– Шеф у нас настоящий джентльмен, – проворчал он, выходя из кабинета.

– Черт бы его побрал! – рявкнул Хильер, когда за врачом захлопнулась дверь.

Уэбберли расхохотался.

– Глотни хереса, Дэвид, – посоветовал он. – Бар у тебя за спиной. Всем нам неохота торчать тут в субботу.

После двух рюмочек хереса Хильер уже не злился на патологоанатома. Присоединившись к Уэбберли, он печально созерцал фотографии, развешанные на стене кабинета.

– Поди разберись, – угрюмо бормотал он, – Виктория, Кингз-Кросс, Ватерлоо, Ливерпуль, Блэкфрайерс, Пэддингтон. Черт его дери, хоть бы он алфавитный порядок соблюдал, что ли.

– Да, маньякам часто недостает аккуратности, – посочувствовал Уэбберли.

– Имена пяти жертв до сих пор даже не установлены, – сокрушался Хильер.

У всех украдены удостоверения личности, деньги и верхняя одежда. Если нет ничего подходящего в заявлениях об исчезнувших людях, приходится опознавать их по отпечаткам пальцев, а это, сам знаешь, быстро не делается. Мы стараемся как можем.

Хильер повернулся лицом к приятелю. Одно он знал точно – Малькольм всегда делает все, что в его силах, а когда настанет пора подсчитывать очки, он скромно отойдет в сторону.

– Извини. Я чересчур суетился?

– Есть малость.

– Как всегда. Так что там опять у Ниса с Керриджем? Из-за чего сыр-бор на этот раз?

Уэбберли бросил взгляд на часы.

– У них там в Йоркшире очередное убийство. Они снова не сошлись во мнениях и направили к нам гонца со всеми бумагами. Знаешь кого? Священника.

– Священника? Господи, это еще почему? Уэбберли только плечами пожал.

– Видишь ли, это единственный человек, которому доверяют и Нис, и Керридж.

– Но какое он имеет отношение к делу?

– Похоже, это он первым наткнулся на труп.

Хильер отошел к окну. Послеполуденное солнце ударило ему в лицо, резко подчеркнув и морщины, красноречиво говорившие о многих бессонных ночах, и оплывшие розовые щеки, столь же красноречиво свидетельствовавшие об избытке жирной пищи и хорошей выпивки.

– Да уж, такого еще не бывало. Керридж что, совсем умом тронулся?

– Нис твердит об этом вот уже несколько лет.

– Но посылать к нам свидетеля, нашедшего тело, человека, не имеющего никакого отношения к полиции! О чем он только думает?

– И Нис, и Керридж уверены в его абсолютной честности. – Уэбберли снова нетерпеливо взглянул на часы. – Он скоро к нам явится. Поэтому-то я тебя и позвал.

– Выслушать рассказ священника? Да мне-то зачем его слушать?

Уэбберли медленно покачал головой. Теперь нельзя горячиться, чтобы не насторожить Хильера.

– Дело не в самой истории. У меня есть план.

– Я тебя слушаю.

Хильер вернулся к бару за очередным глотком хереса. Выразительно махнул бутылкой в сторону Уэбберли, но тот только головой помотал. Вернувшись к своему креслу, Хильер устроился поудобнее, закинув ногу на ногу, стараясь, однако, не смять острую, как бритва, стрелку на великолепных и весьма недешевых брюках,

– Итак? – поторопил он.

Уэбберли упорно смотрел на груду папок, скопившихся на его столе.

– Я бы хотел послать туда Линли, – пробормотал он.

Хильер иронически изогнул бровь.

– Линли против Ниса – матч-реванш? Тебе мало прежних неприятностей, Малькольм? К тому же у Линли на эти выходные отгул.

– Это мы уладим. – Уэбберли замялся, нерешительно поглядывая на Хильера. – Ты бы мог мне помочь, Дэвид, – вымолвил он наконец.

Хильер усмехнулся:

– Извини. Хотелось посмотреть, как ты попытаешься заступиться за нее.

– Чтоб тебя, – беззлобно ругнулся Уэбберли. – Ты же меня знаешь.

– Я знаю одно – ты чересчур добр, себе же во вред. Послушай, Малькольм, ты сам направил Хейверс в патрульные – пусть она там и остается.

Уэбберли вздрогнул и, чтобы скрыть смущение, притворился, будто пытается прихлопнуть назойливую муху.

– Меня совесть гложет.

– Ты не просто чертов дурень – ты еще и сентиментальный дурень. За все время своего пребывания в следственном отделе Барбара Хейверс не сумела сработаться ни с одним напарником. Восемь месяцев назад ты перевел ее в патрульные, и там она отлично справляется. Забудь о ней.

– Я не пробовал дать ей в напарники Линли.

– Ты бы еще принца Уэльского дал ей в напарники! В твои обязанности не входит перемещать сержантов с места на место, пока не подберешь им подходящую должность, чтобы они могли счастливо устроиться до самой старости. Твоя обязанность – обеспечить, чтоб дело двигалось, а если в это дело встрянет Хейверс, следствие никогда не кончится. И хватит об этом.

– Мне кажется, этот опыт кое-чему ее научил.

– Чему именно? Что наглость и бабье упрямство нисколько не помогают делать карьеру?

Слова Хильера неуловимо переменили тон беседы. Уэбберли готов был сдаться.

– В том-то все и дело, верно? – пробормотал он.

Хильер почувствовал, как дрогнул голос приятеля. Он всегда близко к сердцу принимал поражения Малькольма. В этом и впрямь было все дело – в карьере. Господи, какой же он неуклюжий болван – сказать такое!

– Извини, Малькольм. – Хильер поспешно проглотил херес, стараясь не глядеть в глаза своему свояку. – Мое место должен был бы занимать ты. Мы оба знаем, что ты этого заслуживаешь, ведь так?

– Глупости.

– Я подпишу вызов для Хейверс, – сказал Хильер.

Сержант полиции Барбара Хейверс захлопнула за собой дверь кабинета суперинтенданта, с гордо поднятой головой прошествовала мимо секретаря и направилась в коридор. Лицо ее побелело от ярости.

Как они посмели! Господи, как они посмели! Барбара столкнулась с кем-то из служащих – да так, что молодой человек выронил из рук целую стопку бумаг, но Барбара не остановилась помочь ему. Словно заведенная, продолжала свой путь. За кого они ее принимают? Или считают дурочкой, которая не в состоянии разгадать их замысел? Чтоб они все горели в аду! Чтоб они в аду горели!

Барбара сморгнула. Она не заплачет, ни за что не заплачет, она не позволит им довести себя до слез. Наконец из тумана перед ней выплыла дверь женского туалета. Барбара ринулась в это убежище. Там никого не было. Спокойно, прохладно. Почему в кабинете Уэбберли было так жарко? Или ей так показалось из-за душившей ее ярости? Барбара рванула узел галстука, распустила его, добралась до раковины, дрожащими пальцами повернула кран. Слишком сильно. Холодная вода мощной струей обрушилась на форменную юбку и белую блузку. Это доконало сержанта Хейверс. Поглядев на себя в зеркало, женщина разразилась слезами.

– Корова! – кричала она самой себе. – Тупая, уродливая корова!

Хейверс плакала очень редко, собственные слезы казались ей горячими и горькими, странно было ощущать их вкус во рту, странно было чувствовать, как они стекают по щекам, оставляя противные грязные ручейки на таком заурядном, таком неинтересном лице.

– Только посмотри на себя, Барбара! – продолжала она издеваться над собственным отражением. – Красотка, да и только.

Всхлипывая, Барбара отстранилась от раковины, уперлась пылающим лбом в холодный кафель стены.

Барбаре Хейверс исполнилось тридцать лет. От природы не слишком привлекательная, она и сама словно назло уродовала себя. Она могла бы уложить свои прекрасные, блестящие, каштановые волосы в прическу, выигрышно обрамляющую лицо, но вместо этого Барбара стригла их коротко и грубо, открывая уши, и выглядело это как деревенская стрижка «под горшок». Косметикой сержант Хейверс но пользовалась. Густые – их не мешало бы выщипать – брови нависали над маленькими глазками, скрывая сверкавший в них ум. Узкие губы, которых никогда не касалась помада, навеки сложились в сердитую гримасу. В общем, Барбара выглядела решительной, недоступной и напрочь лишенной женственности,

– Итак, они подсунули мне нашего чудо-мальчика! – фыркнула она. – Что же ты не пляшешь от радости, Барб? Восемь месяцев тянула лямку, а теперь они отозвали тебя из патрульных и «предоставили еще один шанс». В паре с Липли! Я не стану! – яростно всхлипывала она. – Не стану! Не буду работать с этим самонадеянным фатом!