Он поинтересовался у горничной, которая принесла ему ужин. Она только пожала плечами. Деньги, предложенные за откровенность, не взяла. Она была смазливенькая, и это натолкнуло его на хитрость. Он ей соврал, что на самом-то деле она ему очень понравилась, но он про-не знал, как к ней подступиться, вот и затеял всю ерунду вокруг гвоздя.

На этот раз она ему поверила охотно и очень скоро оказалась у него в постели, хотя ничего столь далеко заходящего он предпринимать не собирался.

Ночь любви, во время которой он исподволь все же нет-нет, да и подбрасывал каверзные вопросики (якобы иронизируя над своим неумением заводить знакомства) о том, что за художник создал злополучное полотно и есть ли другие работы его кисти в соседних номерах, совершенно истощила его. Когда он проснулся, то не обнаружил горничной рядом, и это непонятно почему огорчило его. Сам он приписал дурное настроение тому, что так ничего и не выведал, да к тому же не мог точно вспомнить, приходила она к нему или нет.

Портье нехотя сообщил ее домашний адрес и, даже взяв и спрятав хрустящую купюру, все равно косо смотрел, как он записывает название улицы и номер дома. Этот косой взгляд его задел, но он не подал виду. Город был портовый, из пропахших мочой пивных вываливались на улицы компании пьяных матросов, иногда пытались задеть его хлестким словцом, он делал вид, что не слышит, и упрямо убеждал себя, что гуляет и дышит полезным соленым воздухом, хотя ощущение тревоги и неуюта не покидало.

Она жила в кирпичном трехэтажном доме, который выглядел украшением кривой грязной улицы. Он поднялся по лестнице с растрескавшимися каменными ступеньками и позвонил. Открыл мальчик неприятного вида, с кошачьими серыми глазами. Увидев незнакомого человека, ребенок убежал. Потом вышла она — непричесанная и заспанная. И дико на него уставилась. Он, не умея толком объяснить цель своего прихода, промямлил, что хочет пригласить ее на прогулку по набережной. Она все еще ничего не понимала. Вернулся мальчик и прижался к ее бедру. Она сказала, что это ее брат. Он сбивчиво повторил свое приглашение. Она усмехнулась и сказала, что занята.

Это означало, что они не увидятся до следующего ее дежурства, он стоял молча, не зная, что еще придумать. Она нетерпеливо поправила упавшую на лоб прядь и почесала плечо. Ее движение вызвало в нем прилив нежности.

— Может быть, увидимся вечером?

— Нет, — сказала она, начиная злиться.

Чтобы не сердить ее дальше, он виновато заулыбался и откланялся.

В ее дежурство он заказал ужин в номер, но с подносом явилась не она.

Тогда он спустился в ресторан и обнаружил ее в комнате для прислуги в обществе двух официантов. Все трое курили. Когда он вошел, она вскочила и опрокинула пепельницу из диковинной морской раковины. Такая же была у него дома, в библиотеке, и он подумал, что это совпадение не случайно. Подробности подавали свои, очень хорошо понятные ему знаки.

Он извинился и сказал, что должен с ней поговорить. Нехотя, поигрывая свернутой в трубочку салфеткой, она вышла за ним в холл. Официанты перемигнулись, это от него не ускользнуло.

Он спросил, может ли рассчитывать на ее приход ночью. Она сказала: нет! Почему? Да потому что у нее жених, который вернулся из рейса.

Он не показал вида, да и сам удивился, какую нестерпимую боль причинил ему отказ. Улыбнулся через силу и ушел.

Сидел в номере и не мог оторвать взгляда от злополучного гвоздя. Куда эта подробность затаскивала его из прежней жизни?

Спустя еще три дня он предпринял новую попытку. Купил букет роз и серебряное колечко. Подкараулил ее, когда она шла по этажу одна. Она вздрогнула, подарков не взяла и грубо рассмеялась.

Он не спал всю ночь. Утром поплелся к ней домой. На этот раз дверь ему, и точно, открыл молодой моряк, который чуть не спустил его с лестницы. А вдогонку крикнул, что проломит ему череп, если он явится еще раз.

Он вернулся в гостиницу, заперся в номере и провел сам с собой день или неделю, не бреясь и никого к себе не впуская. Не ел, лишь изредка пил воду из-под крана.

Внезапно он вспомнил, с чего все началось. И уставился на торчащий из стены гвоздь. Подошел, дотянулся пятерней, попробовал на прочность, зацепив указательным пальцем. Гвоздь хорошо, прочно держался в стене.

Жена встретила его слезами и сказала, что соскучилась. Они были хорошими друзьями и проговорили всю ночь: он поведал ей о странной истории с гвоздем. Она его поняла. И обещала, может быть, вскоре съездить в портовый город вместе с ним. Этого ему не хотелось, потому что про горничную он умолчал.

На службе его спросили, почему он так сильно задержался, а приятель, к которому он заглянул вечером, поздоровался с ним сухо, не так, как обычно.

Когда он вернулся домой, жена закричала:

— Что вам здесь нужно? Что вы делаете в моей квартире?

И опять заплакала. Или ему только показалось. Впрочем, значения это уже не имело. Он взял билет на поезд. Большого труда ему стоило попасть в тот же гостиничный номер.

Он вытащил из ботинок шнурки и связал их крохотным узелком. Подошел и еще раз примерился. Он знал, что ему будет не очень удобно проделать всю операцию, но другого выхода не было. Притащил и прислонил к стене под гвоздем стул.

На его счастье или несчастье, жена хозяина гостиницы видела, с каким лицом он поднимался на этаж, и слышала, как неистово скрежетал ключ в замке, который он хотел запереть навсегда.

Когда дверь сломали, он уже успел изобразить из связанных шнурков петельку. Его скрутили и повалили на кровать.

— История пренеприятная, — повторял владелец гостиницы. — Надо ее замять. Повесьте на этот гвоздь какую-нибудь картину. Чтоб никому и в голову не пришло… Вы меня поняли? Первую попавшуюся картину… Можно даже прежнюю.

РАССКАЗЫ ИЗ ЦИКЛА

«БЕЗЗАБОТНЫЕ ДНИ»

СОВЕТ ДРУГА

Юрка позвонил мне среди дня и сказал, что нуждается в помощи.

— Чего стряслось? Свадьбу раздумали играть? — спросил я.

— Костюм надо купить, — мрачно сообщил он. — Жениху нельзя без костюма. У меня двести восемьдесят «рэ». Лена и ее родители хотят хороший, австрийский или финский, с жилетом… Такие как раз завезли в «Одежду», ну, рядом с пивзалом, ты знаешь…

Через час мы потягивали горьковатое пиво из высоких кружек, поглядывали в окно на магазин «Одежда» и обменивались впечатлениями.

— Костюм хороший, солидный, а главное, не гладко черный, в полоску, — говорил я. — И чистошерстяной, качественный…

— Хороший, — соглашался Юрка. — Буржуазный. Такой не пивом обмывать, а виски с содовой. Наденешь эту полоску — и уж точно пивком не побалуешься. Бренди все больше придется.

И Юрка загрустил:

— Пропала вольная жизнь… Чистошерстяной, надо же! Что хорошего? Они мнутся аж в гармошку. Лучше бы уж с синтетикой.

— Купи с примесью. Тебе ведь после свадьбы все равно брюки самому гладить, — поддел его я.

— Вот, — обрадовался он. — Для чего я тебя и позвал. Совет друга — самое дорогое, что может быть. Итак, останавливаемся на примеси, а это значит, у нас высвобождается аж тридцать целковых. Берем еще пива и креветок…

Мы взяли пива, креветок, но и после этого у нас осталось двадцать пять рублей. Поэтому мы перекочевали в соседнее кафе, где заказали шампанского и поесть: все-таки время было обеденное. Здесь Юрка снова впал в хандру.

— Ну почему все мне диктуют? Они, видите ли, хотят с жилетом. А на мое мнение — тьфу. А я считаю, с жилетом для нашего возраста чересчур. У них замшелые представления о том, как должен одеваться мужчина. А Ленка им подпевает. Я в нем лет на шестьдесят потяну…