Дегтярев задремал. Вместе с сознанием, уплывали страхи, переживания, но в тот самый момент, когда сон почти обволок разум, раздался пронзительный скрип двери. Замков в стране не было. Двадцать лет назад власть гордо заявила, что Режим поборол преступность, и посчитала, что запираться гражданам теперь ни к чему. Было это так или всего на всего предлог, тот, кто хоть немного сомневался в истинности их слов – не знал. Однако теперь доступ к квартирам граждан для полиции всегда был открыт, а для некоторых, это оказалось страшнее, чем грабители.
Дегтярев замер в кресле, как того требовал протокол № 1720 «О проверке полицией граждан». Запрещалось двигаться, разговаривать и даже смотреть на стражей порядка во время систематических проверок. В небольшую однокомнатную квартиру вошли двое полицейских и собака. «Так быстро?» – делая вид, что смотрит передачу, подумал жилец. Он пытался утешить себя, что это просто плановая проверка дома. Как и раньше люди в синих комбинезонах с отличительными знаками, электродубинками на поясах и массивными касками своим видом просто напомнят о вседозволенности и уйдут, так и не сказав ни слова. Эта практика была весьма действенна. Дегтярев после этого часто неделями не мог писать, но со временем, всё возвращалось в своё русло. Но сейчас он был запечатлен беспощадным оком фотодрона и мог только утешать себя в последние часы фальшивой свободы, что всё уляжется.
«Мухтар» быстро дышал, высунув язык. Казалось, он не слишком заинтересован в происходящем, а может просто ждал команды «фас», как каждый порядочный пёс. Мелкая сошка Режима, второй полицейский, приблизился к тайнику с машинкой. Смотреть, оторвав взгляд от телеэкрана нельзя, но Дегтярев всё же бросил пару тревожных взоров, и его сердце бешено заколотилось – ногой в тяжелом ботинке полицейский разнес кирпичную кладку и привстал на одно колено для обыска. Позади Дегтярев услышал щелчок затвора пистолета.
– Запрещено, – сухо сказал полицейский, держа в руках потрепанную временем машинку. – Гражданин с ИИН один, девять, девять, четыре, один, ноль, ноль семь, вы обвиняетесь…
Дальше Дегтярев уже не слушал, его мысли были громче слов стража безумного порядка. «Черт возьми, и как мы это допустили? Еще сорок лет назад мы были относительно свободной страной, со своими проблемами, конечно, но тогда выразить свою мысль мог каждый. Но почему, что случилось? – спросил он себя, но давно знал ответ. – Равнодушие, преступный нейтралитет. Как оказалось для торжества зла требуется, только чтобы добро бездействовало».
Полицейский закончил зачитывать обвинение. Жильцу было приказано встать. Он повиновался. За спиной защелкнулись наручники, но с изуродованных кистей они сразу же свалилась на пол. Тогда полицейские заломили руки арестованному, и повели к выходу. В коридорах дома не было ни одного человека.
Дегтярев хотел кричать и плакать, молиться и проклинать, но какой толк? Впереди жуткие дни, а может и месяцы пыток. Совсем скоро он пожалеет, что не вышел в окно вслед за улетающим фотодроном. «Откуда машинка? Где тексты?» – осыплет вопросами специально назначенный для этого человек. Затем Дегтярёва торжественно объявят врагом народа, припишут связи с заграничными государствами, обвинят в шпионаже и предательстве. А ведь он просто хотел писать. «А раньше, – думал Дегтярёв, когда полицейские забросили его в кабину автозака – в те далекие времена свободы, каждый пишущий мог найти тысячу причин, чтобы не набросить и строчки – времени нет, слишком устал или не приходит призрачное вдохновение. Но тогда у нас была возможность заниматься тем, что любим. Но разве ценили это? – двери автозака захлопнулись, машина тронулась. – Нет. Принимали как должное. Мы получили то, что заслужили. У нас отобрали это право. Право писать».
Март 2017 г.
Екатерина Кутыга
Об авторе
17 лет. Стихи начала писать в 14 лет. Выступала на поэтических вечерах. Несколько моих стихотворений вошло в литературный сборник «Голуби серебряные» (к 125-летию М.И. Цветаевой). Вдохновляет живая природа и музыка, а также человеческие отношения.
Осознание того, что чувствуешь
Под яркой солнечной звездой
Всходили вместе к небу.
Ты чувствовала его своей спиной,
Он понимал, что раньше здесь не был.
Его руки прикосновение,
Таинственный и тихий звук…
Всё замирает на мгновение,
И тишина царит вокруг.
Твоё тяжелое дыхание,
Он не понимает, что произошло…
В одну минуту с опозданием
К нему осознание пришло.
Он чувствует к тебе нечто иное,
Теперь он понимает суть.
Твою любовь, зализанные раны
Он унесёт собою в долгий, длинный путь.
«Липкими от страха пальцами…»
Липкими от страха пальцами,
Мокрыми от стыда ладонями,
Горькими на вкус губами соприкасаются эти двое.
Холод ударяет в ключицу.
От сладости только больно.
Медленными шагами к низу
Их демоны, зовут за собою.
И думают эти двое, что ужас красивой любви
Не застанет их больше.
Но продолжают в темной ночи секреты расти
От этой жестокой любви.
М. Булгакову
Десятками перевернутых страниц идёт дорога вдаль.
Не остановиться, не остановиться.
И времени не жаль.
Бегущие всё где-то рядом,
Но не разобрать черты лица.
Ах, эти образы… Ах, эти образы —
Картины подлеца.
Страницы дальше, дальше, дальше…
Жизнь всё быстрее течёт вперёд,
Стремиться к выходу.
Мечты не в счёт.
Мнения… да что прогноз погоды.
Жизнь человека слишком мала.
И всё же когда-нибудь
Книга будет написана,
И будет прочитана
Кем-то ещё, кроме тебя и меня.
Михаил Иванов
О себе
Пишу под псевдонимом Михаил Серебрянский. Победитель Всероссийского литературного фестиваля «Русские рифмы» юношеской категории в номинации «поэзия», лауреат (III место) Международного литературного конкурса «Горю поэзии огнём». Первая публикация – Литературный сборник «Голуби серебряные (к 125-летию М.И. Цветаевой)», Волгоград.
«Петербург плачет серым дождём…»
Петербург плачет серым дождём,
Пешеходы плетутся понуро.
Март… Тоска… Вдруг смотрю: под окном
Промелькнула родная фигура.
Пробудившись в мгновенье от сна,
Сердце вздрогнуло, бой учащая, —
Я к стеклу: кто? Она? Не она?
Нет, она… Уж её я узнаю!
Эти локоны, это пальто…
Эти гордые стан и походка…
Взгляд, который не тронет ничто:
Ни любовь, ни плохая погодка…
Я давно по ночам уже сплю,
И от холода сердце остыло:
Сколько раз повторил я «люблю»,
Столько раз ты об этом забыла.
И сейчас не заглянешь в окно,
И сейчас мы не встретимся взглядом.
Всё как прежде: тебе всё равно —
Ты не видишь меня. А я рядом.
И, как чувства, спустя много лет
Сердце будят, на миг оживая,
За окном твой мелькнул силуэт
И во мгле Петербурга растаял.
Серый город охвачен дождём,
Пешеходы плетутся сутуло.
Март… Тоска… Я стою пред окном —
Сердце снова надолго уснуло.