Линли повернулся в сторону кухни, к двери, к спасению. И в этот момент ожила его рация.

— Приближается автомобиль, инспектор. Медленно. С запада.

— Выключить свет, — приказал Линли. Нката быстро повиновался.

— Инспектор? — прохрипела рация.

— Оставайтесь на месте.

За столом шевельнулась Коррин.

— Робби? Это Робби?

— Уведите ее наверх.

— Я не хочу… — начала она.

— Уинстон.

Нката поднял ее со стула.

— Сюда, миссис Пейн.

Она вцепилась в спинку стула.

— Вы ничего ему не сделаете, — сказала она. — Он мой мальчик. Не причиняйте ему вреда. Прошу вас.

— Уведите ее отсюда.

Когда Нката подвел Коррин к лестнице, свет автомобильных фар скользнул по стене столовой. Все громче рокотал мотор приближавшейся машины. Затем, чихнув, мотор заглох. Линли скользнул к окну, слегка сдвинул штору.

Автомобиль остановился вне поля зрения Линли, позади дома, где кухонная дверь по-прежнему стояла открытой. Линли тихо обошел стол и направился туда. Выключил рацию. Прислушался к звукам снаружи.

Открылась дверца автомобиля. Прошло несколько секунд. Затем тяжелые шаги стали приближаться к дому.

Линли быстро очутился у двери, отделявшей столовую от кухни. Совсем близко послышался низкий, утробный стон, резко оборвавшийся, словно кому-то грубо зажали рот. Линли ждал в темноте, держа руку на выключателе. Увидев на ступеньках неясную фигуру, он щелкнул выключателем — помещение залил свет.

— Господи! — вскрикнул Линли и позвал Нкату: на пороге, привалившись к косяку, стояла сержант Хейверс.

На руках у Барбары лежал ребенок. Глаза у нее заплыли, лицо было в ссадинах, синяках и в крови. Кровь пропитывала спереди ее тусклый пуловер. Брюки сверху и до колен тоже были заляпаны кровью. Барбара искоса взглянула на Линли, повернув к нему свое расквашенное лицо.

— Черт побери, — проговорила она распухшими губами. Один зуб у нее был выбит. — Вы не очень-то спешили.

Нката ворвался в столовую и остановился как вкопанный при виде Хейверс, прошептал:

— Боже правый!

— Вызовите «скорую помощь», — бросил ему через плечо Линли, а у Хейверс спросил: — Что мальчик?

— Спит.

— Вид у него неважный. У вас обоих неважный вид.

Она улыбнулась, потом сморщилась.

— Парень нырнул в сточную воду за моей монтировкой. Он как следует приложил Пейна. Даже четыре раза приложил. Крепкий мальчик. Только после такого купания ему, наверное, нужно сделать прививку от столбняка. Там жуткая грязища. Рассадник всех известных человечеству болезней. Это в настоящем склепе. Понимаете, с настоящими гробами. В старом замке. Я знаю, что должна была подождать, но когда он поехал и никто за ним не последовал, я подумала, что лучше…

— Хейверс, — прервал ее Линли. — Молодец. Он забрал у нее мальчика. Лео шевельнулся, но не проснулся. Хейверс сказала правду: ребенок с ног до головы был облеплен грязью и тиной. Уши словно поросли мхом, ладони были черными, волосы зелеными. Но он был жив. Линли передал его Нкате.

В присутствии врага

— Позвоните родителям, — сказал он. — Сообщите им.

Нката вышел.

Линли повернулся к Хейверс. Она так и стояла у косяка. Он помог Барбаре сдвинуться с места, повел в столовую, где все еще было темно, усадил.

— Он сломал мне нос, — прошептала Барбара. — И много чего еще. Очень болит грудь. Наверное, сломаны ребра.

— Простите, — произнес Линли. — Барбара, ради бога, простите.

— Лео его огрел, — сказала она. — Оглушил напрочь.

Линли присел перед ней на корточки, осторожно промокнул лицо Барбары носовым платком, очистил его от крови, но кровь снова выступила. Где же эта чертова «скорая»?

— Я-то знала, что на самом деле ему безразлична, — сказала Барбара. — Но я ему подыграла. Мне показалось, что так будет правильно.

— Да, так было правильно, — согласился Линли. — Вы были правы.

— И под конец я расквиталась с ним по его собственному рецепту.

— Как? — спросил Линли.

Она усмехнулась и поморщилась от боли.

— Заперла его в склепе. Подумала: поглядим, как ему понравится сидеть в темноте. Выблядок.

— Да, — сказал Линли. — Именно выблядок.

Она не поехала в больницу, пока не убедилась, что они поняли, где его искать. Даже не позволила санитарам заняться ею, пока не нарисовала для Линли карту. Карандашом она водила, держа его обеими руками.

Она кашлянула, и на губах у нее запузырилась кровь. Линли забрал у нее карандаш и сказал:

— Я понял. Я его привезу. А вам сейчас нужно в больницу.

— Но я хочу быть там, чтобы все видеть, — заявила она.

— Вы свое дело сделали, — сказал Линли.

— Тогда что теперь?

— Теперь вы возьмете отпуск. — Он сжал ее плечо. — Вы его более чем заслужили.

Барбара просто сразила его своим совершенно убитым видом.

— Но что вы… — начала она и осеклась, словно испугалась, что расплачется, если закончит фразу.

Что она имела в виду? — удивился Линли. Что он — что? И тут, когда к ним вернулся Уинстон Нката, он понял.

— Дозвонился до родителей, — сообщил им констебль. — Они уже едут. Как дела, сержант?

Хейверс не отрывала взгляда от высокого констебля-детектива. Линли сказал ей:

— Барбара, все остается по-прежнему. Вы едете в больницу.

— Но если возникнет дело…

— Им займется кто-нибудь другой. Мы с Хелен женимся в эти выходные. Меня тоже не будет в Ярде.

Она улыбнулась.

— Женитесь?

— Окончательно и бесповоротно. Наконец-то.

— Черт побери, — проговорила она. — За это следует выпить.

— Мы выпьем, — отозвался Линли. — Но не сегодня.

Линли нашел Робина Пейна там, где, по словам сержанта Хейверс, она его оставила — в мрачном склепе под церковью на территории замка Силбери-Хьюиш. Он сидел, скорчившись, в углу, как можно дальше от серых свинцовых гробов, прикрывая голову руками. Когда констебль Нката направил на него свет фонаря, Пейн поднял голову, и Линли испытал первобытное удовлетворение при виде его ранений. Хейверс и Лео отплатили ему почти сполна. Все лицо Пейна было в синяках, царапинах и ссадинах, волосы испачканы кровью. Один глаз заплыл целиком.

— Пейн? — позвал его Линли.

В ответ констебль, поморщившись, поднялся, вытер губы тыльной стороной сжатой в кулак руки и сказал:

— Пожалуйста, вызволите меня отсюда. Меня заперли здесь какие-то хулиганы. Они остановили меня на дороге и…

— Я напарник сержанта Хейверс, — перебил его Линли.

Эти слова заставили молодого человека замолчать. Мнимые хулиганы — годные для истории, которую он сочинял с тех пор, как его оставила здесь Хейверс, — в мгновение ока испарились. Он передвинулся поближе к стене склепа и через несколько секунд произнес удивительно уверенным, учитывая его положение, тоном:

— В таком случае, где моя мама? Я должен с ней поговорить.

Линли велел Нкате официально предупредить Пейна, что все им отныне сказанное может быть истолковано против него. Другому констеблю — из Амсфордского отделения — передать по рации, чтобы в участке их ждал врач. Пока Нката говорил, а другой полицейский отправился выполнять распоряжение, Линли рассматривал человека, который уничтожил и разбил жизни стольких людей, которых никогда не видел.

Лицо Пейна, хоть и израненное, не утратило выражения — лживого выражения — юношеской невинности. Эта мнимая невинность в сочетании с маскировкой, которую никакой здравомыслящий наблюдатель не посчитал бы маскировкой, сослужила ему хорошую службу. В своей форме констебля, которую он носил до поступления в Амсфордский отдел по расследованию убийств, он прогнал Джека Беарда из переулка в Кросс-Киз-клоуз в Мэрилебоне, и никто не принял его за похитителя, расчищавшего территорию перед нападением на свою жертву. В той же самой форме, с тем же самым невинным лицом, излучая добрые намерения, он уговорил Шарлотту Боуэн — а позднее Лео Лаксфорда — поехать с ним. Он знал, что детям с пеленок внушают, что они не должны разговаривать на улице с незнакомыми людьми, но еще он знал, что детей также учат доверять полиции. А у Робина Пейна было лицо, созданное для того, чтобы вызывать доверие. Линли разглядел это, несмотря на раны.