретное заявление, которое я услышал на фоне общих слухов об употреблении наркотиков, и оно из предвзятого источника.

А на Красной площади устроили всенародное празднование по поводу вынесенных военным судом приговоров. В тот вечер можно было наблюдать необычное зрелище: толпы восторженно марширующих мужчин и женщин демонстрировали явное удовлетворение от того, что «предатели раскрыты и наказаны»[15].

Москва, 18 февраля 1937 года

СЕНА ТОРУ ДЖЕЙМСУ БАЙРНСУ

Мой дорогой Джим!

На этом процессе по делу о госизмене основным пороком процедуры, с нашей точки зрения, было подчинение прав личности государству. Что касается подобных судебных процессов, как и в некоторых других европейских странах, существует теория, согласно которой обвиняемый обязан дать показания государству после того, как будет доказано prima facie[16].

Гарантии общего права для защиты личной свободы человека от возможных притеснений со стороны правительства, такие как право обвиняемого на адвокатскую помощь при аресте, право отказаться свидетельствовать против себя, постановление habeas corpus, право требовать от государства доказательства вины вместо того, чтобы обвиняемый доказывал собственную невиновность, никогда не производили на меня такого впечатления своей благотворностью в интересах общества, как на этом процессе. Все эти обвиняемые в течение недель и даже месяцев содержались без какой-либо связи с внешним миром. Один за другим они вставали и рассказывали свою историю совершенно беспристрастно и в мельчайших подробностях, нагромождая одно самообвинение на другое. Преобладающее мнение сводилось к тому, что, если объективно рассматривать ход процесса, правительство доказало свою правоту, по крайней мере, в части установления факта антигосударственного заговора.

НЕЙМАН О НЕМЕЦКОЙ АГРЕССИИ

ДОСТОПОЧТЕННОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ:

МЕМОРАНДУМЫ О БЕСЕДЕ, СОСТОЯВШЕЙСЯ

1 ФЕВРАЛЯ 1937 ГОДА МЕЖДУ ПОСЛОМ ДЭВИСОМ И Г-НОМ НЕЙМАНОМ ИЗ НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ

Конфиденциально

Во второй половине дня 1 февраля 1937 года в сопровождении первого секретаря г-на Хендерсона я посетил г-на Неймана, заведующего 3-м Западным политическим отделом Народного комиссариата иностранных дел. В ходе нашей беседы я сказал ему примерно следующее.

Увиденное в Советском Союзе произвело на меня большое впечатление. Было необычно видеть, как всего за пять-шесть лет Советский Союз предпринял попытку осуществить в сфере индустриализации то, на что у Соединенных Штатов ушло несколько поколений.

Меня особенно интересуют ваши промышленные проблемы, и я надеюсь, что в ближайшем будущем у меня появится возможность совершить поездку по промышленным регионам и посмотреть, что делается на местах. Я хотел бы узнать из первых рук, что именно было сделано, что вы делаете сейчас и что еще предстоит сделать. Особенно хотелось бы получить представление о состоянии вашей сталелитейной промышленности. Несколько лет назад я провел исследование американской сталелитейной промышленности и включил свои выводы в двухтомный трактат, который до сих пор считается авторитетным трудом в этой области. Естественно, я заинтересован в развитии американо-советских коммерческих отношений – но я также искренне симпатизирую усилиям вашего правительства по индустриализации страны и повышению уровня жизни всего населения.

Могу добавить, что я не дипломат. Я юрист с экономическим образованием и бизнесмен и выступаю сейчас скорее как юрист, нежели дипломат. На самом деле Соединенным Штатам настолько повезло в плане географического расположения, что можно сказать, что они практически не нуждаются в дипломатии в мировых делах, в том смысле, как это принято понимать в Европе. Наше главное желание – жить в мире с другими странами и способствовать миру во всем мире.