– У всего есть цена. Он заплатил свою цену за ваше внимание, возможность дышать, видеть звёзды, попробовать пищу, коснуться снега. Что заставляет вас злиться?

– То, сколь многое он ещё не успел изведать – и теперь не сможет никогда, – ответил Ричард.

Хотя его точка зрения на большинство вещей не сходилась с мыслями людей, стоящих рядом с ним, он точно знал, что сейчас они солидарны. Именно поэтому они находились здесь, а не каждый там, где ему больше нравилось – Ишка в особняке, Старатос в лаборатории, Ганиш в библиотеке Анклава. Всех их вдохновлял одинаковый порыв, одна общая идея.

– Не забывайте, что именно вы решили сунуть досужие носы в его природу. Если бы вы не проверяли и просто приняли всё как есть, ваш ненаглядный Ванни жил бы сколь угодно долго. Он бы вырос, но никогда не постарел.

Глэдия смотрела на них с неприкрытой жалостью – такой, какую позволяет себе сытый и довольный лорд перед оборванным голодным нищим, ничуть не сомневаясь, что ему подобного испытать никогда не суждено.

– Чем переживать из-за несуществующего мальчишки, которого я просто выдумала, позаботились бы лучше о себе. Или об этом месте, оно заслуживает большего. Как много вам о нём известно? Почему выбрали именно это место, например? Что спрятано в основе фундамента? Отчего выбрали такую высоту и форму строения? Всё здесь не случайно, но вам, я уверена, невдомёк. Особенно королю. Если бы он понимал, что у вас в руках, он бы забрал здание Анклава и превратил бы в свою резиденцию.

– О чём ты говоришь? – помотал головой Ричард. Ему казалось, что Глэдия попросту сбивает их с толку и отвлекает.

– Силовой узел. Средоточие стихий. Отсюда можно с невообразимой даже большинству алхимиков лёгкостью манипулировать любой из них. А внизу, у нас под ногами, лежит самый его центр, подобный спящему многие века вулкану. Вы во всех ваших исследованиях так и не коснулись его, и неудивительно – древние создатели запечатали великого древнего, насильно погрузили в бездеятельность. Они умели переплетать нити энергии куда лучше, чем мы, и всё равно боялись его. И очень зря вы остаётесь такими невеждами. Будь у вас контроль над ним – разрушительная волна философского камня не оставила бы на Эсканолле и царапины. Предтеча хранит город, и, если бы кто-то спустился туда и направил его, мог бы преобразовать всю столицу. После того, как вы пренебрегли его безопасностью, вы, как и король, потеряли все права на него. Я справлюсь лучше.

Под её ногами покоился огромный великолепный левиафан, чудовище, на чьей спине мог бы держаться весь мир – как некая центральная точка сборки, рычаг, которым можно сдвинуть что угодно, повлиять на всё остальное в этом мире. Глэдия упивалась изумительным ощущением присутствия чего-то столь безграничного, застывшего вне времени и пространства, плавно текущим сквозь неё. Казалось, сила плещется в ней до краёв, застывает в кончиках пальцев, обволакивает сердце.

– Так что же толкает вас мешать мне? Замшелые клятвы слабому правителю? Химера фальшивого правосудия, снедающая ваш разум?

– В тебе нет ни капли королевской крови, – неуверенно промолвил Ричард.

– Ты жестока, – добавил Старатос.

– Самовлюблённая тварь, – завершила Ишка.

– Что же, значит, самое время освежить порядок вещей, очистить старую кровь, занимающую престол, заменить её новой. И я бы назвала свой подход не жестокостью, а здоровой рациональностью.

– Не жестока? Тогда скажи, с какой целью ты напала на деревню? – Старатос сделал шаг вперёд, словно намереваясь схватить её за плечи.

– Я думала, что именно ты из всех людей меня поймёшь. Увы, но мир устроен так, что, если мы стремимся достичь чего-то действительно крупного и важного, приходится идти на жертвы.

– Я ошибался, и лишь благодаря этим людям рядом со мной и трагедии, что случилась с Эсканоллом, я понял, насколько горько заблуждался и как много чудовищных преступлений натворил! – будто защищаясь, воскликнул Старатос.

– Нет. Ты просто трус и бесхребетный слабак, – беспощадно отрубила Глэдия. – Раз уж ты зашёл настолько далеко, тебе стоило двигаться тем же путём до конца и воплотить свои мечты в реальность. Что же, раз тебе не хватило ума и храбрости, это сделаю я.

– Не сделаешь, – прозвучал спокойный и даже вполне дружелюбный голос от входа в залу.

Все обернулись. Скрестив руки на груди и широко расставив ноги, облачённый в подбитую белоснежным мехом пышную ало-золотую мантию, в проёме возвышался Его Величество.

– Думать о благе изменчивого большинства или избранного меньшинства, без тени сомнения ставить опыты на людях или колебаться перед тем, чтобы поднять руку даже на худшего из преступников, потому что слишком не приемлешь насилия, даже в целях естественной самообороны – две стороны одной монеты, две крайности, которым нельзя давать воли, если ты правитель. Всем нам сложно абстрагироваться от привязанностей и антипатий, мыслить беспристрастно, когда у нас есть личная заинтересованность в вопросе. Всем нам порой кажется, будто ни на кого нельзя положиться, даже тем, кто славится доверием к товарищам. И мы сбиваемся с верного направления, блуждая в потёмках, – всё так же флегматично и безмятежно продолжил король. – Продолжая сравнение с монетой – нужно, чтобы она всегда оставалась стоять на ребре, ни к чему не склоняясь. Суд над чем бы то ни было обязан всегда оставаться нелицеприятным.

–Нотации мне теперь читать вздумал? – рыкнула Глэдия, напоминая роскошную тигрицу. – Впрочем, хорошо, что ты сам заявился сюда. Мне не придётся тратить время на путь до дворца.

– Ты ведёшь себя как капризная девочка, не получающая прямо сию минуту всё, чего потребует. Это не лучшие качества для абсолютной властительницы, – без малейшей злости, но вполне строго сказал король.

– А ты разбаловал своих алхимиков, – возразила она. – До какого состояния ты довёл вверенный тебе город!

– Да, признаю, я несовершенен и грешен, как и совершенно любой человек, сколь высокий статус бы ни занимал, – с лёгкостью признал ничуть не задетый король. – Но я делаю всё, что могу, как и все, кого ты видишь здесь. Мы с тобой не враги, леди Глэдия. Мы можем продуктивно сотрудничать и вместе исправлять недостатки. Как свои, так и нашей столицы.

– Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия! – она подняла руку…

…и ничего не произошло. Глэдия осознала с обидной ясностью, что похожа на священника на амвоне или на актёра в театре, которые забыли слова, один – проповеди, второй – своей роли. Стоит с нелепо воздетой рукой, а на неё смотрят не иначе, как с жалостью.

Король обаятельно улыбнулся.

– Как раз-таки в том. Видишь ли… нынешняя венценосная семья не так просто главенствует в стране на протяжении стольких лет. Мало кому известно, что у нас, как и у многоуважаемого рода ди Гранелей, есть дар. В нашем присутствии нельзя использовать ни магию, ни алхимию. Хорошо ещё, что созданное до нашего прихода не перестаёт работать, иначе мы бы оказались в затруднительной ситуации. Кстати, так я и пережил инцидент с философским камнем, и все, кто находились около моего трона в тот день, тоже.

Глава 12

Ишка присутствовала на знаменательном событии, впервые за историю Анклава участвуя в совете алхимиков, не входя в их число. Впрочем, единственным исключением она не была. И, если Его Величество в своей столице был вхож всюду, где пожелает – маг Кватрон Хилл в число избранных не входил. Более того, колдовство в целом всё ещё было в Эсканолле под запретом, и он был жив лишь благодаря тому, что пользовался благоволением короля. Не сопровождай тот Его Величество по личному приглашению – алхимики никогда бы, хоть под пытками и страхом смерти, не впустили его. И, разумеется, он, не будь дурак, замечал, как они косятся. Кватрон не сказал бы, что это сильно его волнует – всё равно в присутствии короля эти выскочки пальцем его не тронут. Наглости не хватит.

Куда большим парадоксом и иронией судьбы выглядело то, что Кватрон был здесь рядом с отцом. Его известили, что Старатос тоже приглашён, и Ишка, признаться, не сомневалась, что он избежит любого повода пересечься с человеком, которого ненавидел… но то ли прошло достаточно времени, чтобы эмоции улеглись, либо Кватрон поставил дело превыше чувств. Он пришёл – и даже не выказывал ни малейшего негатива от того, что кресло Старатоса расположено сразу по правую руку от него.