Владлена Сергеевна уже не уповала на то, что их найдут в лесу советские люди, друзья из райкома, из лагеря. И допускала мысль, что и в Старой Руссе уже фашисты. «Вот летчик придет в себя, он скажет, что где», — думалось ей.

Осторожными, ласковыми пальцами Владлена Сергеевна смазывала лицо героя вазелином. Постепенно лоб, щеки, подбородок освобождались от струпьев, появилась свежая кожа.

Раненый перестал бредить рогатыми чертями. Дышал ровно. Спал без кошмаров. Температура спала. И однажды, наконец, приоткрыл глаз. Второе веко еще не поднималось. Он долго и внимательно следил за Владленой Сергеевной. Молча оглядывал ее с головы до пят с каким-то удивлением…

Она улыбнулась, хотела спросить что-нибудь, но летчик снова впал в забытье, так и не произнеся ни слова. Может, он потерял дар речи после контузии?

Усевшись рядом, Владлена Сергеевна стала потихоньку окликать его:

— Вася! Ваня! Вадик?

При имени Володя он вздрогнул и спросил:

— Где я?

— У своих!

— А где мы находимся?

— Где-то между Ловатью и Полистью.

— А какой сегодня день?

— У нас дни без чисел.

— Как вы здесь очутились?

— Нас разбомбило.

Очевидно, первая беседа утомила раненого, он закрыл глаза и умолк.

Это событие взбудоражило ребят. Теперь все только и ждали, когда летчик снова заговорит.

И он заговорил, довольно твердым голосом попросив кусок черного хлеба с солью. Попроси летчик птичьего молока — расторопный Торопка и Яша-бродяша, глядишь, попытались бы добыть его в царстве пернатых. Но хлеба и соли… Ребята виновато переглянулись. Файеровых-то нет как нет!

А Владлена Сергеевна сказала прямо, что соль-хлеб с неба не падают. И рассказала летчику о положении отряда, заблудившегося в лесу.

Он выслушал и улыбнулся:

— Вот так история, это надо записать для будущего!

— А мы уже пишем, — сказал Сема Журавейский, показав толстую тетрадку, — ничего не пропускаем, чтобы люди знали потом, как мы жили не тужили до войны и что делали, когда попали в беду.

Вожатая за ребят

— Ой, Володя, когда же все это кончится? — сказала Владлена Сергеевна летчику. — К началу учебного года нам необходимо быть в Ленинграде!

Цыганков взглянул на нее оторопело:

— Да вы что, тоже с неба свалились? Как вас зовут?

— А вы узнайте, вспомните, мне кажется, мы…

— Постойте, постойте, — Володя стал всматриваться в ее лицо, — да, да, да, мы же встречались… Так, так, так, вас зовут Млада!

— Почти…

— Рада?

Еще раз всмотрелся и радостно:

— Лада!

— Ну, конечно же, Влада!

— Вожатая пионерлагеря?

— Да, да, вы тогда спускались к нам с неба, — вожатая помолчала. — Володя, вы не знаете, что в Старой Руссе, наши или фашисты?

— Точно не скажу сейчас, но этот пункт у меня на карте помечен черным… А ну-ка, дайте планшет.

Пионеры помогли развернуть карту, общими усилиями усадили Цыганкова, и он быстро определил место, где находится отряд. И даже название на карте сохранилось — Царев хутор. Он помечен красным крестиком, как ориентир. С воздуха хорошо видна сосновая грива, изогнутая лукой.

Цыганков, конечно, не знает последних событий на фронтах, но думает, что фрицев где-то крепко зажали наши. Немцы, снабжая какие-то войска самолетами, устроили воздушный мост над здешними лесами.

Неплохо бы добыть со сбитых самолетов радиоприемники и передатчики. Без связи с Большой землей какая может быть жизнь?

И вот ребята уже мечтают, как слушают Москву, получают задания, организуют пионерский партизанский отряд под командой Цыганкова… Ведут разведку в глубоком тылу… И, вооружившись трофейным оружием, дерзко нападают на…

А Владлена Сергеевна все больше тревожилась за Цыганкова. Да, ему становилось как будто лучше, лицо подживало, он повеселел, не бредил, не стонал, но температура все держалась. Вероятно, из-за сломанной ноги. Взятая в лубки, она распухла, посинела. А что, если началась гангрена? Ведь это смерть или потеря ноги.

Подумать страшно об ампутации… Нужен хирург, опытный врач. И немедленно! Вожатая вспомнила о докторе Соколовском, который летом спас одного мальчишку, попавшего под машину. Сразу потеплело на сердце, возникла надежда. Конечно же, он не откажет.

Бывало, и в дождь и в жару, днем и ночью, по первому вызову приезжал он в пионерлагерь из Старой Руссы. И всегда в брезентовой накидочке с капюшоном, из-под которого торчала белая курчавая борода. И не на машине, а на лошади в смешной тележке, на козлах которой важно восседал больничный кучер по имени Митрофан.

Глаза старого доктора лучились таким добром, таким участием, что при первых же словах его: «Ну-с, батенька, что это вы болеть изволите?» — больному уже становилось легче. Он наверняка на месте, при своих больных. И конечно, никто не тронул старика — доктора всем нужны.

Мысль найти доктора Соколовского пришла не только вожатой. Об этом говорили и ребята. Мало того, они уже приготовили лодку, в которой хотели отправиться в город.

Морячок и Торопка нашли рыбачий челн, наполовину затопленный, быстро законопатили дырки, вытесали весло и спрятали в зарослях прибрежного тальника. На днях они собирались тайно отправиться в Старую Руссу.

Обо всем этом узнала вожатая от своей добровольной осведомительницы Лизочки.

Спорить с ребятами, останавливать их было бесполезно. По своему ребячьему упрямству что задумали, то и сделают. Вон с Файеровыми — такой же случай.

При одном воспоминании о близнецах-фонбаронах у нее кошки на сердце скребли. Она упрекала себя в отсутствии бдительности… Из обрусевших немцев… Фамилия одна чего стоит!

Нет, конечно, она должна ехать сама, и как можно скорее.

Страшно оставлять ребят одних. Но что делать? Другого выхода нет. Два-три дня пройдет, и она явится с доктором Соколовским. И летчик будет спасен!

Владлена Сергеевна написала ребятам подробную инструкцию, как себя вести без нее. Особую записку — лесным сестрам, как ухаживать за летчиком. И, ни с кем не попрощавшись, тихо, тайно села в заветный челн темной ночью и — неси меня, вода, куда сама течешь!

Она взяла с собой Лизочку: хоть и слабое существо, а все же вдвоем веселей.

Всю ночь плыли они по темной, бездонной реке, минуя черные, зловещие берега. А лес над водой — страшный, лапами грозится, сучья корявые к воде гнет.

К рассвету показались церкви старинного города.

В лесу они набрали полные корзины грибов, чтобы немцы приняли их за грибниц.

Но у входа в город Владлена Сергеевна как-то оробела. Ей стало не по себе, когда увидела на верстовом столбе указательные стрелы и надписи по-немецки.

Она сжала руку Лизочки, словно ища поддержки, и спросила:

— Как ты думаешь, если Файеровы попались к фашистам, не стали они предателями?

— Ой, не знаю, Владленочка Сергеевна, они такие хитрые, такие скрытные…

— Но мы с тобой, что бы ни случилось, своих не выдадим! — сказала вожатая. Ей вдруг ужасно захотелось увидеть лукавые мордочки близнецов, взглянуть в их голубые глаза и убедиться, что эти озорники, несмотря ни на что, хорошие ребята, верные пионерскому знамени.

С этой мыслью она и вошла в занятый фашистами город.

Горе Герки

А что случилось с братьями Файеровыми после того, как они одни отправились на разведку?

…Герка очнулся оттого, что кто-то лизнул его в нос. Открыл глаза — над ним собачья морда. Перед этим братья проблуждали в лесу не меньше двух суток, никак не могли найти жилья человеческого. Потом неподалеку взорвалась бомба, и ребята потеряли сознание.

— Пиль! — приказывает ей хозяин, а она только хвостом машет.

Удивленный охотник поторопился к кустам, не понимая, что с собакой. А в высокой траве вместо тетеревиного выводка — мальчишка.

— Кляйн киндер? Вас махен зи ин вальде?

— Шпацирен их.

— О? Во ист фатер, муттер? Вер?

— Майн муттер дойч… Их бин Файеров.