— Юр, ты не против, если я здесь переночую? — спрашиваю я.

— Встать тебе придется рано, — чеканит Юрка. — К теще приехала сестра. И жить она будет в нашей квартире. Она уже приезжала сегодня, забрала ключи, противная такая баба. Серафима Борисовна. Тоже считает, что все ссоры у меня с Леной из-за моего разгульного поведения… Ты сам пойми, — в голосе Юрки появляются жалостливые нотки, — у меня со всей их семейкой отношения не того… Натянутые. Если эта самая Серафима Борисовна расскажет, что я Лену проводил, а сам загулял, оставил в квартире постороннего… Сам представь…

— Я не посторонний, — с гордой обидой говорю я. — И не волнуйся. Встану рано и слиняю.

Забрав пустые бутылки, чтобы выбросить их в мусоропровод, они уезжают. А я завожу будильник, рожусь. Но сплю беспокойно. То и дело вскакиваю, разглядываю в темноте циферблат…

Вместо звонка будильника меня будит скрежет ключа. Что делать, лихорадочно соображаю я. Исчезнуть, испариться? Подвести друга я не могу.

И тут взгляд мой падает на книгу сказок, забытую на подоконнике. Лягушка — в царевну. А почему бы мне не превратиться в Юрку? То есть Юрке не превратиться в меня? Это даже не мысль, а странная фантазия, продолжение сна. Но я решаюсь.

— Сюда, сюда. — Полная женщина в цветастом платье, пятясь, манит в комнату мужчину.

Мужчина в ковбойке несет большую коробку. Взгляд его падает на кровать, где я лежу. Мужчина здоровается со мной. Женщина резко поворачивается…

— Кто вы? — Она испуганно замирает. Мужчина, пристально на меня глядя и не выпуская из рук коробку, отступает к двери.

— Я Юра, — горестно говорю я и спускаю ноги на пол.

— Какой еще Юра? — нервно озирается женщина.

— Муж вашей Лены. — Я прямо гляжу ей в глаза.

— Не говорите глупостей! — Женщина ищет взглядом телефон. — Где Юра? Я сейчас вызову милицию.

— Не надо, — говорю я, медленно выходя в трусах на середину комнаты. — Не надо милиции. Я — Юра. Но у меня изменилась внешность. Я сам себя не узнаю. — И войдя в образ, представив, что все это на самом деле произошло, только не с Юрой, а со мной, я всхлипываю.

По глазам женщины видно, что она, разумеется, не верит ни одному моему слову, ситуация слишком неправдоподобна, слишком фантастична: какой сумасшедший может пойти на столь явный обман, не рискуя быть разоблаченным? Внимательно она приглядывается ко мне.

Я, конечно, жалел, что затеял всю эту бодягу с перевоплощением. Ругал себя на чем свет стоит. Следовало сразу во всем признаться. Так было бы лучше. Но теперь… Отступить теперь — значило поставить крест на Юрином семейном счастье.

— Серафима Борисовна, — с чувством сказал я. — Что же мне делать? Глаза женщины потеплели. Чужой, конечно, не мог знать ее имени. Ей все же очень хотелось устроить экзамен, но она боялась причинить мне лишнюю боль: у человека и без того горе, потеря внешности, а тут еще приставать к нему с расспросами… Возможно, сыграло роль и то, что тетя была приезжей. В их краях такого не случалось. А здесь… Кто знает? Короче, она решила мне поверить. И, я думаю, правильно сделала. Ведь выведи она меня на чистую воду, расскажи потом обо всем родным — и, страшно представить, какая буря разразилась бы в благородном семействе.

Потрясенный и опечаленный, наблюдал трагическую сцену узнавания мужчина в ковбойке. Он был настолько поглощен созерцанием происходящего, что забыл о тяжелой коробке, которую все еще бережно прижимал к груди. Несколько раз я с сомнением взглядывал на него: кто это — родственник или случайный помощник? Я бросал в его сторону двусмысленные взгляды, рассчитанные на то, что Серафима Борисовна истолкует их как нежелание продолжать доверительный разговор при постороннем или, напротив, как желание вовлечь в горестную беседу близкого человека.

— Ах, вы еще здесь? — вспомнила она наконец о мужчине. — Спасибо за помощь. — И протянула ему деньги.

Мужчина поставил коробку, еще раз цепко оглядел меня с головы до ног и, унося в памяти мой облик, покинул квартиру.

— Шофер, — объяснила Серафима Борисовна и, пригорюнясь, подперла щеку кулаком. — Что же теперь делать?

Я не мог ей ответить, только поинтересовался:

— У меня, наверно, и голос изменился?

— Вроде бы изменился, — неуверенно произнесла она. И вдруг запричитала: — Куда ж ты таким к Лене поедешь? Она тебя видеть не захочет!

— Неужто я хуже стал? — с некоторой обидой спросил я.

— Хуже, хуже, — горестно призналась глупая женщина. Конечно, при оценке моих внешних данных ею руководил не объективный здравый смысл, а слепое убеждение, что хорошее — это прежде всего свое, кровное.

Однако затянувшийся разговор пора было завершать. Я сказал даже с некоторой беспечностью:

— Ничего страшного. Со мной по утрам такое бывает. А потом проходит. — И натянул брюки. Причесался перед зеркалом. Серафима Борисовна наблюдала за каждым моим движением.

— Сейчас к родителям за чемоданом — и на вокзал, — сказал я на прощание.

Едва выйдя на улицу, я устремился к телефону-автомату и позвонил Юрке. На счастье, он оказался дома.

— Что ты наделал! Я же предупреждал! — сразу начал кипятиться он, но я ему объяснил: тратить время попусту — не в его интересах. Надо срочно звонить теще и докладывать, что все утряслось.

— Только не вздумай сказать, что был у врача, — предупредил я. — Она пойдет в поликлинику и проверит. Скажи, друзья отвели к знахарке. Она за полчаса заговорила…

Все же теща и Серафима Борисовна приехали на вокзал его проводить. Решили, удостовериться, что к Лене едет прежний муж. А я тем временем воспользовался своим ключом, проник к Юрке в квартиру и, прежде чем похитить альбом со свадебными фотографиями, где имелось и мое изображение, слегка передвинул в комнате мебель: телевизор, например, повернул экраном к стене, а кресло поставил на шкаф, чтобы приезжая тетя и в самом деле убедилась, что она попала в необычный мир.

После этого случая несколько раз я становился свидетелем того, как в интеллектуальных компаниях заходила речь о загадках природы и в пример приводили недавний факт: молодой человек проснулся неузнаваемо изменившимся (родная мать его не узнала). А потом пришла знахарка, дала выпить отвара дубовой коры — и все как рукой сняло. Прежняя внешность чудесным образом вернулась к юноше.

Слухов было много. Уж не знаю, кто постарался — Серафима Борисовна или сердобольный шофер. Но главное во всей этой истории — то, что молодая Юркина семья была счастливо избавлена мной от крупных неприятностей.

ПЕРВОПРИЧИНА

Телефонный звонок догнал меня уже на лестничной площадке, я как раз запирал дверь. Но снова открыл ее и вернулся в квартиру. Возвращаться— плохая примета!

Звонил Михаил.

— Слышь, старик, — сказал он, — я срочно в командировку отбываю, неделю не увидимся, может, приедешь меня проводить?

— Не могу, — сказал я, — мчусь в редакцию, надо гранки вычитать, статья идет в завтрашний номер. Серьезная, большая статья.

— А мы тут с Аликом в нашем любимом заведении. Взяли по стакану сухого. Но что-то скучно…

— Счастливо тебе съездить. Извини, опаздываю. — И я хотел положить трубку.

— Але, старина! — отчаянно крикнул он. — Ну хоть на пять минут загляни. Нужен твой профессиональный совет. Это ведь первая моя командировка от серьезного журнала.

Я быстро прикинул: любимое заведение находилось как раз на полпути между моим домом и редакцией, куда я ехал. И я пообещал:

— Постараюсь.

Они сидели за нашим привычным столиком в углу зала и потягивали из высоких стаканов напиток бордового цвета.

— «Мукузани», — объяснил Алик, вяло пожимая мне руку, — больше ’ ничего нельзя: завтра полуфинальная игра, и я должен быть в форме.

Я взял в баре сигареты и еще стакан «Мукузани» и устроился на свободном стуле. Мишка рассказывал о предстоящей поездке: