Выполненные углем, карандашом, пастелью, красками, передавая страсть и страдание, каждое движение истерзанной души художника, на Линли со всех сторон смотрели изображения Стефы Оделл.

Услышав шаги хозяина, Линли отвел глаза от его рисунков, заставил себя посмотреть на самого Эзру. Он словно впервые видел его – женолюба и лицемера, превратившего прежнее горе в оправдание нынешних проступков. Он увидел в Эзре своего двойника, человека, которым он сам чуть было не стал.

Войдя в метро на станции Кингз-Кросс, Барбара доехала по Северной линии до Уоррен-стрит. Оттуда было лишь несколько минут пешком до Фицрой-сквер. По пути она обдумывала предстоявшую ей задачу. Джиллиан Тейс, безусловно, по уши увязла в этой истории, но доказать это будет не так-то легко. Если девушке удавалось скрываться одиннадцать лет подряд, значит, ума у нее хватит и на то, чтобы подготовить себе непробиваемое алиби на ночь убийства. Барбара решила: как только она найдет Джиллиан – если Нелл Грэхем и в самом деле Джиллиан и если удастся отыскать ее с помощью той скудной информации, которой они располагают, – следует немедленно, в ту же ночь доставить ее в Келдейл. Не оставлять ей лазеек, на худой конец арестовать. Барбара мысленно перебирала все, что было ей известно о Джиллиан. Буйная молодость, сексуальная распущенность, умение скрывать все это под личиной ангельской невинности. С такой хитроумной особой можно действовать только силой. Прямо, просто, агрессивно и беспощадно.

Фицрой-сквер, чистенький, отстроенный заново район Истона, казался не самым подходящим местом для трудных подростков. Двадцать лет назад, когда эта площадь была не более чем оставшимся после войны прямоугольником разбитой мостовой, окруженным полуразрушенными домами с пустыми впадинами на месте окон, Фицрой-сквер вполне мог служить убежищем для подонков столицы. Но теперь площадь выглядела такой новенькой и ухоженной, в центре сквера, заботливо огражденная от посягательств прохожих, произрастала свежая травка, каждый дом радовал глаз не состарившейся еще покраской, и полированные двери блестели в лучах вечернего солнца, и было почти невозможно поверить, что здесь по-прежнему находят приют забытые и отвергнутые обществом, напуганные и обиженные дети.

Приют располагался в доме номер 11, внушительном здании в георгианском стиле, фасад которого был закрыт строительными лесами. Мусорный ящик, переполненный обломками штукатурки, банками из-под краски и пустыми картонными упаковками, свидетельствовал, что и Тестамент Хаус последовал примеру соседей и стремится к обновлению. Парадная дверь была распахнута, оттуда доносилась музыка, не грубоватый рок-н-ролл, вполне уместный для сборища заблудших подростков, а неясный перебор классической гитары. Больше не было слышно ни звука, слушатели явно полностью подпали под очарование музыки. Но, как догадалась Барбара, дежурным на кухне не удалось послушать концерт – с кухни доносились запахи томатного соуса и специй, возвещавшие приближение ужина.

Поднявшись по ступенькам, Барбара вошла в дом. Длинный коридор был застлан красным ковром, настолько старым, что в некоторых местах сквозь него просвечивал пол. На стенах никаких украшений, только доски с объявлениями о рабочих вакансиях, правилами поведения и распорядком дня. В центре висело расписание занятий в университете на Говер-стрит. Его окружали большие стрелы, вырезанные из картона. Рядом – названия клиник, оказывающих помощь алкоголикам и наркоманам, сообщения службы планирования семьи. Внизу на отрывных листках несколько раз повторялся телефон службы спасения самоубийц. Барбара отметила, что большинство этих листков уже кому-то понадобилось.

– Привет! – окликнул ее бодрый голос. – Чем могу помочь?

Барбара обернулась и увидела в регистратуре пухленькую даму средних лет, лихо сдвинувшую очки в роговой оправе на затылок, поверх пучка поседевших волос. Приветливая улыбка тут же исчезла, как только Барбара предъявила свое удостоверение. С верхнего этажа по-прежнему лилась музыка.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоилась дама. – Вам нужно поговорить с мистером Кларенсом.

– Нет, – возразила Барбара, – возможно, это и не понадобится. Я ищу вот эту молодую женщину. Ее зовут Джиллиан Тейс, но здесь ее могут знать под именем Нелл Грэхем. – Она протянула женщине фотографию, хотя и это было уже лишним – в тот самый момент, когда она произнесла имя, лицо пожилой дамы резко изменилось.

И все же она с готовностью взяла фотографию, взглянула на нее.

– Да, это Нелл, – подтвердила она. Барбара, хотя и была с самого начала уверена в правильности своей догадки, только сейчас испытала настоящий триумф.

– Вы поможете мне ее разыскать? Необходимо найти ее как можно скорее.

– С ней ничего не случилось?

– Мне нужно ее найти, – отрезала Барбара.

– Да, да, конечно. Я понимаю, вы не можете мне ничего сообщить. Только вот… – Женщина нервозно потерла подбородок. – Я позову Джонаса, – порывисто объявила она. – Это его дело.

Прежде чем Барбара успела ее остановить, женщина уже взбежала по ступенькам. Гитарный перебор затих, послышались протестующие голоса, смех, а затем шаги. Секретарша о чем-то взволнованно докладывала, ей отвечал мужской голос.

На лестнице показался мужчина, и Барбара поняла, что именно он сейчас музицировал – гитару он все еще держал в руках. Слишком молод, чтобы принять его за достопочтенного Джорджа Кларенса, однако тоже облачен в сутану. Внешне очень похож на основателя Тестамент Хауса. Должно быть, его сын, решила Барбара. Те же точеные черты лица, высокий и широкий лоб, быстрый взгляд, сразу оценивающий ситуацию. И волосы похожи, непокорные кудри, с которыми ни одна расческа не справится. Ростом он был невысок, плечи узковаты, но его осанка говорила об огромном запасе внутренней силы и уверенности.

Пройдя через холл, он приветливо протянул ей руку.

– Джонас Кларенс, – представился он, крепко сжимая ее ладонь. – Мама сказала мне, что вы разыскиваете Нелл.

Миссис Кларенс сняла очки, только что украшавшие ее затылок. Прислушиваясь к их разговору, она безотчетно покусывала дужку, нахмурившись и быстро переводя взгляд с одного собеседника на другого.

Барбара протянула ему фотографию.

– Это Джиллиан Тейс. Ее отец был убит в Йоркшире три недели назад. Я должна доставить ее на допрос.

Кларенс вроде бы никак не отреагировал на это заявление, только глаза его не могли оторваться от лица Барбары. С усилием он отвел взгляд, посмотрел на какую-то картину на стене, затем на мать.

– Это Нелл, – подтвердил он.

– Джонас! – с сочувствием прошептала она. – Дорогой мой…

Кларенс вернул Барбаре фотографию, продолжая при этом разговор с матерью:

– Однажды это должно было случиться, верно? – Его голос выдал обуревавшую молодого человека тревогу.

– Дорогой, может, мне?.. Ты хочешь?.. Он покачал головой:

– Я все равно собирался уходить. – Теперь он смотрел на Барбару. – Я провожу вас к Нелл. Она – моя жена.

Линли смотрел на нарисованное Эзрой аббатство Келдейл, дивясь, как же он раньше не разглядел простого и ясного смысла этой картины. Красота ее заключалась в строгой простоте и точности деталей, в отказе как-то приукрашивать или романтизировать заброшенные руины, делать из этих развалин не то, чем они были на самом деле – свидетельством ушедших времен, которое, в свою очередь, пожрет грядущее.

Полуразрушенные стены поднимались к пустынному небу, словно пытаясь уйти от неизбежного конца, поджидавшего их внизу, на земле. Камень тщетно боролся с папоротником, упрямо пробивавшимся во все трещины и щели, с полевыми цветами, справлявшими свое торжество на зазубренном крае стены, с травой и дикими злаками, которые в изобилии произрастали на тех самых камнях, где некогда в молитве склонялись монахи.

Ступеньки никуда не вели. Винтовые лестницы, по которым некогда верующие спускались с галереи в монастырскую приемную и из трапезной во двор, теперь были скрыты мхом, едва различимы. Они покорились переменам, которые не лишили их красоты, но придали им иной облик и иное назначение.