Взъерошив давно не стриженные седые волосы, Макар понуро направился из ванной. Кондратов посторонился и отошёл к дверям детской:
– Одну секунду.
Макар прошёл в большую комнату к стенному шкафу, со скрипом открыв стеклянную дверцу, достал маленькую деревянную шкатулку, из которой вынул небольшой ключ. Ключ показался Макару удивительно тяжёлым, словно каждый прошедший день после того, как он закрыл комнату, вернувшись с похорон, слой за слоем накладывался на него. Зажав его в ладони, он отправился к ожидавшему его Кондратову. Протянув тому ключ, Макар ушёл на кухню и сел на табурет. Его начинало слегка знобить, сердце тяжело бухало в висках… Чтобы унять дрожь, Макар зажал ладони между коленями и, сгорбив спину, напряг всё тело.
Кондратову давно не было так хреново. Наводить порядок у разбуянившихся калдырей или торчков было гораздо проще, чем по звонку полоумной старухи теребить не зажившие раны человека, потерявшего семью. К тому же ему страшно не хотелось заходить в комнату, ну не хотелось, и всё тут.
Набрав в грудь воздуху, словно приготовился рвануть большой вес, вставил ключ в замочную скважину. Два поворота ключа – ЩЁЛК, ЩЁЛК – бьют Макара словно палкой, заставляя ещё больше скорчиться на табуретке. Старлей быстро вышел из комнаты, зашёл на кухню, аккуратно положил ключ на стол. Тут же, на столе, заполнив протокол и дав расписаться, стараясь не глядеть на скрюченную фигуру Макара, тихо извинился за возникшее недоразумение, и, пожелав всего доброго, направился к выходу, про себя матеря несносную старуху. Макар догнал Кондратова у дверей. Тот, уже в дверях, обернулся.
– Макар Васильевич, это, конечно, не моё дело, но вы бы убрались, а то вон стекло по всему полу разбросанно, вам так и пятки заклеивать придётся.
– Да, конечно, это у меня как раз перед вашим приходом зеркало разбилось.
Кондратов недоверчиво покосился на останки зеркала и вежливо поинтересовался:
– Извините, а почему чёрное?
– Да оно такое и было, знаете ли… – Макар судорожно придумывал, каким может быть чёрное зеркало, и, не найдя ничего лучшего, ляпнул: декоративное.
– Ну да, понимаю… – хотя по лицу старлея было видно, что он ничего не понял. – Ну ещё раз всего хорошего, извините, если что не так, работа такая.
– Ничего, я понимаю, – сказал Макар и протянул старлею руку, которую тот крепко пожал.
Видя, что результат вызова полиции (по привычке называемой ею милицией) не оправдал её надежд и Макара Чурова не увозят в наручниках в тюрьму, Клавдия Ивановна Фазанова решила ретироваться с поля боя на свою территорию. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как её настиг праведный гнев старшего лейтенанта Кондратова.
– Гражданка Фазанова, между прочим, за ложный вызов и за клевету также ответственность имеется. В следующий раз, если вам, что-то почудится, вы уж точно выясните, что случилось, а потом в полицию звоните. Вам всё понятно?!..
– Дак милок, чё с меня взять, я ж старая совсем. Тут по телевизору один криминал кажуть, а чё мне одной с котом делать, я и смотрю. Ну а как раз про убивства показывали, а тут сверху звон, шум… Я на площадку-то вышла, слышу, к Чурову Макару в дверь ломятся, весь звонок оборвали, а он не открывает. Ну, думаю, не моё дело. А он – кивок в сторону Макара – как заорёть, у меня аж сердце зашлось. Знаете, у меня ведь сердце слабое. Всех, говорить, переубиваю… и матом, матом кроеть не хуже моего мужа-покойника, царствие ему небесное…
– Всё, стоп. Хватит, – старлей уже не скрывал своего раздражения, – идите домой и хорошенько обдумайте, что я вам сказал.
Не говоря больше ни слова, он почти бегом спустился вниз. Вслед за ним, как верные оруженосцы, прогромыхали два сержанта. Клавдия Ивановна, притиснутая к стенке спускавшимися полицейскими, с достоинством одёрнула рукав кофты и, задрав нос, в ледяном молчании, которому позавидовал бы айсберг, продефилировала вниз.
Макар задумчиво посмотрел ей вслед: «Ай да соседка, Клавдия, свет Ивановна, хотела насолить, а вышло-то наоборот». Захлопнув дверь и стараясь не порезаться босыми ступнями об осколки, он прошлёпал на кухню, где сшиб подвернувшуюся под ноги табуретку, но даже не заметил этого. Остановившись посредине, Макар в волнении сжимал и разжимал кулаки. Это что же получается, он не такой уж и псих?! Старлей видел, что осколки зеркала чёрного цвета. Чёрного! Значит, даже если предположить, что тёмный луч ему привиделся (в чём сейчас он сомневался), то зеркало, действительно, изменило цвет и разлетелось вдрызг… Да и соседка слышала, что ему звонили в дверь. По крайней мере, это два подтверждённых факта, с остальным ещё предстояло разбираться.
Тут его блуждающий взгляд наткнулся на кленовый лист, который лежал на столе рядом с ключом от детской. «Когда я его туда положил?»
Макар поглядел на него, и ему вспомнилось одно место на берегу протекавшей недалеко от города реки, где они любили гулять втроем. Там, где берег заканчивается небольшим обрывом, рос красавец клён, широко раскинувший свои руки-ветви, на которых пели свою тихую песню тысячи отражений этого листа, одиноко лежащего сейчас на столе. «А не прогуляться ли мне к нему, глядишь, на свежем воздухе в голову придет что-либо путное», – подумал Макар и, прихватив со стола кленовый лист, направился к выходу из кухни. Почти переступив порог, он неожиданно для себя развернулся к раковине и с мстительным удовольствием затянул вентиль. «А нечего мне на больные мозги капать!»
Процесс одевания немного затянулся. Если футболка с толстовкой нашлись сразу, то носки никак не хотели собираться в пару. Наконец, преодолев это препятствие, Макар обулся в кроссовки, накинул куртку и вышел из квартиры.
Звук хлопнувшей двери гулко отразился от стен пустой квартиры, мячиком проскакал по коридору и в испуге замер перед открывшейся дверью детской, где затаилась пыльная тишина. Раздавшийся шёпот не могло уловить даже самое чуткое человеческое ухо, в отличие от животных, которые хотя и не могли его слышать, прекрасно его чувствовали. Любимый полосатый кот Клавдии Ивановны, Семён, сорвался с рук хозяйки, сильно оцарапав её, и взлетел на верх шкафа. Забившись в дальний угол среди пыльных пакетов, он, выгнув спину со вставшей дыбом шерстью, издал протяжный, тоскливый вой. На все увещевания пенсионерки бедное животное ещё глубже забивалось в пакеты, остервенело шипя. На седьмом этаже, как показалось хозяевам, ни с того ни с сего протяжно, как по покойнику, завыла собака. Все животные в доме словно взбесились. Нечто, появившееся на краткое время в нашем мире, отбросило свою холодную тень, лёгшую на осколки зеркала. Подогреваясь изнутри силой произнесённых слов, они, растаяв, превратились в чёрные капли, начавшие медленное движение по кругу, всё убыстряя и убыстряя свой бег. В конце концов они превратились в маленький чёрный вихрь, которому не были преградой ни расстояния, ни толстый бетон перекрытий. Чёрный смерч притягивала тёмная энергия людских душ. И в этом ничто не могло сравниться с квартирой на десятом этаже, слева от лифта. Она, как магнит, притягивала к себе воронку. Растаяв в коридоре квартиры 51 на четвёртом, она остановила свой дьявольский танец шестью этажами выше. На месте осколков зеркала возникли чёрные, как глаза ворона, бусины, в центре каждой мерцал кровавый огонёк. Вся живность, бесновавшаяся в доме, неожиданно успокоилась, словно ничего и не было. Эхо от слов, растворившись в пустоте квартиры Макара и невидимым облаком опустившись на вещи, висевшие в прихожей на десятом, стало терпеливо ждать… ждать оно могло долго, очень долго…
…Минут двадцать прошло после того, как Макар пришёл к подножию старого клёна и под его сенью просматривал диафильмы своих воспоминаний. Всё случившееся с ним сегодняшним утром, после пробуждения, убеждало его, что пришедшая ранее мысль о реальности некой силы, перевернувшей всю их жизнь, очень близка к действительности. Макар не знал, почему эта сила выбрала их семью, была ли она причиной той аварии или возникла позже… и почему открыто проявила себя только год спустя после похорон, для того чтобы убить его. А может, он подошёл, сам не зная того, к черте, за которой открывалась причина всех его кошмаров, не дававших ни на секунду забыть о случившемся? Да и сами кошмары после сегодняшнего утра виделись теперь ему не просто ужасными снами, подталкивающими его к безумию, но и ответами на все его вопросы.
