— Я не знаю, о чём ты, — выдохнул усатый, и Марк кивнул Ришару, а сам отошёл к стене и встал там, наблюдая за происходящим.

Ни стоны, ни отчаянные крики жертвы не заставили его отвернуться, поморщиться или испытать жалость. Когда усатый, хрипя и тяжело дыша, повис на своей верёвке, он сделал слабый жест рукой и палачи, кивнув, отступили от него, а Марк подошёл ближе.

— Я же вижу, что тебе с каждой минутой всё труднее терпеть эту боль, — произнёс он. — Но прошло всего лишь полчаса с начала допроса, а впереди долгая тёмная ночь, и тебе не дадут ни минуты покоя, пытки будут становиться всё более изощрёнными, а потом вход пойдут и такие, что оставят тебя калекой. Неужели ты согласен терпеть это? Но ради чего? Ради своего заказчика? Или он твой хозяин? Он хорошо платит тебе? Но ты больше не увидишь этих денег. Может, ты боишься его? Но сейчас ты должен бояться только меня. Пусть боги решают, когда тебе жить и когда умереть, но приказы палачам отдаю я. Просто ответь, кто велел тебе следить за Делвин-Элидиром? Это же так просто: назвать имя.

— А ты назвал те имена, о которых тебя спрашивали? — хрипло дыша, спросил его усатый.

— Нет, но меня пытали алкорцы в луаре, требуя признаться в том, что я передаю полученную при дворе альдора информацию нашим людям. Они хотели знать имена моих друзей, которые мне помогают. Я страдал за Сен-Марко и моего короля, и это давало мне силы. А за что страдаешь ты? Я знаю таких молодчиков! Ты наёмник и выполняешь заказы тех, кто тебе платит. Но разве деньги имеют сейчас значение? Разве того, что ты получил, достаточно, чтоб оплатить эту боль? Думаешь, он вытащит тебя отсюда? Ему на тебя плевать. Он сейчас даже не думает о тебе, а если и узнает, где ты, то решит, что проще будет, если ты умрёшь в застенках под пытками, чем ввязываться в опасные игры ради твоего спасения. И если даже ты не знаешь этого, то он знает, что я — барон де Сегюр, и ещё никому не удавалось вырваться из моих когтей. Ты будешь говорить?

— Нет!

— Посмотрим. Ришар, продолжай.

И он снова отошёл в сторону. Ещё через какое-то время узник потерял сознание, и старый палач виновато взглянул на Марка.

— Дайте мне полчаса, и он будет снова готов к допросу.

— Он молчит, Ришар, — хмуро взглянул на него барон. — Это наёмник, а не рыцарь, защищающий своего суверена. При этом он лишился чувств на дыбе. Ты становишься слишком стар или у этого негодяя слишком слабое нутро?

— Я сниму его с дыбы и положу на станок. Пытка там может продолжаться часами, но она редко приводит к беспамятству.

— У меня нет на это времени. Снимите его с дыбы и подвесьте на цепях. Попробуй раскалённое железо.

Старик поспешно кивнул. Усатого сняли с дыбы, привели в чувство и подвесили за руки на цепях. Подручные палачей сунули в раскалённые угли щипцы и железные пруты. Марк снова подошёл к висевшему без сил узнику и, подняв за подбородок его голову, взглянул в замутнённые глаза.

— Папаша Ришар любит свою работу, — сообщил он, — он мастер своего дела. Сейчас он перейдёт к другому этапу, и твоя боль будет ещё сильнее. И даже после того, как пытка закончится, боль никуда не денется. Таково свойство огня, ожоги болят долго и заживают трудно. Почему бы тебе просто не поговорить со мной? Скажи, что согласен, и тебя снимут с цепей и усадят на стул, тебе дадут воды, а после разговора отведут в сухую камеру и приведут лекаря, чтоб он обработал твои раны.

— А ты бы сказал?

— Не сравнивай меня с собой, животное! — с холодной яростью прошипел Марк. — Не думай, что я предлагаю тебе всё это по доброте душевной. Я бы с радостью длил твои муки долгие дни и недели, пока ты не сдох бы, как пёс. Ты — соучастник мерзкого преступника, пытавшегося убить моего друга, одного из самых дорогих для меня людей, благороднейшего человека, кому я обязан столь многим, что это не может уместиться в твоём крошечном мозгу. Он — моя связь с моим утраченным королём, с моим Арманом. Он — друг моей юности, свет моей души, который твой заказчик пытался погасить. Потому не жди от меня жалости, её нет! Чем дольше ты будешь противиться моей воле, тем более безжалостным стану я. Так что решай, умрёшь ты легко и быстро на эшафоте или будешь умирать долго и мучительно в этой камере!

Узник напряжённо смотрел ему в глаза, и только теперь Марк заметил, что его рука соскользнула с подбородка усатого на шею и начала сдавливать её. Он разжал пальцы и услышал за спиной скрип двери. В камеру скользнул сыщик и, подойдя, шепнул ему на ухо:

— Вас хочет видеть Лепаж.

— Продолжай! — приказал Ришару Марк и вышел из камеры.

Вслед ему раздался отчаянный вопль. Ждавший в комнате рядом Лепаж тревожно взглянул туда, но Марк плотно закрыл за собой дверь и кивнул ему.

— Что вы узнали?

— Я знаю, кто убил Монтефьоре! — взволнованно произнёс тот. — Я ещё раз осмотрел труп и пришёл к выводу, что удар в печень нанесён мастерски: под правое нижнее ребро направлением вверх, затем нож повёрнут в ране. У бедняги не было шансов, он умер в течение нескольких минут. Я поговорил кое с кем и узнал, что такой удар — визитная карточка одного бретёра и наёмного убийцы. Его зовут Этьен Дюбуа.

— Дюбуа? — насторожился Марк. — Он имеет какое-то отношение к барону Дюбуа?

— Это его младший сын. Сразу же после совершеннолетия отец дал ему немного денег, лошадь и выставил из имения с тем, чтоб он отправился в Сен-Марко искать удачи на военной службе. Только парень и не думал служить, а сразу ввязался в разные тёмные делишки. Он успел побывать в нескольких городах и отовсюду бежал, чтоб не попасть в тюрьму или на плаху. Наконец, не так давно добрался до Сен-Марко и, говорят, уже нашёл себе здесь хозяина.

— Как он выглядит?

— Как тот, второй, которого вы ищите. Чернявый, с усами, молодой.

— С чего вы взяли, что это он убил Монтефьоре?

— Его видели там! Он встречался с Артузо в трактире, а потом следил за ним. На нашей улице не бывает случайных прохожих, туда заходят только те, кто делает заказы и скупает окрашенные ткани, это одни и те же текстильщики и купцы. Случайный человек сразу вызывает подозрение. Я опросил всех и нашёл несколько человек, видевших его, обычно в тёмное время, недалеко от трактира. Он стоял в сумраке и смотрел на заднюю дверь под лестницей. В ту ночь его тоже видели. Он уходил, и на его коричневом плаще были заметны тёмные пятна. Учитывая, какую рану нанесли Монтефьоре, кровь должна была хлестать, как родник из скалы. К тому же в тот раз незнакомец явно торопился и пытался скрыть лицо под шляпой. Ещё я осмотрел комнату убитого. Там, и правда, было много крови, и я увидел следы, оставшиеся от сапог с подковками. И я вспомнил, что когда он проходил мимо, его шаги звенели о булыжник.

— Вы его видели? — оживился Марк.

— Лишь один раз, под утро. Я только вышел из дома, и он прошёл мимо.

— Вы разглядели его лицо?

— Да, поскольку он чужак. Я постарался запомнить его на всякий случай, и лишь услышав его приметы от Тома, вспомнил об этом.

— Идите за мной! — Марк снова распахнул дверь в камеру и вошёл.

Усатый стонал и тряс головой, в спёртом воздухе стоял запах палёной плоти.

— Посмотрите на него, господин Лепаж, — громко произнёс Марк, подводя того ближе. — Вы знаете этого человека?

Николя не проявил никакого страха и смущения, а, подойдя ближе, заглянул висевшему на цепях человеку в лицо.

— Я полагаю, это он! — уверенно кивнул Лепаж.

— Назовите его имя.

— Этьен Дебуа. Бретёр.

— В чём вы его обвиняете?

— В убийстве Артузо Монтефьоре.

— Вы готовы выступить перед королевским судом и подтвердить своё обвинение?

Николя на несколько секунд заколебался.

— Если мне покажут его сапоги! — наконец, выпалил он.

Марк кивнул сыщику и тот отошёл туда, где была сложена одежда арестованного. Вернувшись с его сапогами, он подал их Лепажу. Тот осмотрел подошву и указал на полустёршиеся подковки на каблуках.

— Вот доказательство его вины! Именно эти сапоги оставили следы в комнате убитого!