— У тебя же игра завтра, — говорил я.

— Ничего, — успокаивал он меня, — водочки для обводочки и пивка для рывка — очень даже хорошо…

Стали бросать на пальцах — кому ехать, но потом, чтобы не разлучаться, решили отправиться всей компанией. Юрка, правда, хныкал, что болен, но по улице бежал даже быстрее нас.

— Давайте не отставайте, — повторял он, — а то Лена скоро вернуться должна, а у нее ключа от входной двери нет. Она не захватила, знала, что я дома и никуда не денусь.

Поймали такси.

— Катай нас по городу! — велел шоферу Ми\аил. — Все командировочные — на алтарь дружбы.

Юрка визжал и протестовал и опять твердил, что нужно спешить. Но мы все же сделали несколько виражей по наиболее красивым улицам, а потом причалили к дежурному «Гастроному».

Купили шесть бутылок шампанского и два коньяка, а когда стали набирать закуску, Юрка с Мишкой заспорили.

— Примажем, что не съешь, — настаивал Мишка.

— Да съем, — повторял Юрка, — я сыру всегда очень много съедаю.

— Не съешь, — убеждал его Мишка. — Один мой знакомый триста грамм съел, а потом челюсти свело.

— А я съем, — говорил Юрка, — полкило запросто за один присест съем.

— Берем полкило?

— Берем.

Мы с Аликом оставили спорщиков и вышли на улицу.

— Подружки, возьмите мой член в игрушки, — тут же пристал Алик к двум проходившим мимо смазливым телкам.

Они захихикали.

— Девушки, поехали с нами, — стал уговаривать он их.

— Последнюю в 1848 году в Одессе трамваем переехало, — вдруг выросли перед нами трое крепких ребят. — Вы что к нашим бабам пристаете?

Силы были явно неравные, даже при спортивном сложении Алика. Но тут из магазина выскочили Мишка и Юрка, который обеими руками прижимал к груди трехлитровую банку варенья. Они подоспели как раз вовремя.

— Чи-и-иво? — сказал осмелевший Алик приставшим к нам наглецам. — Никогда руками за живот не держались?

— Может, вам зубы жмут или глаз у кого лишний? — полюбопытствовал Юрка, поднимая банку над головой. Эта банка, похоже, произвела на нападавших самое сильное впечатление. Они дернули от нас пулей. Тут же мы откупорили бутылку шампанского и выпили за победу.

— А варенье зачем? — спросил я.

— Лене. Она вишневое любит, — сказал Юрка. — Хочу хоть так свой проступок искупить. Она ради меня на другой конец города за лекарствами потащилась. А мы ее вино из холодильника выпили.

По дороге к метро, опьяненные силой единства, мы обнимались и целовались, и, войдя в метро, продолжали обниматься и целоваться, и только метров за десять до автоматов, возле которых стояли милиционер и контролерша, разомкнули объятия и, стараясь ступать как можно более уверенно, преодолели препятствие. На эскалаторе снова обнялись и облобызали друг друга. Тут, неизвестно почему, Мишка помрачнел.

— Нет, вы не настоящие друзья. Вы нас бросили, — тщательно выговаривая каждое слово, начал он выставлять претензии мне и Алику. — Бросили нас в магазине, в самый ответственный момент, когда надо было покупать закуску. А вот мы за вас заступились, полезли в драку. Он же больной, его ударить могли… А он не побоялся…

— Да не бросал вас никто, — стали убеждать его мы.

Он не унимался:

— Нет, ну вы гады после этого — друзей бросить… Я к вам после этого всякое уважение потерял.

— Потерял — ну и иди отсюда, — вдруг сказал Алик. — Проваливай вместе со своим больным другом. Только коньяк оставь.

— Еще чего, — сказал Мишка, — вот идите сами и стойте в очереди. А нам с вами, и верно, не по пути. Мы на такси поедем.

Мы как раз спустились вниз, к поездам. Но Мишка сгреб Юрку в объятия, и они пересели на эскалатор, который ехал вверх.

— И пусть катятся, — сказал Алик. — На своем такси. А мы люди простые. Жалко, они коньяк увезли. Но ничего, мы что-нибудь придумаем.

Мы поцеловались.

— И без них доедем, верно? — говорил он.

— К тебе? — спрашивал я. — Или ко мне?

— Ко мне, — говорил он. — Надо принять душ, а то завтра игра… ' Я должен быть в форме. Хотя вообще-то надо было бы отправиться к моей девушке, теннисистке, кандидату в мастера спорта, и отметить твою публикацию о ней. Но моя девушка на соревнованиях, далеко, ты знаешь. Она — чудо! Она понравилась тебе? Понравилась?

— Очень, — отвечал я.

Долго мы ехали на метро, а когда вышли на улицу, Алик повел меня переулками и дворами. Я покорно шел за ним, но изредка удивлялся:

— Ведь ты живешь на проспекте?

— Скоро уже придем, — отвечал он. А потом решил потренироваться и стал прыгать, пытаясь дотянуться до ламп, горевших над дверями подъездов. Одну он зацепил на лету и раздавил. И, к сожалению, порезался.

— Обидно, — говорил он, пока мы поднимались по лестнице, — этой рукой я забросил столько мячей. — И вытирал капли крови о стену.

Дверь нам открыл Мишка.

— Алик, мы же к тебе ехали, — удивился я.

— A-а, — махнул он порезанной рукой. — У них же вся выпивка.

В комнате, разложив на столе куски сыра, Юрка медленно и методично двигал челюстями. Мишка с часами в руке тревожно контролировал время.

— Осталось полчаса, не успеет доесть, — сообщал он.

Мы с Аликом выпили коньяку, и Алик воспрял.

— Обидно все-таки, что девушки с нами не поехали, — сказал он. — Кстати, знаешь, как называется процесс лишения девственности? «Дефлорация». Напиши статью под названием «В дефлорации отказать».

— Обязательно, — согласился я, — только мне название не очень… Давай лучше: «Дефлорированной — верить». Или: «Вызываю дефлорацию на себя».

Мишку, кажется, огорчало, что мы не обращаем внимания на его с Юркой пари, он то и дело нарочито громко восклицал с расчетом вовлечь нас в происходящее:

— Какой драматизм! Это настоящая борьба!

Наконец он объявил:

— Внимание! Осталось пять минут!

Мы с Аликом так и впились в Юрку глазами. Перед ним лежало пять кусочков сыра. Юрка поднатужился и запихнул в рот самый крупный. Глаза его стали расширяться, он судорожно глотнул, надавил ладонями на нижнюю челюсть, помогая себе жевать.

— Не успеет, — подбадривая себя, твердил Мишка, — четыре минуты— и все…

Юрка, давясь, проглотил кусок и схватил второй. С этим пошло еще тяжелее, но время подпирало, и Юрка проглотил его, не прожевав. Едва он положил в рот третий кусок, позвонили в дверь. Алик пошел открывать, и в комнату вбежала бледная и напуганная Лена.

— Юра, что случилось? — крикнула она. — Вся стена возле нашей двери в крови!

Юрка продолжал жевать и только махнул ей рукой.

Лена в ужасе осмотрелась.

— Что происходит?

— Ничего, — индифферентно ответил Мишка, — вот муж твой проголодался, мы ему поесть привезли. Видишь, как уплетает.

Юрка управился с четвертым куском и тянулся к пятому.

— Юра, что это значит? — повторила Лена.

Юрка помотал головой и обеими руками втиснул в рот пятый кусок.

— И бутылок сколько! — закричала Лена.

Но ее возглас перекрыл Мишкин ликующий крик:

— Не успел, время, время!

— Успел, — с еще полным ртом мычал Юрка.

— Не успел! — кричал Мишка.

— Успел, успел! — поддержали мы Юрку.

— Ты же болен, — с надрывом всхлипнула Лена и бросилась вон из комнаты. — Какая же я дура… — донеслось из прихожей.

Дверь за Леной захлопнулась.

— Вот, секундная стрелка была здесь, — тыкал Юрка в циферблат пальцем, — еще пять секунд оставалось.

— Ничего не знаю, — невозмутимо, с каменным лицом отпирался Мишка, — время истекло. И, как проигравший, ты должен исполнить мое желание.

Мишка налил шампанское в стакан и добавил в него коньяку. Юрка покорно выпил.

— Лев пришел, — скомандовал Мишка.

Юрка полез под стол. Мишка выждал паузу и объявил:

— Лев ушел.

Юрка вылез из-под стола.

Мишка снова налил ему шампанского и коньяка. Юрка выпил.

— Лев пришел, — опять оповестил Мишка.

Юрка полез под стол.

— Лев ушел…

Юрка не вылез.

— Лев ушел, — повторил Мишка.