Нет, Адамс прекрасно понимал, с каким риском связано его московское мероприятие: огромный мегаполис определённо покинули не просто так – и вовсе не потому, что его разрушили, или он стал групповой усыпальницей для миллионов людей, нет. Такие мелкие моменты никогда не останавливали человеческую расу – мало ли, сколько там душ загубили, – у меня тут двухкомнатная квартира с собственным синтезатором еды, знаете ли! Люди ушли отсюда, потому что здесь таится какой-то секрет. Некая тайна, которая влекла Кэсседи с того самого момента, когда он научился читать и воспринимать факты из Простора. В некотором роде все его прошлые миссии, операции и приключения, которые дали ему баснословное богатство, были лишь своеобразной подготовкой к этому походу. Эти знания дались ему дорогой ценой… Слишком дорогой. Он вспомнил лицо своей сестры, которое смотрело на него из-за стены огня… Эти глаза навсегда запомнятся Кэсседи: они не обвиняли и не унижали, нет – они смотрели на него с жалостью и сочувствием. Сестра смотрела на него и как бы говорила: «Кэсседи, ты никогда не остановишься. Даже когда потеряешь всех самых дорогих тебе людей, ты пойдёшь дальше… И вот тогда ты умрёшь в одиночестве. А поверь мне, нет ничего хуже, чем умирать в одиночестве». Алла была старше его на пять лет и всегда изображала из себя заботливую и хлопотливую сестру, – эти ее качества усугубились после смерти родителей. Раньше Кэсседи терпеть не мог её постоянную болтовню о жизни и смерти, но теперь понимал, что больше всего на свете ценил именно её слова. Сейчас он вспоминал их, и на душе становилось легко и лучезарно, будто он вернулся в давно покинутый семейный дом, где Алла уже растопила для него озеро магмы и приготовила суп. Теперь он близко. Московская тайна манит его к себе, и скоро он соединится с ней в единое целое, но лишь затем, чтобы наконец остановиться и уйти на покой. Пора уже вскрывать свои межпланетные счета и жить на полную катушку. Ему опять послышался голос Аллы, произносящий страшный и волнующий вопрос, который она всегда задавала ему, когда он заходил слишком далеко в мечтах и рассуждениях: «Кто ведёт тебя к твоей тайне?». Тогда Кэсседи вопросительно глядел на неё, а сестра объясняла: «Неважно, как ты вооружён и что за инструменты у тебя в рюкзаке. Важно лишь то, с кем ты. Доверяешь ли ты им? Готов ли ты на них положиться? Любишь ли ты их?». Лишь позже Кэсседи узнал, что свои слова о тайне она почерпнула из бульварного романа про путешественника во времени, который по сюжету проник в Москву времён вторжения Жао и лицезрел уничтожение города и повсеместную смерть его населения. В конце голоклиниги раскрывалось, что тайна Москвы заключалась в создании армии зрячих, которые при помощи одной только мысли могут разрушать планеты и даже звёзды. Так ли это?
– Что же, это мы скоро и проверим… – прошептал Кэсседи и сразу понял, что задумался так глубоко, что перестал обращать внимание на происходящее.
Его спутники между тем распались на пары и поспевали за ним, перебрасываясь вялыми, но довольно содержательными фразами. Даже Крогг, и тот вступил в разговор с Горцем, – видимо, они сошлись во мнении о принадлежности второго черепа, и это довольно сильно их сблизило. Смех да и только…
Аллаотт производил впечатление существа неспешного и размеренного – особенно для тех, кто являлся счастливым обладателем конечностей. Почему-то в их глазах кусок инопланетного растопленного сала заведомо не мог быстро передвигаться – однако Аллаотт нарушал все стереотипы и исправно поспевал за Уррой. При этом он тараторил (мысленно тараторил, конечно) без умолку, чем немного нервировал девушку, но за время своего правления на планете она так привыкла к рою сторонних голосов и советов, что могла полностью отключаться от происходящего и заниматься своими делами. Сейчас её интересовал процесс, который местные называли фотосинтезом, – то есть поглощение растениями диоксида углерода и последующее выделение кислорода. Вполне стандартное по кеметским меркам явление захватило её с головой, а всё потому, что её невероятные способности от потребления смолы руакки давали возможность рассмотреть всё в мельчайших подробностях. Урра видела, как пористые листья с аппетитом втягивали в себя мелкие атомы одного вещества и выплёвывали на свет нечто совсем другое, при этом сопровождая данное явление настоящим химическим светопреставлением, которое для обычного человека невидимо, но для неё явилось настоящим чудом природы, коего она не видела у себя в родном мире. Она в который раз убеждалась, что даже её обширнейшие знания меркнут по сравнению с тем, что предлагает Вселенная, такая богатая и великолепная в своём разнообразии. Урра уже хотела обратить взор на усеивавшие дёрн грибы, живая деятельность которых завораживала даже больше, чем фотосинтез, как вдруг поняла, что Аллаотт перестал болтать и теперь просто называл её по имени:
«Госпожа Урра… Госпожа Урра…»
– Да, прости, Аллаотт, я довольно подвержена рассеянности внимания. Как видимо, это качество пришло ко мне во время моих прошлых занятий…
«Вы удивитесь, великолепная Урра, – уж эти ей эпитеты: ползучая слизь обожала их использовать, но ей они чужды, а временами даже противны, – но я именно об этом и спрашивал. Мистер Адамс рассказывал мне о вас, как и о других участниках экспедиции, и могу сказать честно, вы заинтриговали меня больше всех. Вы же правили всем миром…»
– Почти всем…
«Но большей частью. – Вслед за этим в её голове послышалось странное урчание. – Меня это невероятно интригует, так как в моём мире власть не представляется возможной. Когда я вернусь к себе домой, то снова стану частью единого существа Аллаоттан и не смогу сам принимать решения, а буду зависеть от мнения общего… Это сложно объяснить на общем языке, простите…»
– Я поняла. – Урра, конечно, слукавила, так как понять такое отличное от неё существо, как Аллаотт, она заведомо не могла и прекрасно это знала, но что-то внутри призывало её нагрубить этому существу: несильно, но так, чтобы оно немного обиделось. – Это не так сложно представить.
«Понятно. – Ещё одна проблема ментального общения: никогда нельзя точно уловить эмоции собеседника. – В связи с этим меня очень интересует роль лидера…»
– Как именно интересует?
«Скажите мне… Вы были хорошей правительницей?»
На её планете за такие вопросы человека могли приговорить к наказанию: ни один человек не был вправе оценивать действия другого, а уж тем более просить их давать оценку собственным деяниям… Но Аллаотт? Как можно злиться на того, кто пришёл из такого отдалённого и странного мира? Более того… Как можно судить его за вопрос, который она задавала себе чуть ли не каждый день?
– Я… Я… – Она помахала головой, словно отгоняла плохие и мрачные мысли. – Это личное. Я не могу.
Разве она могла признаться ему, а уж тем более себе, что её родная планета Урр вот уже многие годы пребывает в настоящей стагнации, приводящей к деградации и отупению населения? Многолетняя мировая война привела их к состоянию, когда общество стало чрезвычайно либеральным и политкорректным, а как следствие, убрало из обихода все оценки и суждения, ранее помогавшие им расти и развиваться. Была ли она хорошим правителем? Смотря по каким меркам судить. Её подчинённые считали её одной из лучших в своём роде, а она… Урра смотрела на историю древней Земли, которая была проникнута духом грандиозности и величия, и понимала, что такого её дому уже никогда не достигнуть. Земляне пронизывали бесконечные космические расстояния за несколько секунд и распространили своё племя и слово на многие световые года: дошло до того, что нынешние кеметцы сами не могли обнаружить большинство колоний, основанных их предками. Вот это был народ: настоящие атланты, смотрящие только вперёд и плюющие на все ограничения, которые ставила перед ними Вселенная. То были романтики, мечтатели, но одновременно деятели, за каждым словом которых стоял определённый поступок. Даже когда на пути землян встали куда более развитые примакалы, достигшие высочайшего морального и телепатического развития, они всё равно не остановили напор этих зарвавшихся приматов. В итоге примакалы стали их подопечными, которые даже после Забвения приняли кеметцев как своих повелителей. Легенды. Полубоги. А её народ… Пескарики, не могущие выбраться из своей обмелевшей лужицы…
