– Поскольку это явно не конец, а иного прохода я не вижу, то, кажется, нам нужно туда прыгнуть, – констатировал Ричард. – Это проверка на выносливость и владение алхимией. Стихия воздуха поможет.

– Да, – кивнул Старатос.

И, вызвав вихрь вокруг своего тела, шагнул в провал первым.

То ли полёт и впрямь был долгим, то ли казался таковым – Ишке показалось, будто они летели час. Мимо проносились полосы сплошь из драгоценных камней – зелёные, синие, белые, фиолетовые, красные, жёлтые. Порой возникали те же цвета, которые уже появлялись, из чего следовало, что архитектор вряд ли ставил себе целью ни разу не повториться. О том, что полосы имеют рукотворное происхождение, свидетельствовала их одинаковая ширина, ровные и правильные линии краёв и то, как изящно осуществлялись переходы от одного оттенка к другому. Но вот, наконец, внизу показалось что-то иное. Туннель завершился, и они, очутившись в просторнейшей пещере – нет, зале, его тоже очевидно создали искусственно, – приземлились точно по центру круглой площадки, источающей слабый белый свет. Это было опасно – если бы у алхимиков силы закончились раньше, чем группа спустилась, то они бы упали и разбились. Ни слева, ни справа от площадки, ни даже под ней ничего не было – она попросту парила. Присмотревшись, Старатос первым распознал бледный настолько, что в не слишком-то хорошем освещении залы становился почти незаметным, символ во всю платформу. Этот символ они все прекрасно знали, даже относительно далёкая от алхимических премудростей Ишка – точно такой же там, наверху, всегда позволял рельсам зависать над пропастями и пустотой, свободно и безопасно пропуская поезда, везущие сколь угодно тяжёлый груз.

На равном расстоянии от центра и друг от друга располагались три статуи монахов в длинных рясах и капюшонах. Каждый держал перед собой свечу, но эти свечи были только частью композиции – тоже выточенные из камня, а вместо пламени – рубины, которым придали определённую форму.

– Что такое вера? – одновременно спросили они.

Их голоса рокотали в сознании смертных, будто горный обвал. Даже просто терпеть это давалось тяжело, Ишке казалось, что её голова раскалывается, как гнилая тыква, по которой ударили ребром ладони.

Ишка замялась, Ричард тоже. Судя по внешности стражей – их проверяли на религиозное рвение, но ведь и подвох здесь тоже мог скрываться. Видимо, рассудив так же, Ганиш решила рассматривать ответ шире:

– Вера – это внутреннее убеждение, что следуешь правильным путём, не предаёшь себя и поступаешь по совести.

Едва лишь она договорила – как одна из статуй развалилась.

– Вера – это понимание, что внутри тебя и вообще каждого человека есть свет, как бы личность ни отказывалась от этого и ни скрывала его, и что будущее всегда имеет смысл, каким бы унылым и безнадёжным ни казалось сейчас, – продолжила Ишка.

– Вера – твой собственный внутренний судья, – тихо закончил Ричард.

Статуи грохнули об пол так же, как и все предыдущие. Прямо из ниоткуда за пределами круглой платформы одна за другой появились ступени огромной лестницы, каждая – со странным шелестящим звуком. На сей раз они вели не вниз, а вверх, впрочем, не очень высоко. Колоссальные ворота были видны даже оттуда, где стояла четвёрка испытуемых. Они источали такое сияние, как если бы вели прямиком в Рай. Но никто из тех, кто посетил сегодня это место, ни в какой Рай не хотел, их вполне устраивала банальная и грешная жизнь на земле.

Они шагали так осторожно, словно боялись, что вполне твёрдая и настоящая лестница внезапно пропадёт. Впрочем, осторожность им бы ничем не помогла – ухватиться было бы не за что, а допрыгнуть обратно до площадки они бы не смогли. Алхимический же обряд, позволяющий левитировать, как тот, благодаря которому они спустились, требовал некоторого времени и глубокого сосредоточения, его нельзя было осуществить, падая. Не просто так многие алхимики заранее припасали и компоненты, и руны, и энергию накапливали, чтобы можно было моментально использовать, но тащить на себе чрезмерный груз в бой было неразумно, а чрезмерное изобилие символов на теле и одежде приводило к тому, что они начинали путаться. Также неудобно было и то, что каждый алхимический знак, чем его ни рисуй, хоть клеймом на коже выжги, после одной, редко – двух активаций бесследно исчезал и больше не откликался на призыв.

Сияющие ангельски белые створки не открылись, когда Старатос их толкнул. Пришлось на них налечь – двоим на одну и двоим на вторую, чтобы они начали медленно и со скрипом подаваться. Им почудилось, что они провозились с неожиданной помехой вечность, а ведь она, вполне вероятно, вовсе и не была запланирована как одно из официальных препятствий, всего-навсего прелюдия к таковому.

Внутри оказалось темно, хоть глаз выколи, и только когда первый из четвёрки переступил порог, на стенах багровым пламенем зажглись факелы. Вся обстановка выглядела так, словно предназначалась для призыва кого-то могущественного, но нечистого и проклятого, невесть из какого запределья мироздания. Кого-то, кто мог проглотить всю известную им реальность одним махом и не поперхнуться.

– Внушительно, ничего не скажешь, хоть бал-маскарад в честь Ночи Усопших объявляй, – Старатос придавал своему голосу всю возможную беспечность, но было заметно, что он встревожен и напряжён.

Во время Ночи Усопших все одевались либо в разного рода мертвецов – утопленников, удавленников, отравленных, встретивших как естественную, так и насильственную смерть. Кроме того, праздник допускал обличья всевозможной нечистой силы из мифов и легенд.

Но тут-то Ричард вздрогнул и нервно обернулся. Даже Старатос и стоическая Ганиш не удержали на лицах маску спокойствия и сосредоточенности. Огромные створки за их спинами, те самые, что они с таким трудом открыли, на удивление быстро захлопнулись.

Сами собой.

Пол заходил ходуном, так, словно там шевелилось нечто громоздкое и неповоротливое. В нескольких метрах перед ними, проламывая чёрный мрамор, вынырнула необъятная пасть, вкруговую щетинясь длинными и острыми зубами. Ишка, на которую был направлен первый удар существа, кинувшегося словно бы совсем вслепую, едва успела увернуться.

Глава 13

Кто бы сомневался, что экзамен на боевую мощь им тоже придётся выдержать. Ричард швырял в монстра огненными бумерангами, Ганиш манипулировала гигантскими призрачными зелёными лапами, а Старатос выпускал странные фиолетовые спирали. Ишка раз в несколько секунд стреляла ослепительно белоснежными лучами. И всё это даже не царапало тварь, она легко ныряла обратно в пол, который тут же сходился вновь и становился гладким, словно и не вылезала из него чудовищная злобная махина, или же принимала их атаки на броню, на которой даже пятен копоти в тех местах, где в неё врезались удары, не оставалось. Возникало впечатление, что она издевается над ними, потому что её странное утробное рычание напоминало своеобразный звериный хохот. Кроме того, поливать бестию беспрерывно не получалось ещё и потому, что она то и дело бросалась на них прыжком, и приходилось уворачиваться, хотя Старатос и Ганиш чаще поднимали защитные барьеры, об которые монстр ударялся и не причинял им никакого вреда, хотя и отталкивал всякий раз назад. Вторым сюрпризом, преподнесённым тварью, оказался её шипастый хвост, от которого сотрясалось, кажется, всё подземелье. Непонятно было, имелся ли у бестии разум. Впрочем, вряд ли – ею двигал, скорее, инстинкт, нежели понимание, и металась она слишком беспорядочно для существа, умеющего мыслить.

Старатос выхватил из голенища сапога маленький кинжал и чуть-чуть надрезал себе ладонь. Кровью он начертил на полу круг, а в круге два равнобедренных треугольника, сходящиеся наподобие звезды. Обряды, связанные с использованием крови, как своей, так и чужой, не были популярны, чаще всего государственные алхимики осуждали их, хоть и не запрещали напрямую, но в подобных условиях чем уж богаты, тем и рады. Из пола, сначала как некая лишённая конкретных очертаний масса, но с каждым мигом обретая безупречную точёную форму, поднялся угловатый четырёхрукий безголовый голем и, следуя безмолвному приказу Старатоса, такому же отчётливому для него, словно был начертан на скрижалях, прыгнул на монстра, беспорядочно молотя тяжёлыми кулаками. Он несколько раз попал, оставив незначительные вмятины, но прежде, чем нанёс серьёзный урон, тварь разинула голодный рот и проглотила его целиком. После этого она исторгла волну рёва в сторону Старатоса, едва не заставив его ничком распластаться на полу.