– А мне-то почему нельзя? – удивился медведь.

– Потому что, если ты будешь продолжать обзываться, я не стану превращать тебя в человека! – заявила Книга.

– А ты можешь? – спросил Костолом.

– Запросто!

– Так действуй!

– Да что-то неохота, – закапризничала Книга.

– Стоп! – вмешался бес. – Если в Книге написано, что Вован вновь станет человеком, значит, он им станет, так?

– Ну, так.

– Но тогда ты просто обязана вернуть ему человеческий облик! – припечатал Ангис.

– Сказано же – не хочу! – явственно надулась Книга. – И вообще, у кого-нибудь ластик есть?

– Зачем? – вставил слово Слава.

– Пару строчек стереть… лишних.

– Как это лишних?! – возмутился Костолом. – А ну, превращай меня, не то на туалетную бумагу порву!

– Не порвёшь! – хихикнула Книга.

– Почему это?

– Нет во мне такой записи! – объявила Книга.

– Глеб, дай-ка ручку, – попросил Вован. – Этой брошюрке давно пора подправить характер!

– Стоять! – приказала Книга. – И вообще, что ты кипятишься? Бес прав – я обязана тебя превратить. И я бы с удовольствием сделала из тебя, задиры этакого, что-нибудь вроде чемодана, да жаль, что ты не крокодил… Может, рюкзак?

Костолом экспроприировал у капитана ручку и двинулся к Книге.

– Всё-всё! – засуетилась она. – Успокойся! Это была шутка. Я действительно не могу противоречить сама себе – сейчас будем превращать.

– То-то же, – ухмыльнулся Вован, обдумывая, куда бы заныкать одолженную ручку. Так и не придумав, он, скрепя сердце, вернул её хозяину.

– Медведь, у меня к тебе есть заманчивое предложение, – сказала Книга. – Очень выгодное, между прочим.

– Какое?

– Тебе ведь нравится ощущение полётов? Ты ведь не хочешь с ним расставаться, так?

– Два раза – да, – подтвердил Вован.

– Я могу сделать так, что крылья у тебя останутся, – сказала Книга.

– Не, ангелом я быть не согласен! – запротестовал медведь.

– Никто и не говорит про ангела! У меня нет таких полномочий. И я жить хочу! – добавила она еле слышно. – Я просто сделаю тебя оборотнем. Но не таким, который зависит от луны, нет. Ты сможешь превращаться в крылатого медведя, когда захочешь, тебе надо будет лишь произнести слово-ключ.

– Я согласен! – Глаза Костолома горели от нетерпения.

Книга Судеб запела заклинание. Она действительно не хвасталась, когда говорила, что умеет петь. Её нежное сопрано, не идущее ни в какое сравнение с обычным ворчливым карканьем, казалось, наполнило древний склеп незримой жизнью, которая трепетала в такт её песне.

Между тем Вован лысел. Крылья и хвост, отпавшие минутой раньше, уже полностью скрылись под кучей бурых шерстинок. И вот он стоит, в чём мать родила, на пыльном полу, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Оп-па! – воскликнула Книга. – Это перебор! Я тебе по ошибке и одежду распустила. Ну и чёрт с ней! Да! – зыркнула она на Ангиса. – И я туда же! Эта земная привычка очень заразительна! Так, о чём это я? Ах, да! Вот тебе, Вовчик, одежда на первое время, потом купишь себе более удобную.

На Костоломе появился спортивный костюм. По иронии судьбы, а может (и это, скорее всего, именно так), и по велению Книги, костюм оказался на пять размеров меньше. В итоге получился этакий первоклашка-переросток, чересчур увлёкшийся культуризмом, в шортиках и безрукавке.

– Слушай дальше, – сказала Книга, – чтобы превратиться в медведя, скажешь: «Ёшкин кот», чтобы вернуть человеческий облик, произнесёшь: «ёлки-палки». Понял?

– Угу, – кивнул Вован, неуютно чувствовавший себя в костюме малолетки.

– Теперь переходим к остальным посетителям, – заявила Книга. – Про капитана я сказать ничего не могу, хотя, нет. Скажу. Камазиста своего вы с Крылиным поймаете.

– Как? – спросил Глеб.

– Если я тебе скажу: как, это будет уже не ваша заслуга, – проворчала Книга. – Идём дальше. Ангис, твоё семейное проклятье снимается очень просто, ты мог бы и сам догадаться.

– Как? – Бес был заинтригован.

– Я проигнорирую этот вопрос, – хмыкнула Книга. – Немного истории: пятьсот лет назад твой предок Навуховглазивнос Пёстрый путешествовал по Мирам. В одной харчевне он чем-то обидел хозяина. Я так понимаю, ушёл, не заплатив. А тот оказался довольно умелым колдуном и проклял весь ваш род. С тех пор у всех первенцев при рождении было сорок пёстрых головок и только одна рогатая (ох, и намучились с вами акушерки!). Любящие папаши брали топорик и – чик! – лишние головы! А надо было всего лишь месяц подождать, и они бы сами поотваливались. А заодно и проклятье бы спало.

– Ты издеваешься?! Младенец бы не выдержал месяца! Спать-то на головах неудобно! К тому же, пришлось бы платить слугам за молчание. А наш род и так на акушерках разорился! Эти стервы всё хотели нас шантажировать! Это у них профессиональное…

Выговорившись, бес замолк. Феномен и капитан слушали и историю, и «исповедь» с открытыми ртами. Вован молча умирал от смеха.

– Всё сказал? – осведомилась Книга. Ангис кивнул. – Проклятье снимать? – Ещё один кивок. – Так, все заткнули уши! И ты, бес, тоже. Рано вам такие песни слушать.

– Матерные, что ли? – спросил Костолом.

– Я кому сказала?! Сейчас в тыкву превращу! В протухшую!

Вован с неохотой заткнул уши.

Книга снова запела. Теперь заклинание напоминало грустную балладу о несчастной любви. Даже не слыша её, у всех четверых защемило сердце от тягучей тоски. Это ощущение невозможно передать словами, как нельзя описать состояние счастья или первой любви. Вокруг Пёстроголового появилось красноватое сияние, которое с каждой секундой становилось всё ярче. Людям и Ангису пришлось зажмурить глаза. Но сияние чувствовалось даже сквозь веки. Впрочем, свечение не было агрессивным. Оно было нежным, как прикосновение возлюбленной, как робкий весенний ветерок, как тихий летний дождик.

Наконец сияние прекратилось. Все открыли глаза. С виду бес не изменился, но улыбался. Широко и открыто. Люди рискнули вынуть пальцы из ушей.

– …Да сколько же можно вам орать: я уже закончила!!! – надрывалась Книга. – Бесятина светится от счастья, но молчит! Людишки словно оглохли!

– Не кричите, мы уже всё слышим, – пробормотал Ковалёв.

– Я те дам, не кричите! – возмутилась Книга. – Нечего из меня старуху делать! Я, само собой, тебя постарше буду, но «выкать» мне не позволю!

– Понял, – кивнул Слава. – Ангис, ты как?

– Я теперь Ангис Пёстрый, – счастливо сообщил тот. – Самый настоящий!

– С ним всё ясно, – проворчала Книга. – Займёмся рыжим.

– А что со мной? – удивился Феномен. – Тоже проклятье?

– Нет, как ты знаешь, на твой счёт пророчество. Кстати, оно перекликается с другим пророчеством, которое уже касается вас всех.

– Как это? – удивился Глеб.

– В нём сказано: «Когда по воле случая встретятся вместе настоящий бес, настоящий человек, настоящий полковник и ненастоящий зверь, падёт царь Адского Мира». Это если коротко, – пояснила Книга. – В оригинале это подлиннее «Войны и Мира» и «Анны Карениной» вместе взятых будет!

– А с чего ты взяла, что это про нас? – удивился Костолом.

– Бес есть, человек есть, – перечислила Книга. – Ты у нас ненастоящий зверь.

– Неувязочка вышла, я-то не полковник, а капитан, – возразил Жигалов. – Сюда бы Нечепоренко.

– Это несущественные мелочи, – фыркнула Книга. – У тебя всё впереди.

Ангис запротестовал:

– Я на убийство Сатанаила не пойду!

– А кто говорит про убийство? – изумилась Книга. – Ути, какие у нас мысли грозные! Я же сказала: когда встретятся, царь падёт! Он, может, прямо сейчас с трона сверзится и шею себе свернёт?

– Ну, встретились мы, – скривился бес, – можно по домам?

– Я тебя не пойму, рогатый! – возмутилась Книга. – Ты что, боишься?

– Да, боюсь! – признался Пёстрый (с этого момента я буду называть его именно так). – Сатанаил очень опасен!

– А я не опасна? – Нарисованные глаза на обложке полыхнули магическим огнём. – Я, между прочим, проклятья не только снимать умею! Враз сделаю Пёстроголовосохатым!!!