Рядом с тарелкой два куска черного хлеба и все те же алюминиевые ложки, Минька, как всегда, выклянчил себе поновее и покрасивее. А на ужин сегодня… Ура, борщ!.. Ярко-красный, ароматный, с розоватыми ломтиками картофеля и островком белоснежной сметаны. Мама возится возле керосинки, там стоит зеленый старый чайник с узеньким длинным носиком. А мы снова устраиваем очередность. Пытаюсь разделить борщевую смесь пополам, но не получается.

Предлагаю без всякой задней мысли:

‒ Минька, держи ложку посередине, сегодня я первая буду съедать свою половину! Братишка честно держит ложку перпендикулярно, борщ стремительно убывает, и уже виднеется дно тарелки. И вот тут раздается громкий рев:

‒ Мааа-мааа! Галька весь борщ съела!

Самое первое страшное воспоминание связано именно с этим рубящим предметом. Мне было тогда около четырех лет. Жили мы в частном доме на двух хозяев. Помню, как тогда отец вечно что-то достраивал. На другой половине жили отцова мачеха и ее сын лет двадцати: худой, с бледным лицом, забулдыга и пьяница. У отца с мачехой и сводным братом были достаточно сложные отношения. Они часто выясняли отношения: спорили из-за дров, из-за деревьев в саду ‒ что, кому принадлежит. Сад был общим. Но в этот раз отец вдруг почему-то помирился с родичем; и они отмечали это событие за бутылкой водки. Но это я узнала позже. А тогда проснулась от громких криков и вылезла из-под одеяла.

С Минькой в раннем детстве мы спали вместе на одной кровати «валетом». Комната была малюсенькой и проходной. Наша узенькая кровать с потускневшими железными шариками, украшавшими кованые спинки, стояла прямо напротив входа в кухню. Двери не было, а проем был прикрыт красной ситцевой занавеской в горошек. Мне очень хотелось пить, и я сонная направилась на кухню…

Потом все произошло мгновенно!.. Поднимаю занавеску и в страхе останавливаюсь на пороге от громкого крика.

‒ Я убью твоих ублюдков! ‒ вопит дядя Ваня.

Пущенный из его рук топор летит в сторону проема, ударяется в дверную коробку и рикошетом падает к моим ногам. Все происходит в один миг: занавеска, я, крик и топор!

И тут наступила мертвая тишина: они увидели, что я стою на пороге.

Как сейчас, помню и словно наблюдаю все это со стороны: маленький босой ребенок стоит в дверном проеме, ухватившись одной рукой за занавеску, а возле ног, касаясь пальчиков, лежит топор. Потом был ужас в маминых глазах… Она подхватила меня на руки и унесла. Из кухни доносились маты отца и звуки драки.

Чуть позже мы уехали на Урал, а когда через полгода вернулись с новорожденным братом Федором, дяди Вани не было. Его вообще не стало в нашей жизни. Куда девался, неведомо… Мачеха как-то быстро умерла, отец объединил обе половины дома. И мы с Минькой стали спать на громадной печи на плоских тюфячках, набитых хрустящей соломой. Со временем солома превращалась в труху, и тогда мама поздней осенью заполняла матрасики новыми охапками пахучих золотистых стеблей.

Мачеху отца я плохо помню. А по сути, это была моя бабушка, хотя и не кровная. Это благодаря ей случилось мое первой знакомство с Богом. Произошло это раньше происшествия с топором. Тогда же почти все были атеистами. А у нас так тем более… Мама ‒ учитель, а отец вообще был далек от веры в высшие силы. Хотя втайне от начальства своих детей очень многие крестили ‒ и верующие, и атеисты.

Почему-то меня одну оставили в тот день с бабушкой. Был воскресный холодный весенний день и какой-то церковный праздник. Бабушка повесила мне на шею крестик на тонкой веревочке, натянула на меня пальтишко, завязала на голове какой-то не мой платок и куда-то повела.

Мы долго шли по раскисшей дороге, моросил дождь. И, наконец, подошли к деревянной башенке. Бабушка раздавала монетки каким-то людям. Их было очень много; и они повторяли одни и те же слова. Она и мне дала монетку и велела отдать безногому дяде на тележке.

Перед входом заставила меня перекреститься; чертыхнулась, что я это сделала как-то не так. И мы вошли внутрь.

Я крепко ухватилась за бабушкину руку, потому что стало страшно.

Было очень много людей, темно и душно. Светились какие-то огоньки, округлый потолок с еле видимыми темными ликами казался далеко-далеко наверху. Доносилось монотонное пение; какой-то дедушка густым басом читал по книге непонятные слова, а все вокруг кланялись и крестились. Некоторые даже падали на колени и ударялись головой о грязный пол. Но, в основном, вокруг себя я видела только чужие подолы, грубые сапоги да мокрые туфли в галошах. Все вокруг было мрачным, дымным, пахло промокшей овчиной и сосновой смолой.

А потом мы долго стояли в очереди. И я, уставшая и одуревшая от всего этого, уже смутно помню, как меня взяли на руки; дедушка в красивой одежде влил мне в рот ложечку красного сладко-терпкого напитка и положил на язык маленькую печеньку. Только она была совсем несладкой. Потом мы отстояли другую длинную очередь. Я заметила, что впереди люди крестятся и зачем-то наклоняются. Я не успела понять зачем, потому что бабушка резко меня приподняла и заставила поцеловать темную стеклянную поверхность, в глубине которой виднелась картина с нарисованным печальным лицом. Бабушка сказала, что это Боженька.

Помню, что на обратном пути я все время хныкала, потому что ужасно устала, но бабушка просто тащила меня за руку и ворчала. Спала я той ночью беспокойно: все чудились темные лики в мерцании красных огоньков.

Утром пришли родители и меня забрали. Я рассказала за завтраком, как мы ходили к Боженьке. Отец был в ярости, устроил мачехе грандиозный скандал. С тех пор меня у нее не оставляли.

На протяжении всей жизни меня преследовали цветные сны, которые зачастую сбывались. В юности наутро я знала, что сегодня придет денежный перевод или приедет мама. Соседки по комнате уже верили моим сновидениям, ведь иногда они оказывались пророческими и по отношению к ним. Перед выпускным экзаменом по литературе и русскому языку они попросили запомнить будущий сон. Надеялись, что в ночь перед экзаменом я увижу хотя бы одну тему будущего сочинения. И, да, во сне я наблюдала, как на нашей школьной доске кто-то пишет четыре разные темы, но сумела прочитать только одну из них. Рано утром мы с девочками быстро пролистали конспекты. А через два часа экзаменатор на доске написала четыре темы, среди которых красовалась та ‒ из сна (поэма Маяковского «Владимир Ильич Ленин»). Нужно ли говорить, что мы выбрали именно эту тему, и получили свои высшие оценки. Особенно удивило нашу литераторшу сочинение Айбаршин, живущей с нами в одной комнате. Она получила за сочинение честную четверку, хотя раньше больше тройки не получала. Аульная девочка плохо знала русский язык, так как окончила школу с казахским языком обучения.

Мне снились сны, пророчащие скорое замужество, рождение детей и уход близких людей. В зрелом возрасте я стала бояться своих видений: слишком много было совпадений. Казалось, что это какое-то наказание сверху. Невыносимо жить под гнетом предчувствий, навеянных сном. Яркие подробности постоянно возникают перед глазами, ‒ и ты живешь в страхе, что скоро, совсем скоро, что-то случится с кем-то из близких людей. А ты, ну никак не можешь на это повлиять!.. Конечно, подсознательный, предвещающий нечто, сон ‒ это не конкретное описание будущего события. И не всякий сон бывал пророческим. Все зависело и от дня недели, и от совокупности отдельных деталей, и от атмосферы самого сюжета…

Уже позднее, в силу определенных факторов, я стала делить сны на те, что сбудутся очень быстро, и другие, которые исполнятся через месяц или того больше. Далекие печальные события пророчили повторяющиеся кошмары с нарастающим чувством опасности. И, в основном, такие сны предвещали тяжелые болезни и трагедии близких людей.

Самый первый свой сон я увидела года в три, и запомнила его на всю жизнь.

Обычно в сновидениях в причудливой форме переплетаются знакомые лица, прошлые события, яркие образы из книг или фильмов. Возникают сюжеты, где ты иногда главный герой, а иногда просто сторонний наблюдатель. У каждого, обладающего способностью видеть сбывающиеся сны, со временем нарабатывается своя методика их разгадывания. И ты не всегда, но понимаешь, когда сон можно просто выкинуть из головы, как ненужный хлам, а когда стоит проанализировать все нюансы.